съезд.
Он имел адрес, по которому следовало явиться в Петербурге: Николаевская
улица, дом No 33, квартира зубного врача Лаврентьевой. Такова была явка для
делегатов съезда.
Крамольников поднялся по лестнице, позвонил. Дверь, как потом
выяснилось, открыла сама Лаврентьева.
- Мы объединяемся в партию, - произнес Крамольников.
Это был пароль.
- Долой бонапартизм, - ответила Лаврентьева, и это был отзыв.
После такого обмена условными фразами Лаврентьева впустила
Крамольникова в переднюю и дала новый адрес: Малая Монетная, дом 9а,
квартира Марии Петровны Голубевой.
Землячка упоминает ее в своих письмах.
В 1904 году Голубева работала в Организационном комитете по созыву
Третьего съезда, а в октябрьские дни 1905 года в ее квартире находился штаб
Петербургского комитета, хранились револьверы и бомбы. Позднее Мария
Петровна руководила подпольной типографией.
Голубева приняла Крамольникова, но и это был далеко не конец,
Крамольников получил еще один адрес.
Только на третьей квартире Крамольников нашел представителя БКБ и
встретился там с делегатом Северного комитета Романовым.
Представитель Бюро выдал Крамольникову и Романову на дорогу семьдесят
пять рублей и приказал ехать в Ригу, дал новую явку, где они должны были
представиться некоему Папаше - Максиму Максимовичу Литвинову.
Литвинов, непревзойденный мастер конспирации, подробно разъяснил, как
перебраться через границу.
Да, все было как в детективном романе: ночь, граница, контрабандисты...
- Только я вас очень прошу, товарищи, не портите мне границы, -
предупредил их Литвинов. - Не переплачивайте лишних денег, через границу
приходится переправлять десятки людей.
Крамольников обиделся, а Романов так даже рассердился:
- Мы же профессиональные революционеры, неужели не знаем цену партийным
деньгам?
В ответ Литвинов рассмеялся:
- Не сердитесь на скромного "техника", я тоже забочусь о партийной
кассе. Больше восьми рублей с человека мы не можем платить контрабандистам,
иначе они совсем разорят ЦК.
Границу перешли ночью, очутились в Германии. Не так страшно, как
казалось, но все-таки страшновато.
На границе получили новую явку - в Берлин.
Пароль для Берлина был ироничен:
- От русского папы Льва Тринадцатого.
Позже папу Льва Тринадцатого упомянул Ленин в своей работе "Две тактики
социал-демократии в демократической революции". Этот папа, умерший в 1903
году, пытался использовать влияние католической церкви против социализма, и
в целях борьбы с рабочим революционным движением поощрял создание
католических профсоюзов.
И только из Берлина делегаты получали уже направление в Лондон.
Сама Землячка ехала в Лондон, минуя транзитные пункты: она входила в
число тех работников партии, которым с самого начала было известно место
проведения съезда.
Лондон был для нее обжитым уже городом, во второй раз она ехала туда
так же уверенно, как ездила в Саратов или Баку, знала, где остановиться, где
пообедать и как с наибольшим смыслом использовать выпавшее на ее долю
свободное время. Она не нуждалась в гиде и за несколько свободных дней до
открытия съезда успела побывать и в Британском музее, и в Национальной
галерее.
Но едва съезд начался, как он поглотил все ее внимание.
Третий съезд открылся в Лондоне 12 апреля 1905 года. В нем участвовало
тридцать восемь делегатов от двадцати одного комитета крупных промышленных
центров России.
Это был съезд большинства, меньшевики отказались от участия в нем,
поэтому на съезде не велось лишних споров и ненужных дискуссий.
И, пожалуй, съезд этот больше всего был дорог Землячке тем, что
провозгласил курс на вооруженное восстание.
Ленин, живший долгое время вдали от России, ощущал нарастание революции
с еще большей остротой, чем приехавшие из России товарищи. Он высмеивал
боявшихся революции меньшевиков.
Землячка наслаждалась, слушая острые высказывания Ленина. У нее самой
был острый ум, характеру ее была свойственна беспощадность, а выступления
Ленина не оставляли места для компромиссов.
В эти дни отчетливо проявилась одна из характерных особенностей
Землячки: она не стремилась на первые роли, с достоинством выполняя
обязанности практика и организатора партийной работы.
За Лениным шел весь съезд.
Съезд рассмотрел коренные вопросы развития революции, определил
насущные задачи пролетариата и принял революционные решения.
Две недели напряженной творческой работы!
На Третий съезд Землячку делегировал Петербургский комитет, и ей было с
чем вернуться в Питер - голосуя за предложение Ленина, она выполняла волю
пославшего ее питерского пролетариата.
Съезд принял ленинское определение движущих сил революции и определил
стратегию и тактику партии.
"Долгая и упорная борьба за съезд в РСДРП наконец закончилась. Третий
съезд состоялся... - писал Ленин в "Пролетарии". - Россия приближается к
развязке вековой борьбы всех прогрессивных народных сил против самодержавия.
Никто уже не сомневается теперь в том, что самое энергичное участие в этой
борьбе примет пролетариат и что именно его участие в борьбе решит исход
революции в России".
СРЕДА, 23 ЯНВАРЯ 1924 г.
Землячка за всю ночь не прилегла. В райкоме работали так, словно это не
ночь, а день. Звонили по предприятиям, определяли порядок шествия.
Под утро привезли пакет. В нем лежали два пропуска на имя Землячки -
"На право свободного прохода и проезда 23 января на Павелецкий вокзал" и "В
поезд специального назначения" и еще несколько пропусков, подписанных
Дзержинским; право вписать в них фамилии предоставлялось Землячке по своему
усмотрению.
Поезд должен отправиться ровно в шесть...
До рассвета еще далеко, ночь еще стелется над Москвой. Тихо и в залах,
и на перроне, вокзал полон людей, но разговаривают все вполголоса. На
перроне выстроились курсанты, их ночью отобрали на Лефортовских военных
курсах. Самых лучших.
Держится мороз, воздух бел от холода, курсанты стоят в парадном
обмундировании, не шелохнутся.
Землячка прошла к поезду.
Громадный паровоз, окрашенный алой краской, стоит под парами, ждет
назначенного часа.
Года еще не прошло, как железнодорожники своими силами отремонтировали
этот паровоз. Выпущенный с Путиловского завода в 1910 году, он водил скорые
поезда, и, как это часто случается, его заездили до последней степени,
списали и загнали в тупик. А тут исполнялось шестилетие партийной
организации дороги, и беспартийные рабочие решили в нерабочее время
отремонтировать и подарить партии паровоз. Они так на нем и написали: "От
беспартийных - коммунистам". Года еще не прошло, как на собрании в клубе
"Красное знамя" рабочие сделали этот подарок коммунистам и тогда же избрали
Ленина почетным машинистом.
Землячка поздоровалась с машинистом, медленно пошла вдоль поезда, вошла
в вагон.
Тихо и сумрачно. В фонарях над дверями горят свечи. Все здесь ей хорошо
знакомы. Товарищи по подполью, по фронту. Члены ЦК, наркомы...
Никто не разговаривает. Молчат, уставившись в пол окаменелыми
взглядами.
Кто-то потеснился, освобождая ей место.
Вагон вздрогнул. Лязгнули буфера. Поезд тронулся. Мимо окон проплыли
станционные фонари.
И снова ночь, темень, чернота. Молчание. Невыносимое молчание. Все
думают об одном.
Вот и пришел час, когда приходится с ним проститься...
Замерзший полустанок среди бескрайней снежной равнины. Совсем еще
темно, но в небе уже бегут белесые сполохи. Близок рассвет, и мороз перед
рассветом становится все неистовее.
Поезд медленно подползает к дощатому перрону.
Платформа Герасимовская.
Приехавшие выходят из вагонов и медленно бредут через холодный
станционный зал. Еще совсем темно. Ночь.
На площади перед станцией видимо-невидимо розвальней, в которые
впряжены низкорослые лохматые лошаденки. Со всех окрестных деревень
съехались крестьяне отвезти приезжих в Горки.
Кто забирается в сани, а кто пешком понуро бредет вслед за розвальнями.
Их много - тут и партийные работники, и делегаты съезда Советов, и
ответственные сотрудники наркоматов.
Поскрипывают по снегу сани, стелется над дорогой поземка.
Землячка пытается идти широким размашистым солдатским шагом, но вскоре
устает, сбивается с ритма и начинает по-женски быстро и часто переступать.
Она не бывала в Горках и не знает, долго ли еще идти, а подсесть к
кому-нибудь в сани не хочется, не хочет обнаружить перед людьми свою
слабость.