жадный язык и кусающие острые зубы.
набухшей в нем тяжести, от жаркой, как свинец, разрушающей и сжигающей его
силы. Эту силу, эту раскаленную магму и тяжесть он вталкивал в нее. Сливал в
нее свои страхи, ненависть, пожар, снайперскую винтовку, омерзение к людям,
зависть и ревность к другу, танковые колонны в Грозном, звонок к министру
обороны, фарфоровые зубы княгини, розовую лысину Сегала и что-то еще,
глубинное, мерзкое, что таилось в нем и что не имело названия.
Рассеянно глядел на картину, где какой-то косматый великан нес на плечах
дохлого, истекающего кровью коня.
растерзанные одежды.
Быть может, переселился в нее. Свернулся в крендель в ее выпуклом, потном, с
черным пупком животе.
замке повернулся и прозвучал, как гулкий старинный сундук.
Глава восьмая
телохранители. Боевики, словно пьяные, все водили свой победный хоровод,
стреляли из автоматов, и несколько гранатометчиков выпустили заряды,
разбивая вдребезги уже подбитую и умерщвленную технику. Но танцующих
становилось все меньше, все реже звучали выстрелы, и скоро площадь, похожая
на ночной луг, покрытый горящими копнами, обезлюдела. Только кружилось и
кричало воронье. Садилось на обломки машин, обжигалось о раскаленную броню и
снова с истошным криком взлетало. Птицы казались черно-красными, огромными,
отбрасывали на тучи косматые тени.
темноте отдаленные углы площади, куда не долетало косое зарево. -- Без
оружия далеко не уйдем. Надо достать оружие!
не был для них командиром. Был просто старшим по возрасту, больше их знал и
умел.
отделением, а только жалким остатком разгромленной, испепеленной бригады, из
которой их вырвало необъяснимое чудо и куда они не желали возвращаться.
настойчивей, видя, как солдаты в темноте страшатся озаренного пространства.
-- Иначе без оружия перебьют, как цыплят.
отсюда.
сказал зенитчик. -- Был бы у меня автомат, я бы их уже начал мочить.
голосом, но еще не приказывая, произнес Кудрявцев. -- Первый -- я!.. За мной
-- ты!.. -- Он ткнул в зенитчика. -- Потом -- вы!! Вон к тому грузовику!..
Потом -- к колонне! Далеко не забредайте. Нашел автомат, и обратно!
Почувствовал на себе взгляд снайпера, словно на лоб ему уселась большая
щекочущая муха. Выбежал из подъезда и, пытаясь оторваться от своей длинной
тени, метнулся по освещенному асфальту к черному грузовику.
очередь, верещание пуль. Дверь кабины была приоткрыта. Осторожно в нее
заглянул. Кабина была пуста, в замке зажигания висели ключи. И явилась
шальная мысль: запрыгнуть в кабину, запустить грузовик и на скорости, не
включая огней, рвануть на прорыв. Но левые колеса, переднее и два задних,
были прострелены, грузовик, наклонивишсь, стоял на ободах. Был непригоден
для бегства.
куда бы можно было нырнуть и скрыться. Две "бээмпэ" нелепо сцепились
хвостами, разведя в разные стороны пушки. Напоминали спаренных насекомых.
Кудрявцев. Добежал, огибая заостренную носовую часть "бээмпэ". Разглядел на
бегу оплавленную скважину в борту-- след кумулятивной гранаты, а в
распахнутом люке -- повисшего в танковом шлеме водителя. Машина, судя по
номеру, была из соседней роты. Он не стал останавливаться, нырнул в едкий
дым, скрываясь среди разорванных гусениц и покосившихся башен.
машины. Вцепившись в автомат, натягивая ремень, на нем висел замкомроты. С
этим грубоватым, быстро хмелевшим, впадавшим после стакана водки в едкую
раздражительность офицером Кудрявцев поссорился, когда командиры соседних
рот сошлись на дружескую вечеринку. С тех пор они не здоровались,
отворачивались друг от друга во время встреч. Теперь замкомроты, с дырой во
лбу, с выпученными от внутреннего давления глазами, висел на автомате. Его
белые усы приподнялись в злой усмешке, словно перед смертью он успел
выкрикнуть какое-то едкое сквернословье. Горевший поблизости танк освещал
его оскаленные мокрые зубы.
ремень, срывая его с крюка. Убитый, не отпуская оружия, завалился на бок,
ударил лицом в гусеничный трак. Кудрявцев попытался вырвать автомат из
стиснутого кулака, но мертвые побелевшие пальцы не разжимались. Кудрявцев
разжимал их по одному, как гвозди. Отдирал от автомата поломанные грязные
ногти. Эта борьба с мертвым казалась Кудрявцеву продолжением их ссоры.
Ожесточившись, Кудрявцев с силой рванул, выдрал автомат, замкомроты упал, и
его приоткрытый рот продолжал беззвучно сквернословить, а рука со
скрюченными пальцами вытягивалась и искала Кудрявцева.
очередях. Шевеля стволом, оглаживая цевье, щупая пальцем крючок, он
всматривался в проемы между тлеющими машинами и был готов, если возникнет
опасность, ударить долбящим огнем.
движения, прокатилась по мускулам твердой волной. Глаза продолжали зорко
высматривать опасность, таившуюся за углами и выступами подбитых машин, а
руки вели в направлении этой опасности вороненую прорезь и мушку.
земле вещества. Башня была сорвана взрывом, в круглой дыре, как в железном
котле, продолжало дымить и взбухать, валил подсвеченный изнутри рыжий дым, и
в утробе танка что-то слабо булькало, хлюпало, как густое варево, и было
страшно заглянуть в черную дыру, в развороченный живот танка, где в
перерезанных кишках продолжалось пищеварение.
взорванными машинами. Кудрявцев ощущал щеками хлопки этого ветра, словно в
него ударялись невидимые, лишенные плоти существа. Метались, реяли над
раскрытыми люками, не в силах покинуть штурвалы, места у бойниц и прицелов.
Кудрявцев двигался среди бестелесных невидимок, пробирался среди их
беззвучного сонмища.
горизонтально трубчатые стволы, так и не успев отстреляться. Ее люк был
открыт, как взломанный чемодан, вокруг тлела ветошь, и среди блуждающих
угольков, прислонившись спиной к броне, сидели артиллеристы. Прижались друг
к другу плечами, припали голова к голове, словно дремали. У гусениц валялась
желтая гитара с наклейками. Оба были застрелены в грудь с близкого
расстояния. Кудрявцев, не подходя, прижался к теплому борту сгоревшей
машины, всматривался в их лица, в спутанные чубы, в желтую гитару. Они
напоминали утомленных подгулявших туристов, закемаривших после рюмки водки.
Где-то тут в траве валяются корочки печеной картошки, влажно поблескивающая
пустая бутылка, и он, Кудрявцев, отошел от костра, пробрался сквозь лесную
опушку, где бело и туманно от цветущей черемухи и в овраге над черной водой
поет соловей.
у Кудрявцева помрачение, чувство наступающего безумия.
присел, направил на звук автомат, готовый стрелять. Медленно распрямлялся,
убирал с крючка напряженный палец. Это хлопнул внутри машины уцелевший
патрон подорванного боекомплекта, пуля вяло отскочила от гильзы, упала на
дно среди гари и пепла.
куда он направил луч фонаря, валялся на днище матрас, стоял зарядный ящик, и
на нем виднелись остатки ужина -- краюха хлеба, вскрытые консервные банки и
обгрызенные яблоки. Солдаты в панике бросили еду и оружие и убежали. Должно
быть, были убиты и лежали где-нибудь рядом под колесами и опавшими траками.
прислушиваясь к неумолкавшему вороньему крику. Он был укрыт и защищен с
боков ребристыми коробами машин, но открыт воронью, которое наблюдало за
ним, он был им помехой, мешал опуститься на землю и захватить принадлежавшую
им добычу.
сумрачные, с впадинами и прогалами тучи. Невидимый, висел над площадью
спутник космической разведки. И влажный лист проявленной фотобумаги лежал на
столе начальника Генерального штаба. Сквозь очки пожилой генерал
рассматривал ночной сфотографированный город, огненный крест горящей
колонны, и среди кубиков подбитых машин, вытянутых, как личинки, убитых
солдат одна малая неясная точки. Это он, Кудрявцев, живой, с автоматом,
прижался к корме "бээмпэ".
когтями в стальную кромку, повернула к Кудрявцеву мощный приоткрытый клюв,
Акунин Борис
Андреев Николай
Шилова Юлия
Корнев Павел
Ильин Андрей
Суворов Виктор