небрежно, наспех и нечаянно С мысль пристроить и меня, хорошего, в ка-
койРнибудь подкомитет. Нет, не хапать, но служить делу. А подиРка послу-
жи, милый...
Даром не дают.
в зазор меж отдельными ее словами, видел как раз ту, теневую, двориковс-
кую, первую в моей жизни однокомнатную квартиру. ПредложеннаЯ мне от
чистого сердца и едва не полученнаЯ С была пуста. њистые полы. Окно. И
на полу раскладушка, знак качества всякой времянки.
ными. Но чутьем, нюхом жильца (шаркающими по ним усталыми подошвами)
можно было почувствовать, что квадратные метры под ногами вдруг набряк-
ли, налились весом: кв метры потяжелели.
мол, раз живем, каждый свою комнатушку продали. Просто за деньги, из рук
в руки С так сказать, дозаконно. Точнее даже, что в этом дозаконном слу-
чае двое НЕ пьяниц рискнули и у них купили. И тотчас присоединили кв
метры к своим квартирам. Это называлось расшириться. А пьяницы из дома,
понятно, исчезли. На улицу. Деньги у них быстро вышли, и они бойко ры-
лись в мусорных Ящиках днем, а вечерами у метро клянчили милостыню тряс-
кой рукой (и битой мордой, он протягивал встречным не руку, а побитую
морду).
бы на отдых на две недели, Лялины? Конобеевы?), Я меняю рубашку на более
чистую, причесываюсь и тотчас, скоренько иду к ним.
Я спрашиваю, Я шутлив: ТГоспода. У вас великолепные кв
метры! Как насчет посторожить?У С Они (при том, что
преотлично менЯ знают) колеблютсЯ и отвечают вяло,
лениво. Слова их тянутся, как резина С да, да, кажетсЯ С
нет, нет, они не едут, раздумали. Едут, но у них
найдетсЯ родственник, он, мол, последит. њасто это ложь,
отговорка, но не обижаюсь С мало ли у кого что. МенЯ и
так любят больше, чем надо.
Квадрат Малевича
бу нам, не можем, не в силах мы стоять, дыша в затылок друг другу и тихо
перетаптываясь. И не про нас мысль, что в скучные минуты стояния, как
вчера, так и сегодня, в нас происходит наиважнейшее в жизни: душа живет.
лие.) Или еще круче: духовное в человеке совершаетсЯ повсюду и везде С
либо нигде. (Восточные мотивы.) Нас греет, нам с этим тепло С мы можем
рассуждать об этом и даже согласитьсЯ с этим, но не жить с этим. Увы.
Увы, нам нужна перспектива; приманка, награда, цель, свет в конце тунне-
лЯ и, по возможности, поскорей. В этом, и ни в чем ином, наша жизнь. В
этом наша невосточнаЯ суть: нам подавай будущее!.. ПотомуРто черный
квадрат Малевича С гениален; это стоп; это как раз длЯ нас и наших то-
ропливых душ, это удар и грандиозное торможение.
бархатнаЯ и не тихо (тихонько) приоткрытаЯ трезвому глазу беззвезднаЯ
ночь. Нет там бархата. Нет мрака. Но зато есть тонкие невидимые паутин-
киРнити. Глянцевые прожилки. (Я бы сказал, паутина света, если бы нити
на черном хоть чуть реально светились.) И несомненно, что гдеРто за кад-
ром луна. В отсутствии луны весь эффект. В этом и сила, и страсть ночи,
столь выпукло выпирающей к нам из квадратного черного полотна.
го в ней растворения. Отсутствие будущего во имЯ приостановившегосЯ нас-
тоящего, это и есть очередь, ее идея, это и есть нирвана однойРе-
динственной (можно черной) краски. Малевич, как известно, стоял в самой
первой российской очереди (очередь за постным маслом), Я стоял С в одной
из последних (за сахаром). Очередь в обоих случаях была невелика, минут
на десятьСпятнадцать, иначе можно просто свихнуться. Зато С историческаЯ
перекличка высокого смирения. Шажок за шажком, так и быть, стоишь и топ-
чешься, растворенный в людях, ничем не выделен, всеми сокрыт. И, как
улитка, самую чуть движешься, шевелишься, не умер. Мое ТяУ отдыхало. Вот
только ссора, помалу в очереди назревавшая, вдруг вспыхнула от менЯ бук-
вально в двух шагах. Некий мужик в кепке прилип к нашему стоянию, то
бишь к нашей очереди со стороны С втиснулся. Его, разумеется, стали не-
медлЯ гнать вон. Т...Стоял за этим гражданином! Стоял! Стоял! Вот пусть
он вам скажет!У С мужик в кепке тыкал пальцем в меня. А Я, весь в себе,
молчал.
нейтральноРчестному свидетелю: ТВот пусть он скажет, пусть он подтвер-
дит! Не было тебЯ в очереди! Не было!..У С ТОн что хочешь скажет, потому
что он тебЯ боится, понял? А вот Я тебЯ не боюсь! Я тебЯ щас!..У С И
красный суховатый кулак потянулсЯ прямо к физиономии. Но и сама физионо-
миЯ разъяренного старика была тоже красна, потна, а первый его вопль С
как сигнал! Ссора тотчас переросла в толкотню, в некровавую крикливую
драку. И тут как тут, словно ждали (скучали), изРза угла выскочила мили-
циЯ и ТзамелаУ разом человек семь, менЯ в том числе. Старшина, два рос-
лых милиционера, да еще были дружинники С вот тут дружинники и появи-
лись, выскочили им в подмогу.
очереди, не столько дравшиеся, сколько толкавшие и пинавшие друг друга,
все еще указывали на менЯ пальцами: ТНе виноват Я. Вот он, вот он пусть
скажет!..У С что было даже комично. Не сомневались они, что он (то бишь
Я, молчальник) расскажет теперь всю правду. В ТворонкеУ, в который нас
позатолкали, их кретинские крики продолжались.
интересуются; менты слиняли. Нас вели те, кому уже смолоду хочетсЯ ощу-
тить если не власть, то хоть вкус, привкус власти. Молодые и добро-
вольные С дружинники. Парни с крепкими лицами. ТДавай, давай, отребье!У
С весело покрикивал один из них (с красной повязкой и с крупным значком
на куртке С вероятно, старшой). Он хамил играючи. Но, если обо мне, Я
все еще был молчалив и ничем не отличим, а очередь, семеро нас, как по
инерции менЯ хранила.
ти, не совсем уж юный, мускулистый, мордатый и симпатичный, с приятной
силой в грубоватом лице. Ямочка на подбородке. Сама процедура проста С
старшой велел очередному из задержанных сесть за стол, вертел в руках
его документ (если тот имелся) и молча смотрел в глаза. њеловек сам на-
чинал плакаться, жаловаться, уверять, что его ждут, волнуютсЯ дома. Тут
старшой, означив штраф, его отпускал.
нос, пустяк, мелочовка, однако старшой (он даже не мент) обладал в ме-
лочную эту минуту властью: возможностью подергать тебя, а то и засадить
на часРдва за решетку. Привкус власти, и так близко решетка, ведь это
почти искушение. Могло последовать что угодно. Не небрежное Тчто угод-
ноУ, а, напротив, многовариантное, московское Тчто угодноУ С непрогнози-
руемое и пестрое, как сор, как уличнаЯ жизнь.
унижения. (Как пойдет. УнижениЯ могло ведь и не случиться.)
черед.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Корнев Павел
Чернецов Андрей
Березин Федор
Майер Стефани