связывающая мои внутренности, оборвалась, и в груди стало пусто.
было становиться в трагическую позу, спекулировать своими горестями. Хорошо
ли, плохо ли, но это была маска, которую я сам себе выбрал. Лицо, к которому
я наконец пришел после многомесячных экспериментов. Если я недоволен, то
лучше самому и переделать по своему усмотрению. Но если вопрос не в том,
хорошо или плохо она сделана, что же мне тогда предпринять? Смогу ли я потом
безропотно признать, что это мое лицо, и безоговорочно принять его? И тогда
я почувствовал, что эта опустошенность, от которой я совсем пал духом, была
вызвана не столько растерянностью перед новым лицом, сколько безысходностью
исчезновения, будто я увидел, как мой собственный образ укрывается от меня
под шапкой-невидимкой. А если так, удастся ли мне, осуществить дальнейшие
планы?
может быть, напрасно я сразу же попытался засмеяться. Жизненные
обстоятельства вызывают повторение тех или иных выражений лица, и они
застывают, например, в виде морщин, в виде складок. Постоянно улыбающееся
лицо привыкает к естественной улыбке. И наоборот, сердитое лицо привыкает к
сердитому выражению. Но на моей маске, как на лице новорожденного, не
запечатлелось ни одного годичного кольца. Как бы ни улыбался ребенок, надев
лицо сорокалетнего, он будет похож на оборотня. Конечно! Обязательно!
Поэтому первое, что я включу в план после того, как укроюсь в своем убежище,
- приучить маску к морщинам. Если мне это удастся, маска станет мне родной и
удобной. Я, в общем, с самого начала предполагал нечто подобное, и поэтому
сейчас не было никаких оснований для отчаяния. Так, ловко подменив один
вопрос другим, я не только не обратил внимания на уколы совести, но,
наоборот, постепенно увязал все глубже и глубже.
x x x
свои записки. Где же это я уклонился в сторону?.. Да, конечно, когда остался
один и начал разматывать бинты... Ну что ж, продолжу теперь с того самого
места.
приучить маску к морщинам. Никаких особых приспособлений не требовалось -
это была огромная, кропотливая работа, для которой нужно было собрать всю
свою волю, выдержку, внимательность.
носа. Я плотно вставил в ноздри трубки, прикрепил к деснам загубники маски,
затем, легонько похлопывая, плотно прижал ее к носу, щекам и подбородку,
внимательно следя за тем, чтобы нигде не было складок. Подождав, пока маска
пристанет к лицу, я стал прогревать ее инфракрасной лампой и, поддерживая
определенную температуру, повторял одно и то же мимическое движение.
Материал, из которого была сделана маска, имел такое свойство, что, когда он
нагревался выше определенной температуры, эластичность его резко снижалась и
поэтому в направлении, заранее приданном материалу, то есть вдоль линий
Лангера, естественно образовывались морщины, соответствующие тому или иному
выражению лица.
представлены следующим образом:
и деликатное явление, как выражение лица, только на эти основные элементы.
Но если смешивать их на палитре в разных комбинациях, удастся получить любые
оттенки. Как ты понимаешь, проценты указывают на частоту того или иного
выражения лица. Короче говоря, я вообразил себе человека такого типа, у
которого выражение эмоций протекает примерно в такой пропорции. Конечно,
если бы меня спросили, что принято мной за критерий, я затруднился бы сразу
ответить. Просто я поставил себя в положение соблазнителя и, представив себе
сцену, в которой я стою перед тобой, символизирующей других людей, взвешивал
одно выражение лица за другим. Как дурак, я все снова и снова то плакал, то
смеялся, то злился, и так до утра. Поэтому на следующий день я проснулся
только под вечер. Щели в ставнях пропускали лучи света, будто проходившие
сквозь красное стекло. Кажется, пошел долгожданный дождь. Но настроение
нисколько не улучшилось, усталость, терпкая, как настоявшийся чай, сковала
все тело. Особенно жгло и болело в висках. И не случайно. Больше десяти
часов я беспрерывно двигал мимическими мускулами.
предела напрягал нервы - когда смеялся, то смеялся по-настоящему, когда
злился, то злился по-настоящему.
должно было глубоко врезаться в поверхность моего нового лица, как герб, не
терпящий никаких исправлений. И если бы я все время фальшиво улыбался, на
моей маске навсегда сохранилась бы печать лица, способного лишь на
искусственную улыбку. Поэтому, какими бы моментальными ни были отпечатки, я
не мог не относиться к ним со всей серьезностью, поскольку они будут
запечатлены маской как история моей жизни.
Она воспалилась оттого, что инфракрасной лампой я стимулировал потовые
железы, а клейким составом забил поры. Это, несомненно, плохо повлияло и на
келоиды. Но ничего более страшного, чем то, что уже случилось, произойти не
могло, и вряд ли стоило проявлять излишнее беспокойство. Мертвому
безразлично, кремируют его или погребут.
То, что нужно было исправить, я исправил, все пришло в норму, и на третий
день я решил сделать попытку поужинать в маске. Когда-нибудь я должен буду
столкнуться с такой необходимостью, и поэтому нет ничего лучше, как испытать
сейчас все на практике. Так создам же я условия самые что ни на есть
натуральные. После того как клейкий состав достаточно застыл, я взъерошил
волосы и прикрыл ими края маски, надел очки с затемненными стеклами, чтобы
граница маски вокруг век не бросалась в глаза, и вообще сделал все
приготовления, будто собирался выйти из дому.
поставил на стол оставшиеся от вчерашнего ужина консервы и хлеб и,
представляя себя в ресторане или еще в каком-нибудь зале, где я ем вместе со
множеством людей, медленно поднял голову и взглянул в зеркало.
движению моего рта, начал жевать хлеб. Когда я ел суп, он тоже его ел. Наше
дыхание совпадало, и это выглядело очень естественно. Чужие губы и
притупившиеся нервы не позволяли по-настоящему почувствовать вкус пищи,
мешали жевать, но, если привыкнуть, можно об этом забыть, как забывают о
вставных зубах. Только вот из углов рта стекали капли слюны и соуса, и я
понял, что за этим нужно все время следить.
охватило чувство какой-то удивительной гармонии - возбуждения, смешанного с
умиротворенностью. Появилась острота восприятия, я испытал опьянение, будто
принял слишком большую дозу снотворного и оно сразу начало действовать.
Может быть, моя скорлупа где-то треснула? Некоторое время мы смотрели друг
на друга - он улыбнулся первым, я улыбнулся в ответ, а потом, не встретив
никакого сопротивления, впился взглядом в его лицо. Мы мгновенно слились, и
я стал им. Не думаю, чтобы это лицо мне особенно нравилось, но вместе с тем
не похоже, чтобы и не нравилось, - во всяком случае, теперь я стал
чувствовать, мыслить этим лицом. Все шло настолько хорошо, что даже я сам,
прекрасно знавший о своей подделке, сомневался, существовала ли подобная
подделка на самом деле.
побочные явления оттого, что залпом хлебнул слишком много? Я отошел назад на
пять-шесть шагов и прищурился. Уловив момент, когда я выглядел особенно
неприятным, широко открыл глаза. Но лицо по-прежнему, с постоянством
камертона продолжало излучать все ту же улыбку. Вроде бы никакой ошибки. Как
ни считай, я, кажется, помолодел не меньше чем лет на пять.
резонерствовал я, будто не нужно особенно стесняться, будто кожа лица не
имеет никакого отношения к характеру человека, только потому, что сам был
скован предубеждением? По сравнению с обиталищем пиявок или маской из бинтов
теперешняя маска из синтетической смолы гораздо больше похожа на живое лицо.
Если первая - декоративная дверь, нарисованная на стене, то эту можно
сравнить с широко распахнутой дверью, через которую льется солнечное тепло.
громче, приближались. И когда они приблизились ко мне вплотную, оказалось,
что это мое сердце. Открытая дверь торопит меня.
x x x