видались, ей-бо...
под стать ему, рослая, чернобровая Ксана все подставляла и подливала, а
Ромка все говорил, говорил, говорил - он вообще был не из молчаливых, а уж
когда выпьет...
нее воевал. Сам на стройке работал. Ничего, а? Паркет, правда, неважнец, и
уборная вместе с ванной, ну да хрен с ней, зато никаких тебе соседей. От
центра на троллейбусе двадцать пять минут, ну тридцать, а есть гроши, бери
такси - за десять минут и тут...
дочурку Таню, разметавшуюся сейчас в своей постельке в соседней комнате.
есть. - Он весело хлопал свою красивую жену по животу, а та заливалась
краской. - А ну, Ксанка налей нам еще... Димка ж мировой парень. Вот
только с работой что-то того... Иди к нам, говорю, а он... Ну чего
вылупился, а? Ей-богу, не пожалеешь.
грамоты: одна, вторая, третья; зарабатывает прилично - тысячи две, а то и
больше.
месяц, работа - не бей лежачего. Потом научу варить. Поступишь на курсы и
опять к нам. А хлопцы у нас мировые, что твой разведвзвод... Ну как? Идет?
Ромка давно уже скинул рубаху, сидел в одних штанах, мускулистый,
загорелый. Может, действительно плюнуть на все, на все эти студии и
сценарии, и пойти к нему?
мне сценарий напиши, вот это да... Воевал, сидел, а сейчас, будьте
любезны, отличник боевой и политической подготовки, знатный сварщик
Украины...
дочку...
доволен.
неполную получку принесешь, начинает пилить, ну, прикрикнешь на нее, и
все... А Советская власть, - тут он почесал затылок, - с ней я общий язык
нашел.
любил. Особенно, если это касалось его. Подумаешь, какую-то там полудохлую
корову присвоил. Не для себя ж, для ребят. А этот сопляк несчастный еще к
кобуре потянулся. И кого запугать хотел, кого? Его, трижды раненного,
прошедшего от Волги до Берлина, кавалера двух орденов Славы, "Звездочки",
Красного Знамени, медали "За отвагу"... И вот, пожалуйста, "десятка",
отблагодарили... Все это он так часто повторял перед аудиторией 16-го
барака с биением себя в грудь, с демонстрацией ран, что Вадим к этому
привык и сейчас слегка удивлялся, слушая новые Ромкины речи. Она (то есть
Советская власть) вполне его устраивает. У Вадима, может, есть основания
на нее обижаться, он ни за что сидел, а он, Роман, прекрасно теперь
понимает, что получил по заслугам, что в армии нужна дисциплина и что если
каждый разведчик станет лупить по морде старшего офицера, то что же это
получится, - и так далее, в том же духе...
воровать не ворую, что еще надо? Мы люды темни, - тут Ромка явно
кокетничал, - нам абы гроши. Ну и сто грамм, конечно.
Вот вчера в "Вечерке" - не читал небось? - за это самое одного товарища
крепко почухали.
понятие, когда это самое можно, а когда нельзя. И никого не подвожу. И зря
языком не болтаю. Как ответственное задание, кого вызывают? Телюка Романа.
Знают, что не подведет. Правда, Ксанка? А ну, тащи-ка по этому случаю из
загашника Петькину, что зажала тот раз... Давай за дочку мою, чтоб росла
большая и умная. И за пацана будущего... Ну, и за нас с тобой...
Поцелуемся?
заднем сиденье "Москвича". - Зачем мне эти сценарии, худсоветы, редакторы,
высосанные из пальца конфликты? Вот Ромка. Вкалывай под его началом как
положено, все тебе будет ясно, как ему, Хороший он все-таки парень, и
товарищ хороший, и жена у него хорошая. Хотя, видно, он слегка побаивается
ее. Но любит. "Знаешь, никаких левых ходок. Вот тебе крест. И не
интересуюсь, ей-бо..." И тут же спрашивал, как у Вадима эти дела
сложились. Выслушав краткий его рассказ - Вадиму не хотелось подробно обо
всем говорить, - покачал только головой: "Да, брат, влип". Но советов
никаких давать не стал. "Тут советом не поможешь, самому виднее".
ключом, никак не мог открыть дверь, потом спросил:
восемь так, в начале девятого. Просили передать вам - женщина та, - что в
Москву поехали.
на свой третий этаж.
записка: "Взяла билеты на утро, на 9:30. М."
сдвинутых креслах совсем голенький, крепко прижав к груди безобразного
безухого зайца. Вадим постоял над ним, прикрыл простыней - из окна
потянуло прохладой, - погасил свет и, не раздеваясь, лег на кушетку.
17
поверх одеяла, вытянутые вдоль тела, очень бледные, с чуть лиловатыми
ногтями. Лицо тоже бледное, небритое, опухшее. При виде Киры Георгиевны он
сделал какое-то движение головой и попытался улыбнуться.
медсестра.
стуле возле тахты стояла батарея крохотных бутылочек-пузырьков.
колени. Бог ты мой, как он выглядит! Кажется, она впервые видела его
небритым.
спокойнее и чувствуя, что сейчас в ней что-то прорвется.
незнакомый.
сестру, пожилую, аккуратную, очевидно из бывших фельдшериц. - Он хорошо
себя ведет?
поднять руку, сказала: - А двигаться не надо, очень вас прошу.
неузнаваемое, почти чужое, покрытое седой щетиной лицо Николая Ивановича,
и ей было страшно, но оторваться от него она не могла.
Скучала? Все ложь, ложь...
оплывшем лице, и только где-то в самой глубине их теплилась тихая, почти
детская радость. И Кира Георгиевна не выдержала этого взгляда, в котором
не было ни осуждения, ни сожаления, ничего того, что должно было в нем
быть, а только радость, не выдержала, уткнулась лицом в одеяло и
заплакала.
18
выходил, но в солнечные и не слишком морозные дни его, закутанного с
головы до ног, усаживали в кресле на балконе.
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк