Чтение 18–й страницы книги ~Вероника решает умереть~

У Мари никогда не возникало мыслей о самоубийстве. Наоборот, когда пять
лет назад в том же кинотеатре, где она была сегодня, ее просто потряс фильм
об ужасающей нищете в Сальвадоре, она впервые задумалась о том, какой
бесценный дар - ее собственная жизнь. Теперь, когда дети уже повзрослели и
определились в профессиональном отношении, она решила бросить бесконечно
скучную службу адвоката и посвятить остаток своих дней работе в гуманитарной
организации. В стране изо дня в день ширились слухи о предстоящей
гражданской войне, но Мари в это не верила: Европейское Сообщество ни за что
бы не позволило разразиться новой войне у самого своего порога.

На другом же краю мира трагедий было хоть отбавляй. И среди этих
трагедий был Сальвадор, где дети голодали на улицах и были вынуждены
заниматься проституцией.

- Какой ужас, - сказала она мужу, сидевшему рядом в кресле.

Он кивнул в знак согласия.

Мари давно уже собиралась поговорить с ним, и сейчас, похоже, был
подходящий момент.

Ведь у них уже было все, чего только можно пожелать от жизни:
образование, прекрасный дом, высокооплачиваемая работа, замечательные дети.
Почему бы теперь не сделать что-нибудь ради ближнего? У Мари были связи в
Красном Кресте, и она знала, что во многих уголках мира крайне необходима
помощь добровольцев.

Она так устала бороться с бюрократами и судебными исками, не имея
возможности помочь людям, которые нередко тратили годы своей жизни на
решение проблем, не ими созданных. Работа же в Красном Кресте приносила бы
непосредственные и зримые результаты.

Она решила, что после киносеанса сразу же пригласит мужа в кафе и там
обсудит с ним эту идею.

На экране показывали какого-то сальвадорского правительственного
чиновника, который с самым смиренным видом каялся в допущенной им
оплошности, и вдруг Мари почувствовала, что сердце колотится как
сумасшедшее.

Она тотчас сказала себе: ничего страшного. Наверное, ей просто стало
душно от спертого воздуха в зрительном зале. Если не станет лучше, можно
выйти отдышаться в вестибюль.

Но новости на экране шли своим чередом, а сердце колотилось все сильнее
и сильнее, и тело покрылось холодным потом.

Теперь она по-настоящему испугалась и попыталась сосредоточиться на
фильме, стараясь отогнать страх. Однако следить за происходящим на экране
было все труднее. Мелькали кадры, и Мари казалось, что она вошла в
совершенно иную реальность, где все чуждо, нелепо, неуместно, - в мир, где
она никогда ранее не бывала.

- Мне плохо, - сказала она мужу.

Она с трудом решилась-таки произнести эти слова - ведь это означало
признать, что с нею в самом деле что-то не в порядке. Но тянуть она больше
не могла.

- Наверное, надо выйти, - ответил муж. - Ну-ка, идем.

Помогая Мари подняться, он обнаружил, что ее рука холодна как лед.

- Я не смогу добраться до выхода. Пожалуйста, скажи, что со мной такое?

Муж испугался. Ее лицо было в поту, а глаза лихорадочно блестели.

- Успокойся. Я позову врача.

Мари охватила невыносимая паника. Слова сохраняли смысл, но все
остальное - этот кинозал, погруженный во мрак, зрители, сидящие локоть к
локтю и словно загипнотизированные светящимся экраном, - все обрело какой-то
зловещий подтекст. Она была уверена, что жива, могла

даже потрогать жизнь, которая ее окружала, словно та была чем-то
твердым. Никогда ранее с ней подобного не происходило.

- Не бросай меня здесь одну. Я сейчас встану, я выйду вместе с тобой.
Только иди помедленней.

Поднявшись с кресел, они стали пробираться в конец ряда, к выходу.
Теперь сердце Мари колотилось так, что, казалось, готово было выскочить из
груди, и она не сомневалась, что вот сейчас, вот здесь, в этом зале, и
закончится ее жизнь. Все ее движения и жесты, все, что бы она ни делала, -
едва передвигала ноги, бормотала "разрешите", "извините", судорожно цепляясь
за руку мужа и хватая ртом воздух, - все это казалось чем-то механическим и
ужасало.

Ни разу в жизни она не испытывала такого страха. Вот здесь я и умру,
прямо в зале.

В голове стучала одна-единственная мысль - жуткая догадка: много лет
назад одна из ее знакомых умерла в кинотеатре от инсульта.

Мозговая аневризма подобна бомбе замедленного действия. Происходит
небольшое расширение кровеносных сосудов, напоминающее образование воздушных
полостей в износившихся автопокрышках; с этим человек может жить долгие
годы, и никто не подозревает ни о какой аневризме, пока она вдруг сама не
обнаружится, например, при рентгеноскопии мозга или во время самого разрыва.
Тогда все заливается кровью, человек сразу же входит в кому и обычно вскоре
умирает.

Пока Мари, как сомнамбула, двигалась к выходу, из головы не выходила
мысль о покойной подруге. При этом Наиболее странным было то, как нынешний
приступ подействовал на восприятие: казалось. Мари перенеслась на другую
планету и словно впервые видела привычные вещи.

И - необъяснимый, невыносимый страх, паника оттого, что ты одна на
чужой планете. Смерть.

Нужно немедленно взять себя в руки. Убедить себя, просто сделать вид,
что все в порядке, и все будет в порядке.

Она героическим усилием воли попыталась успокоиться, как будто ничего
не произошло, и чувство заброшенности в пугающе чуждый мир, кажется, начало
отступать. Эти несколько минут были самыми страшными минутами в ее жизни.

Однако когда они выбрались в залитое светом фойе, паника вернулась.
Краски были слишком яркими, уличный шум, казалось, раздирал уши, все
представлялось совершенно нереальным. Мари механически отметила одну
странную особенность: поле зрения сузилось до области вокруг
болезненно-резкого фокуса в его центре, а все остальное словно утонуло в
тумане.

Она знала: все, что она видит вокруг себя, - не более чем зрительный
фантом - сама условность, сама иллюзия, созданная внутри ее мозга
электрическими сигналами Посредством световых импульсов, проходящих сквозь
два

стеклянистых тела, которые почему-то называются "глаза".

Нет. Никак нельзя об этом думать. Если дать себя увлечь таким мыслям,
можно просто сойти с ума.

К этому моменту страх перед возможной аневризмой уже прошел. Мари
все-таки выбралась из кинозала живой, тогда как подруга даже не успела
двинуться с кресла.

- Я вызову скорую, - сказал муж, с тревогой вглядываясь в
мертвенно-бледное лицо и обескровленные губы жены.

- Лучше такси, - попросила она, вслушиваясь как бы со стороны в
произносимые ею звуки и ощущая каждую вибрацию голосовых связок.

Попасть в больницу означало бы признать, что дела ее действительно
плохи, а Мари была исполнена решимости до последней минуты бороться за то,
чтобы все вернулось к норме.

Они вышли на улицу. На морозном воздухе она понемногу стала приходить в
себя, однако необъяснимый, панический страх остался. Пока муж, охваченный
тревогой, лихорадочно ловил такси, она опустилась на бровку, стараясь не
смотреть вокруг, потому что и проходящий автобус, и затеявшие игру
мальчишки, и музыка, доносившаяся из расположенного неподалеку парка
аттракционов, - все это казалось совершенно ирреальным, пугающим, кошмарным,
чужим.

Наконец появилось такси.

- В больницу, - сказал муж, помогая жене сесть в машину.

- Нет, ради Бога, домой, - взмолилась Мари. Ее страшила сама мысль
вновь оказаться неизвестно где, в совершенно незнакомом месте, ей отчаянно
хотелось чего-нибудь привычного, родного. Пока машина мчалась в сторону
дома, тахикардия пошла на убыль, а температура, похоже, начала возвращаться
к норме.

- Мне уже лучше, - сказала она мужу. - Просто, наверное, что-то не то
съела.

Когда добрались домой, мир снова стал таким, каким она его знала с
детства. Мари увидела, что муж взялся за телефон и спросила, куда это он
собирается звонить.

- Я собираюсь вызвать врача.

- Не нужно. Посмотри на меня, видишь - все уже в порядке.

У нее вновь был нормальный цвет лица, сердце билось как прежде, а от
недавнего страха не осталось и следа.

Всю ночь Мари металась в тревожном сне и проснулась в уверенности, что
в кофе, который они пили перед киносеансом, кто-то подмешал наркотик. Все
это, похоже, просто чья-то глупая и жестокая шутка, и она вознамерилась под
конец рабочего дня связаться с полицией и с нею наведаться в тот бар, чтобы
попытаться найти виновника.

На службе Мари разобрала несколько незавершенных дел, пытаясь с головой
окунуться в работу - в ней еще оставались отголоски недавнего страха, так
что нужно

было доказать самой, что вчерашнее больше не повторится.

С одним из коллег она начала обсуждать фильм о Сальвадоре и мимоходом
упомянула, что ей уже надоело целыми днями заниматься одним и тем же.

- Наверное, пора мне на пенсию.

- Вы у нас одна из лучших сотрудниц, - сказал коллега. - А
юриспруденция - из тех редких профессий, где возраст всегда только плюс.
Отчего бы вам не взять длительный отпуск? Я уверен, что вы вернетесь совсем
другим человеком.