Чтение 18–й страницы книги ~Рукопись Ченселора~

лекцию о том, как я должен защищать интересы своих авторов. Так что же там
случилось с твоим романом?

Питер устроился поудобнее на подушке и откашлялся.

Стараясь говорить спокойно, он произнес:

- Вчера, в четыре тридцать, посыльный с киностудии принес мне законченный
вариант сценария. Я и понятия не имел, что дело зашло так далеко.

- Ну и что?

- Они все перевернули с ног на голову. Я ничего подобного никогда не
писал.

Выдержав паузу, Морган мягко заметил:

- Ущемленное "я", Питер?

- О господи, вовсе нет! И ты прекрасно знаешь, что не в этом дело. Я не
хочу сказать, что сценарий плохо написан. Отдельные куски сделаны просто
здорово, все очень эффектно. Но лучше бы это не было так хорошо, потому что
все, что там написано, - ложь!

- Джош сказал мне, что они изменили название агентства...

- Они изменили все! - взорвался Ченселор и сразу почувствовал, как кровь
приливает к голове. Поморгав от боли, он закричал в трубку:

- По их сценарию правительство и его люди - настоящие ангелы. Они
руководствуются только чистыми, благородными помыслами. Грязными махинациями
занимаются... те, другие.

Таинственные личности, сеющие революцию и насилие. К тому же все они - о
господи! - говорят "с легким европейским акцентом". Они все переделали
по-своему. За каким чертом тогда надо было покупать право на экранизацию
моей книги?

- А что говорит Джош?

- Если честно, то очень смутно помню, что он сказал. Мне удалось поймать
его около полуночи по местному времени. В Нью-Йорке, наверное, было часа три
утра.

- Никуда не уходи из дома. Я поговорю с Джошем. Кто-нибудь из нас двоих
потом тебе позвонит.

- Хорошо. - Питер хотел было еще раз передать свои извинения жене Моргана
и распрощаться, но почувствовал, что издатель что-то недоговорил.

- Питер?

- Да?

- Предположим, Джош и я все уладим... Я имею в виду твой контракт со
студией. - Здесь нечего улаживать! - снова взорвался Ченселор. - Я им не
нужен.

Они не хотят принимать меня таким, какой я есть.

- Может быть, им нужно твое имя и они платят тебе именно за это?

- Я не торгую своим именем. Во всяком случае, тот фильм, который они
собираются делать, обойдется без меня. Я же говорю тебе, это будет прямо
противоположное тому, что я написал.

- А для тебя это важно?

- Как для автора - нет, черт побери! Но то, что они там наворочали,
противоречит моим убеждениям. А этим не бросаются.

- Я просто так поинтересовался. Может быть, ты уже готов начать книгу о
Нюрнбергском процессе? Питер рассеянно посмотрел на потолок:

- Пока нет, Тони. Скоро буду готов, но сейчас - нет. Мы с тобой об этом
позднее поговорим.

Питер повесил трубку, забыв еще раз извиниться перед женой Моргана. Он
лежал и думал о вопросах, которые задал ему издатель, и о своих ответах.

Только бы боль прошла! И хорошо бы избавиться от этого оцепенения. И то и
другое постепенно ослабевало, но иногда он все-таки чувствовал себя
прескверно.

И каждый раз в таком случае к нему возвращались воспоминания об
автомобильной катастрофе. Он снова видел слепящий свет настигавшего его
грузовика, слышал скрежет металла, звон разбитого стекла и крики... И опять
в нем загоралась ненависть к тому, кто, пригнувшись, на высоком сиденье
грузовика, промчался мимо во тьму штормовой ночи, убив Кэтрин и покалечив
его.

Ченселор сел на край кровати, свесив ноги на пол. Совершенно голый, он
ходил по комнате в поисках плавок. Для утреннего купания было уже
поздновато.

Солнце стояло высоко, день наступил. Питер почувствовал себя виноватым,
как будто нарушил какой-то важный ритуал. Но хуже всего было то, что в его
теперешней жизни ритуал заменил работу, и он это прекрасно понимал.

Обнаружив наконец лежавшие на стуле плавки, он собрался было надеть их,
как снова зазвонил телефон. Ченселор взял трубку.

- Питер, это Джошуа. Я только что целый час проговорил с Аароном
Шеффилдом.

- Он тебя, конечно, убедил. Кстати, извини меня за то, что я побеспокоил
тебя вчера вечером.

- Мы с тобой говорили не вечером, а сегодня утром, - мягко поправил
Питера его литературный агент. - Но это все пустяки, я понимаю, ты был
возбужден.

- Я был просто пьян.

- Ну и это тоже. Теперь о Шеффилде.

- Да, нам надо о нем потолковать. Надеюсь, вчера ты хорошо расслышал все,
что я говорил.

- Ну, знаешь! Наверное, во всем Малибу не найдется человека, который не
смог бы повторить слово в слово все, что ты орал в телефонную трубку.

- Ну и что думает по этому поводу Шеффилд? Имей в виду, я не отступлю ни
на шаг.

- Как раз на это ему начхать. У тебя нет достаточных юридических
оснований, чтобы возбуждать судебное дело. Им вовсе не нужно, чтобы ты
одобрил их сценарий.

- Это я и сам понимаю, по молчать не стану. Я дам интервью газетчикам,
потребую, чтобы мое имя не значилось в титрах, вероятно, даже подам в суд и
буду категорически настаивать, чтобы они изменили название фильма. Спорю,
что возбудить судебное дело против них можно.

- Сомневаюсь, Питер.

- Джош, но они ведь полностью изменили замысел моего романа. -Когда судья
узнает, какие тебе за это заплатили деньги, твои доводы на него вряд ли
подействуют.

Ченселор снова замигал и начал тереть глаза, пытаясь смягчить головную
боль. Потеряв терпение, он наконец дал выход своему гневу:

- Ты говоришь, что мои доводы на судью не подействуют? Хорошо, хватит об
этом. Конечно, я не Диккенс, описывающий гибель детей на фабриках с
потогонной системой. Ну ладно, что же делать?

- Хочешь откровенно?

- Ну, подобное начало ничего хорошего не предвещает.

- Не скажи. Может быть, из всех этой истории что-то хорошее и выйдет.

- Так, теперь я точно знаю: сейчас ты сообщишь нечто ужасное. Ну давай,
давай.

- Шеффилд и студия не хотят никакой шумихи вокруг фильма. Не в их
интересах, чтобы ты давал интервью и устраивал представления с
разоблачениями.

Они знают, что ты можешь это сделать, и не желают оказаться в
затруднительном положении.

- Вот как? Наконец мы дошли до существа дела. Все упирается в кассовый
сбор, в прибыль. Это - предмет их основной гордости, показатель их
достоинств.

Немного помолчав, мягким голосом, каким обычно утешают обиженного
ребенка, Харрис продолжал:

- Питер, дорогой, вся эта шумиха не повредит их кассовым сборам, не
уменьшит их доходы ни на один цент. Наоборот, ничто так не привлечет
внимания к фильму, не создаст вокруг него такого ажиотажа, как то, что ты
собираешься предпринять.

- Почему же тогда они волнуются?

- Потому что они на самом деле хотят избежать неприятностей.

- Для киношников неприятности такое обычное явление, что они научились их
не замечать. Я не верю, что причина в этом.

- Они готовы уплатить тебе всю сумму, причитающуюся по контракту, снять
твое имя с титров, если ты этого пожелаешь, но вот изменить название они,
конечно, не могут. Кроме того, тебя ждет добавочное вознаграждение, равное
половине той суммы, которую тебе выплатили за право экранизации.

- О господи! - Ченселор был ошеломлен: если верить Джошуа Харрису, он
должен получить еще около четверти миллиона долларов. - Но за что?

- За то, чтобы ты пошел на попятную и не поднимал шума вокруг
экранизации.

Питер не отрываясь смотрел на колышущиеся от ветра занавески. Во всей
этой истории было что-то темное, что-то безнравственное.

- Ты у телефона? - спросил Харрис.

- Подожди минутку. Ты говоришь, что скандал только увеличит их доходы. И
тем не менее Шеффилд готов заплатить любые деньги, лишь бы избежать его,
готов даже понести убытки. Это нелогично, - Ну, я не берусь анализировать
его поступки. С меня достаточно того, что я выяснил, какие он готов
заплатить деньги. Может быть, у него на этот счет свои принципы, - Нет,
Харрис. Я знаю Шеффилда, знаю, что он собой представляет. У него нет никаких
принципов... Послушай, Джош! - внезапно вскричал Ченселор. - Кажется, я
понял, в чем дело: у Шеффилда есть партнер, но не на студии, а в
правительстве. Ниточка тянется в Вашингтон! Только там могут так бояться
скандала. Как сказал когда-то один прекрасный писатель, замечательный
писатель, каким я никогда не стану, "они не выносят света дня"! Проклятие!
Вот в чем дело!

- Я тоже об этом подумал, - признался Харрис.

- Скажи Шеффилду, пусть подотрется своим дополнительным вознаграждением.

Меня это не интересует. На какое-то время Харрис опять замолчал.

- Придется мне сказать тебе кое-что еще. Шеффилд собрал высказывания о