подальше! Повторяйте мои слова! - И он стал, нелепо артикулируя губами -
тощая его бороденка при этом ходила ходуном - шептать различные числа,
которые я точно и аккуратно повторял за ним; мой слух, как, впрочем, и
остальные четыре чувства, искони отличался незаурядной остротой, и я не
находил нужным это скрывать. Я повторял сложные числа, которые он,
казалось, только чуть слышно выдыхал, и этот мой чудесный дар так его
заинтересовал, что он положительно вошел в азарт: он отсылал меня в
противоположный угол и на расстоянии шести или семи метров не столько
произносил, сколько старался утаить четырехзначные цифры и время от
времени, когда я почти наугад улавливал и повторял то, что он шептал почти
не разжимая губ, многозначительно посматривал на членов комиссии.
отлично. Подойдите сюда и поточнее объясните нам, в чем, собственно,
выражалось недомогание, заставлявшее вас пропускать занятия в школе?
рода мигренью.
санитарный советник. И он это называл мигренью! Хорошо, а как же она
начиналась, эта ваша мигрень? Опишите нам весь приступ! Вы чувствовали
головную боль...
взглянув на него, - и шум в ушах, но главным образом мучительную тоску,
страх, вернее" полнейший упадок сил, который вскоре переходил в страшные
рвотные судороги, так что меня чуть ли не выбрасывало из кровати...
волнения? Или без всякого видимого повода?
случалось обычно после того, как у меня бывали неприятности в классе,
связанные с тем явлением, о котором я...
не воспринимали того, что говорилось в классе?
замечали ли вы особых симптомов, которые бы постоянно предшествовали этому
отсутствующему состоянию, как бы предупреждая вас о приближении приступа.
Не стесняйтесь! Преодолейте свою вполне понятную робость и скажите
откровенно, случалось ли вам замечать нечто подобное?
медленно, в тяжелом раздумье покачивая головой.
сожалению, бывает, - тихо и сосредоточенно проговорил я наконец. -
Временами мне кажется, будто я стою возле раскаленной печки или у огня -
таким жаром вдруг полыхнет на меня; сначала я чувствую его в йогах, затем
он подымается выше. С этим ощущением связан еще какой-то зуд во всем теле,
очень странный, так как одновременно у меня идут круги перед глазами,
разноцветные, иногда даже красивые, но меня это все-таки пугает. А тело
зудит так, если мне будет позволено еще раз коснуться этого явления,
словно по нему расползлись муравьи.
вокруг?
понять; даже в домашнем быту у меня случаются какие-то глупые
неприятности: иногда, например, я потом сам это замечаю, у меня за столом
вдруг выпадает ложка из рук и я обливаю скатерть супом, мать потом бранит
меня - взрослый человек, а при гостях - кстати сказать, у нас
преимущественно бывали артисты и ученые - не умеет прилично держать себя.
скажите, пожалуйста, советовались вы с вашим домашним врачом, этим самым
санитарным советником или как там еще вы его титулуете, относительно таких
не вполне нормальных явлений?
казалось, что лучше сохранить это в тайне. Кроме того, в душе я надеялся,
что со временем моя болезнь пройдет. В жизни я не думал, что найду в себе
силы признаться кому-нибудь, как странно я себя чувствую по временам.
видно, считали, что это всегда будут объяснять просто мигренью. Вы,
кажется, сказали, - продолжал он, - что ваш отец был владельцем водочного
завода?
одновременно соглашаясь с ним и исправляя его.
разбирался в винах?
комиссии заметно оживились. - Он был настоящим знатоком.
вина и был, как говорится, достойным бражником перед ликом господним?
воплощенной жизнерадостностью. Это не подлежит сомнению.
дрогнувшим голосом сказал:
этом вопросе...
Если я спрашиваю - значит, эти сведения для нас существенны. Напоминаю
вам, что в ваших интересах сообщить, отчего умер ваш отец.
стеснило от волнения, я не мог ничего рассказать по порядку. - Я могу
представить доказательства, бумаги, свидетельствующие о церковном
погребении, а также о том, что за гробом шли многие офицеры и профессор
Шиммельпристер. Его преподобие настоятель нашего собора отец Шато упомянул
в своем надгробном слове, что револьвер выстрелил случайно, когда отец
взял его, чтобы получше рассмотреть, а если у него дрогнула рука, если он
в тот момент вообще не совсем владел собой, то это потому, что нас
посетила великая беда... - Я сказал "посетила великая беда" и употребил
еще несколько высокопарных и патетических выражений. - Разорение костлявой
рукой постучалось в наши двери! - воскликнул я вне себя и для пущей
наглядности постучал в воздухе согнутым пальцем, - ибо мой отец попался в
сети злодеев; по милости этих кровопийц и душегубов все наше имущество
было распродано, вывезено... даже... эолова... эолова арфа... -
бессмысленно пробормотал я, чувствуя, что меняюсь в лице, так как сейчас
должно было произойти то самое. - Эолова ар...
этим словом мало что сказано. Оно исказилось так страшно и небывало, как
может исказить лицо смертного только дьявольское наваждение, а не
человеческая страсть. Оно буквально разъехалось на все четыре стороны -
вверх, вниз, вправо и влево - и тут же все сжалось, как от удара;
омерзительная кривая ухмылка прорезала сначала левую, потом правую щеку,
соответственно один глаз зажмурился с такой силой, словно у него слепило
веки, а другой раскрылся до того непомерно широко, что я, к ужасу своему,
ясно ощутил - вот-вот у меня выскочит глазное яблоко. Но будь что будет,
мне в эту минуту было не до нежной заботы о своих глазах. Хоть эта
противоестественная мимика и должна была возбудить у всех наблюдавших ее
ту степень удивления, которую уже принято обозначать словом "ужас", но она
являлась еще только прелюдией к тому ведьмовскому шабашу, к той адской
битве гримас и судорог, что в ближайшие секунды разыгралась на моем юном
лице. Подробно описать все видоизменения черт, все отвратительные
позитуры, которые принимали мой рот, нос, мои брови и щеки, короче говоря
- все мои лицевые мускулы - и все это в непрестанной молниеносной смене,
так что ни одна из этих мерзких гримас не повторилась дважды, - право же
было бы непосильным предприятием. Замечу только, что душевные движения,
которые хоть как-то отвечали бы таким физиологическим феноменам, - столь
идиотическая резвость, столь крайнее удивленье, сумасшедшее сладострастье,
нечеловеческая мука и буйный зубовный скрежет, - были бы уже порождением
не здешнего мира, а инфернального царства, где стократ разрастаются земные
наши страсти.
же месте. Голова вертелась так, что, казалось, лицо и затылок, меняются
местами, словно некто, завладевший моим телом, намеревался свернуть мне
шею; плечи и руки как бы вывинчивались из суставов, бедра прогибались,
колени ввернулись внутрь и стукались друг о друга, живот ввалился, а
выпятившиеся бедра готовы были прорвать кожу; пальцы на ногах свела
судорога, а в пальцах на руках не оставалось ни единого сустава, который
не согнулся бы наподобие фантастического когтя; и вот в таком состоянии,
точно под адской пыткой, я пробыл не меньше-двух третей минуты.
казалось, нескончаемо долгого времени, во всяком случае я ничего не помню
из того, что делалось вокруг; грубые окрики доносились до меня из какой-то
безмерной дали, я был не в состоянии их расслышать. Очнувшись уже на стуле
- его торопливо подвинул под меня обер-штаб-лекарь, я сильно закашлялся,
давясь затхлой и тепловатой водой, которую сей ученый муж силился влить
мне в глотку. Многие из членов комиссии повскакали с мест и стояли,
нагнувшись над зеленым столом, с растерянными, возмущенными и брезгливыми