ранних лет западает в душу японца. Поскольку образ его жизни почти не
оставляет места для каких-то личных дел, скрытых от окружающих, и поскольку
даже характер японского дома таков, что человек все время живет на глазах
других, -- угроза отчуждения действует серьезно.
ограничения. В ребенке воспитывают осмотрительность: его приучают
остерегаться положений, при которых он сам или кто-либо другой может
"потерять лицо".
свободно, -- не потому, что видит теперь в них некое зло, а потому, что они
становятся неподобающими.
оставляет неизгладимый след на его жизненной философии. Именно воспоминания
о беззаботных днях, когда было неведомо чувство стыда, и порождают взгляд на
жизнь как на область ограничений и область послаблений; порождают
необъяснимую на первый взгляд противоречивость японского характера.
чрезвычайно требовательными к себе при выполнении многочисленных моральных
обязательств. Всякий раз, когда они сворачивают с главной жизненной колеи в
"область послаблений", свободную от жестких предписаний и норм, они как бы
возвращаются к дням своего детства.
животные инстинкты и возвеличивая духовное начало. Что же касается японцев,
то они и в своей этике всегда следовали тому же принципу, что и в эстетике:
сохранять первородную сущность материала. Японская мораль не ставит целью
переделать человека заново, а стремится лишь обуздать его сетью правил
подобающего поведения.
связанные до поры до времени этой сетью. Отсюда противоречивость и даже
взрывчатость японской натуры.
был еще какой-нибудь народ, при описании характера которого столько раз
повторялись бы слова: "Но так же..."
что они несравненно учтивы, вряд ли он станет добавлять: "Но так же дерзки и
навязчивы". Когда он говорит, что эти люди чрезвычайно неподатливы, он не
присовокупит: "Но так же восприимчивы ко всему новому". Когда он говорит,
что люди эти послушны, он не станет тут же объяснять, почему их нельзя
подталкивать. Когда он говорит, что эти люди преданны и великодушны, он не
предостережет: "Но так же коварны и подозрительны". Когда он говорит, что
эти люди поистине храбры, он не станет расписывать их робость. Когда он
ведет речь о людях, которые охотно отдаются изучению всего, что приходит с
Запада, он не станет также подчеркивать их непоколебимый консерватизм. Когда
он пишет книгу о народе, который поклоняется красоте, славит актеров,
художников и возводит в ранг искусства выращивание хризантем, такая книга
обычно не требует приложения, посвященного культу меча и непререкаемому
престижу, который принадлежит воинам.
все они действительно существуют. Как меч, так и хризантема являются частью
картины. Японцы в одно и то же время напористы и сдержанны; воинственны и
эстетичны; дерзки и вежливы; неподатливы и восприимчивы; послушны и
непокорны; преданны и коварны; отважны и робки; консервативны и жадны до
нового.
этикету, то меркой здесь может служить энергия, которую люди затрачивают на
взаимные приветствия. На Западе, например, после средних веков показатель
этот неуклонно уменьшается. Были времена, когда людям приходилось совершать
при встрече чуть ли не целый ритуальный танец. Потом от церемоннейшего
поклона с расшаркиванием остался лишь обычай обнажать голову, который, в
свою очередь, свелся до условного прикосновения рукой к шляпе и, наконец,
просто до кивка.
выглядит как экзотика. Легкий кивок, который остался в нашем быту
единственным напоминанием о давно отживших поклонах, в Японии распространен
так, словно он заменяет собой знаки препинания. Собеседники то и дело кивают
друг другу, даже когда разговаривают по телефону, хотя видеоэкран еще только
начинает входить в быт.
согнувшись пополам, даже посреди улицы.
японского дома или гостиницы. Женщина опускается на колени, кладет руки на
пол перед собой и затем прижимается к ним лбом, то есть буквально
простирается ниц перед гостем.
совершается уже в комнате, после того как посетитель снял обувь и уселся на
татами в необходимой для поклонов позе. Хозяин помещается напротив и ведет
беседу, хозяйка молчаливо выполняет роль служанки, а все остальные члены
семьи в знак почтения вообще не показываются на глаза.
освоить сразу. Главное поначалу --ни на что не наступать, ни через что не
перешагивать и садиться где укажут. Существуют предписанные позы для сидения
на татами. Самая церемонная из них -- опустившись на колени, усесться на
собственные пятки. В таком же положении совершаются поклоны. Надо лишь иметь
в виду, что кланяться, сидя на подушке, которою обычно предлагают гостю,
неучтиво -- сначала надо переместиться на пол. Бывает, что в комнате
беседуют десять человек. Но стоит появиться одиннадцатому, как все они,
словно крабы с камней, тут же сползают с подушек.
вытягивать их в сторону собеседника -- верх неприличия. Поэтому провести в
японской комнате несколько часов для иностранца с непривычки сущее мучение.
У него тут же затекают ноги, начинает ломить поясницу, появляется желание
привалиться к стене или лечь.
чтобы непосредственно вникнуть в ее быт. Но этикет всякий раз отгораживал
меня от семейных будней словно ширмой. Меня держали в почетном одиночестве,
будто гостиничного постояльца. Хозяйка приносила на подносе завтрак, обед и
ужин. Хозяин заходил по вечерам обменяться парой вежливых фраз и выпить
сакэ. Но посадить меня за общий стол с детьми и домочадцами, сделать меня
участником общих разговоров им представлялось совершенно недопустимыми
нарушениями правил гостеприимства.
японцев крепостью старого этикета. Не говоря уже о семейных торжествах, даже
в будни рассадка за столом следует незыблемому порядку. Каждого, кто уходит
из дому или возвращается, принято хором приветствовать возгласами:
"Счастливого пути!" или "Добро пожаловать!" Мне часто доводилось видеть, как
японцы встречают в Токийском аэропорту родственников, возвращающихся из
далеких заграничных поездок. Когда муж сходит с самолета, жена приветствует
его глубоким поклоном. Никакие объятия или поцелуи на людях немыслимы. Муж
отвечает жене кивком, гладит по голове сына или дочь и почтительнейше
склоняется перед родителями, если те соблаговолили его встречать.
посторонних, чем в кругу семьи. Человек, который дома преспокойно возьмет в
руки кусок жареной курицы, часто постесняется сделать это в гостях или в
ресторане. Японец же за домашним столом ведет себя гораздо более церемонно,
чем где-либо.
но, если кто-то из родственников придет к нему домой с визитом, он станет
поспешно переодеваться, чтобы принять его в подобающем виде. Неважно, если
делать это приходится в той же самой комнате: считается, что до официального
обмена приветствиями ни хозяин, ни гость не видят друг друга.
в домашней обстановке, так и их бесцеремонность в общественных местах. Уже
говорилось, что человек, который безукоризненно ведет себя с родственниками
и друзьями, перевоплощается в собственную противоположность среди людей
незнакомых.
и японская чистоплотность. Слов нет, японцы поистине боготворят чистоту. Но
всегда ли это качество проявляется в одинаковой мере?
касается чистоты их плоти, подобно тому как их учтивость проявляется лишь в
личных отношениях и не распространяется на область общественного поведения.
японской гостинице, смотрят с изумлением и ужасом, как мы глядели бы на
человека, шагающего в галошах по постели. Однако японец просто не
представляет себе, чтобы какое-то помещение, где не нужно разуваться, могло
быть чистым. В кинотеатре, в вагоне, в конторе люди преспокойно швыряют на
пол окурки, пустые бутылки, банановую кожуру, обертки от конфет и прочий
мусор. Насколько опрятность присуща японскому жилищу, настолько неряшливой
выглядит японская контора.
порождена все той же двойственностью взглядов на жизнь.
принципам уважения к окружающим. Это нормы подобающего поведения,
выдрессированные в народе острием меча.