вчерась оставил, это еще ничего. Ты гляди, бутылку опрокинули, почти все
разлили. Ты гляди что... Огурцы раскидали. Значит, ни себе, ни людям. Ну
что за твари! Никакой управы на них нету. А ты что, Нилыч, так рано
явился? Ах, ты с ночи тут! Что же ты их не попугал, не погонял? Я на них
три плашки поставил, хоть бы что. Ведь они и искусать могут. В позапрошлом
году, не поверишь, кота загрызли. Вот такую крысищу я на днях шкворнем
забил...
Он всегда убирает за собой. Это нравится служителям. Особенно Тимофеичу,
сосланному в Сибирь за участие в солдатском бунте и ненавидящему все, что
связано с начальством и привилегированными классами.
будет, но, хорошо видать, из нашего, нищего сословия. Очень приятно. Не
барин. А будет ученый...
всех этих прохвесоров. Ходят, видишь, брюхом вперед, как вроде тоже купцы.
Никого не признают. В случае чего всех расшибем...
все состояние. А ты тут был и тоже как мертвяк, - не мог их погонять.
Недавно это было бы трудно ему. А сейчас у него отличная стипендия и еще
хорошие приватные заработки.
бродит по городу, по базару. Ему не хочется спать. Хочется подышать свежим
воздухом, проветрить легкие после смрада мертвецкой. Хотя метет
непроглядная предвесенняя метель, облепляя весь город пушистым снегом, от
которого становится и теплее и веселее даже.
вдруг привиделась ему девушка поразительной красоты. В синей короткой
шубке, опушенной серой мерлушкой, в серой же мерлушковой круглой шапочке.
И с такой же муфтой. И с большой черной, наверно, кожаной папкой, на
которой написано "musique".
мгновение это было истинно счастливым. И косу, большую, русую, разглядел.
И даже белые барнаульские щегольские бурки, обшитые тонкой коричневой
кожей. И раньше всего - огромные, с веселой и озорной искоркой глаза, с
интересом, как показалось студенту, взглянувшие на него.
Бурденко, почти растерянно вглядываясь поверх очков в утреннюю пустынность
Девичьего поля. - Как сладостно вспоминать почти все, да, почти все, что
связано с молодостью. Как мы ценим каждое ее движение, когда она уже
проходит, когда она все стремительнее идет к концу. И теперь, можно
сказать, что, пока я занимался покойниками - и не только покойниками, -
все лучшие девушки прошли, проехали, промчались мимо меня. Можно ли об
этом пожалеть?
лобастую голову профессор. - Впрочем, никто не знает. Никто, - проговорил
он как будто с отчаянием и в то же время с улыбкой.
ТРЕВОГА ВЕЧНАЯ
познакомился с этой девушкой в синей шубке, так взволновавшей его
воображение. Тем более что он нередко потом встречал ее не только на
Миллионной, но и на мосту через Ушайку, и в театре, и в библиотеке. Но она
оставалась незнакомой ему. Он долго не знал даже, как звать ее. И если
заговаривал с ней, то только... во сне. Причем и во сне не он с ней
заговаривал, а она с ним. И очень мило смеялась. Ей почему-то все
представлялось смешным в нем. Но он не обижался. Ему нравилось, как она
смеется. И когда после такого сна он встречался с ней где-нибудь на улице,
ему казалось, что она даже издали смотрит на него с улыбкой именно потому,
что они уже виделись. Во сне. И она это знает.
расстоянии протянутой руки, - когда позвонил у высоких дверей нарядного
дома с резными наличниками и ему - уж совершенно неожиданно - открыла она.
вдруг, что заикается.
его снах. - Профессор Пирусский - это следующее парадное.
любопытством оглядела студента. Он был отлично одет в этот день и выглядел
эффектно, как его в этом только что убедило большое зеркало-трюмо, что
стояло внизу в общежитии. Ему, пожалуй, следовало бы заговорить с ней,
сказать что-нибудь такое легкое, остроумное, чтобы она еще засмеялась, но
он - проклятая застенчивость, недогадливость, нерасторопность или - черт
знает что! - не решился.
поработать с ним летом в колонии для золотушных и туберкулезных детей в
тайге, Бурденко снова увидел эту девушку в окно и покраснел, когда доктор
спросил:
прелестное существо!
красивых сибирских девушек, встречавшихся ежедневно, просто выхватил ее из
метели. И метель эта показалась какой-то праздничной и запомнилась на всю
жизнь.
нередко до сих пор снится мне. Невероятно? Но вот представьте себе: она
ведет со мной во сне долгие разговоры, порой веселые, порой не очень. И я
узнаю ее, догадываюсь, что это она, хотя выглядит она по-разному. Но не
стареет... Это я старею, а она не стареет, - произнес он как бы с обидой.
И в то же время с оттенком удивления.
юношеском удивлении перед разнообразными явлениями мира, перед всем, что
происходило вокруг него и в нем самом, в его организме, в его мозгу и
сознании, в неутомимой жажде понять и разобраться, как он любил говорить,
заключалась, быть может, одна из самых сильных черт характера этого
человека, - черта, нередко вовлекавшая его на протяжении всей жизни в
обстоятельства тягчайше сложные и рискованные, обязывавшие действовать
решительно и мужественно, не жалуясь и не ропща.
будто мысль эта только что осенила его. - Мозг - это загадка на многие...
нет, не десятилетия, а, пожалуй, века. Хотя кое-что мы уже знаем... И как
будто не мало знаем. Однако неизмеримо больше, - подчеркнул рукой в
воздухе, - неизмеримо больше надобно узнать. Узнаем ли? Очень бы
хотелось... Очень бы хотелось, чтобы кто-нибудь позвонил мне на тот свет,
если поступят сенсационные новости на этот счет, - лукаво и грустно
блеснул он очками. - Есть ли тот свет? А что, было бы, пожалуй, неплохо,
если бы он был. Многие мерзавцы в этом случае вели бы себя более
осторожно. Вот с одним из таких мне сегодня предстоит серьезный
разговор... Но не хочется сейчас об этом, если вспомнилась молодость и
Томск. Да, Томск был одним из самых, самых трудных и самых милых, пожалуй,
самых милых периодов моей жизни. Милее, кажется, не было. И, может быть,
не было труднее...
познакомились с этой Кирой?
так просто в жизни. Ведь не придешь к девушке, к тому же поразительно
красивой, и не заявишь вот так: я, мол, вас, Кира, люблю. Не согласитесь
ли и вы полюбить меня - вот такого, ширококостного, невысокого ростом,
косоголового...
выдумываете?
сбили. О чем я говорил?
истинно. И кроме того, - он задумался, - и кроме того, были еще
обстоятельства, которые и влекли меня к ней и почти в то же время
отталкивали...
рукой куда-то в сторону и сказал, как будто без всякой связи с тем, о чем
говорил:
профессор не хочет продолжать этот разговор, что он, может быть, даже
досадует, что завел его, в сущности, со случайным человеком. Но он вдруг
сказал:
скрыта от посторонних глаз.
страсти - он так и говорил: страсти - томили его в тот "томский период",