том, что Пшеничного "некуда деть" и что на него уже затрачена уйма денег,
но, будучи очень занятым человеком, он чувствовал, что не имеет права
растрачивать свою энергию и волю на борьбу с цепким и ловким
приспособленцем. В конце концов директор, махнув рукой на "научную
продукцию" Пшеничного и действуя по принципу "с паршивой овцы хоть шерсти
клок", стал загружать его многочисленными поручениями, не требовавшими
специальных знаний. Пшеничный переписывал и составлял требования на
оборудование, кого-то замещал, что-то проталкивал, что-то согласовывал,
куда-то ездил (и преохотно). Постепенно он стал казаться человеком
незаменимым, в нужную минуту оказался тут как тут и стал исполнять
обязанности директора института.
Пшеничный начал осваивать "большую науку". Начал он с физики. Пшеничный
вызвал в свой кабинет библиотекаршу с ящичком каталога книг по физике,
отобрал наугад ряд книг и велел никого не принимать. Вначале он пытался
проникнуть в смысл формул и даже стал переписывать их на маленькие листочки
блокнота-шестидневки, но это не помогло... К слову сказать. Пшеничный вовсе
не был человеком малоспособным или неумным, но сказались годы, проведенные в
бесконечных телефонных разговорах и "согласовываниях", да и сама физика
резко шагнула вперед с того времени, как он в последний раз прикасался к
институтскому учебнику.
тексту и... все понял! Это открытие привело его в восторг. Действительно, он
разбирал вс", фразу за фразой: "Формула выведена в предположении, что...",
отсюда следует "... где...", "после сложения получим...", "авторы пользуются
приятным долгом поблагодарить академика Е. И. Тутта за дискуссию результатов
и постоянное внимание к работе". Все было понятно! Физика была ясна, как
пареная репа... А формулы?! Я не уверен, что формулы нужны, во всяком
случае, так уж обязательны", - сказал Пшеничный самому себе. Вот уже скоро
год директор института безвыездно проживал на даче, а Павел Александрович
Пшеничный, оберегая его покой, являлся к нему не чаще одного раза в месяц.
"Старик", как называли в институте настоящего директора, подписывал отчеты
института, рассказывал Павлу Александровичу о своей поездке по Швейцарии в
1896 году и погружался в дремоту, из которой Павел Александрович не считал
тактичным его выводить. Однако, когда возникала необходимость принимать
дискованное решение, Павел Александрович говорил, что его нужно согласовать
с директором института академиком Коршуновым. Впрочем, в таких решениях все
меньшие и меньше ощущалась нужда. Павел Александрович взял курс на
систематическое сворачивание экспериментальных отделов института, и к началу
описываемых событий определить профиль института уже просто не было
возможности. В комнатах, еще отдававших запахом Химических реактивов и
трансформаторного масла, появились какие-то задумчивые люди специальностей
редчайших и служебного поведения отменного. Чем они занимались, сам Павел
Александрович толком не знал, но с ними было легко, гораздо легче, чем с
"принципиальными" физиками и техниками, еще недавно осаждавшими его ворохом
предложений и заявок.
разбора заявки на "Способ создания физического бессмертия человека" и всех
относящихся к ней материалов.
толпятся в коридоре, курят, разговаривают о своих делах, о возможных
вариантах решения совета. Еще пятнадцать минут - и, мягко ступая на носки,
появится заместитель директора по хозяйственной части и, тяжело усевшись за
стол президиума, пошлет секретаря в коридор.
рассаживаются, и наконец наступает молчание... Проходит несколько минут,
прежде чем появляется Павел Александрович. О, это расчет, тактический
расчет, а вовсе не опоздание. Павел Александрович уже минут пять топтался у
дверей своего кабинета, поглаживая всегда защелкнутый английский замок,
посматривая на свои по-военному точные часы. Внутренним оком своим видел он
зал заседаний, чувствовал эту минуту молчания и вот теперь вышел из кабинета
и, ни на кого не глядя, прошел к своему креслу за столом президиума.
на память, так как составлял ее сам, и все сотрудники также посмотрели на
свои повестки. Потом поднялся, широким жестом отнял от глаз очки и сурово
заговорил:
открытом заседании ученого совета будет разбираться авторская заявка... Мне
не хоте" лось бы уточнять, но наш план научно-исследовательских работ
настолько перегружен, что еще одна тема... Вы должны понять... Тем более,
что речь идет о физическом бессмертии человека. Авторы подняли шум, но нам
нужно быть твердыми. Авторов трое... Первый автор... Человек? Это, вероятно,
псевдоним. Второй - Д. Д. Михантьев... Михантьев?! - Пшеничный, не веря
своим глазам, надел очки; по многолетней привычке, он обратил внимание
только на первого автора...
сидели "буйно-принципиальные" сотрудники, как их называл про себя Пшеничный.
- сказал Пшеничный.
Дмитрий Дмитриевич, и в зале зашумели, но Пшеничный закричал:
разглядывали развешанные по стенам зала графики и фотографии, приготовленные
для следующего вопроса повестки дня. Дмитрий Дмитриевич смотрел прямо перед
собой - в просвет между пиджаком директора и зеленой шторой за ним. Внешне
Дмитрий Дмитриевич был спокоен. Но если бы прислушаться к его сердцу! Сердце
его сокращалось в ритме старого марша... Да, если бы вы прислушались, то
ясно услышали бы: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть
пространство и простор..." А с этим маршем нельзя не победить - это уже
проверено.
движением руки.
Официальных материалов, которыми располагает институт, вполне достаточно.
изобретение, а мы рассматриваем ваше старое изобретение, то, по которому
идет переписка и по которому мы должны дать обстоятельный ответ. И потом, к
чему это, товарищ Михантьев, ваше "я хочу". Я хочу, мы хотим, они хотят...
Если потребуется, вы будете обязаны дополнять и разъяснять.
заявке вряд ли заслуживает внимания совета. Я сам созвонился с весьма
крупными специалистами, и они о большинстве реакций даже не слыхивали. Итак,
я призываю совет к максимальной активности. Прошу помнить, что нужно
говорить не о мелочах, а о главном, чтобы суть дела не утонула в
каких-нибудь формулах.
взглянул на свои часы и, захлопнув серебряную крышечку, сказал:
столики были заняты.
столиков, за которым расположилось человек шесть сотрудников Института.
вторым блюдами завязался разговор.
что-нибудь изобретешь, напишешь какую-нибудь теоретическую работу, но что ты
предлагаешь? - сказал Андрей Петрович Рябцев, заведующий одной из
лабораторий, вытирая усы. - Не обижайся на нас, но ты предлагаешь какую-то
беспомощную вещь, берешь в соавторы мальчика...
категории "буйно-принципиальных". - Слава глупая, что ты первый
сформулировал условия бессмертия? Ты бы уж нам на совете поподробнее все
рассказал, а то наш Пшеничный нам ни формул, ни выкладок не покажет.
мысль о бессмертии - не моя мысль...
Петрович. - И ты воспользовался чужой мыслью?!
буква закона удовлетворена полностью, но это не у нас открыто... Вот наш
первый автор - Человек.
или, может быть, с Венеры?
твои авторы с какой-нибудь Канатчиковой дачи? Все это пахнет добротным
сумасшествием.
бы, если бы не был бессмертным. Он принес нам многое из того, что нам все
равно пришлось бы открывать. Можем ли мы отказаться от нового и нужного?
Акунин Борис
Зыков Виталий
Свержин Владимир
Лондон Джек
Березин Федор
Чернецов Андрей