приказания...
город, отсекая что-то вроде выселок - сараи и скромные домики, в которых,
по словам Висто, селились летом купцы, приезжавшие в основном из Мариаполя
и Двенадцати Городов ради знаменитых герцогских ярмарок. Теперь выселки
были покинуты - пустые сараи напоминали кожуру съеденных фруктов. А позади
них из стоячей воды рва вздымались гигантские стены - вверх, вверх, под
самые облака. Стены были чуть вогнуты и оттого казались еще выше и еще
более походили на каменную волну, увенчанную кружевным гребнем башенок и
зубцов. Речные ворота, устроенные в стене, выглядели настоящей пещерой,
ведущей в самое сердце горы. Тяжелые опускные решетки нависали над обоими
концами тоннеля. За тоннелем вновь показалась каменная стена с крохотными
отверстиями бойниц. Лишь миновав этот угрюмый портал, можно было увидеть,
что внутренняя стена отходила от основного кольца городских укреплений
прямо в реку как раз там, где Виверрида поворачивала и устремлялась к
морю. Стену завершала высокая башня. И ни души не было видно ни на верху
бастионов, ни возле окошек; хотя внимательный наблюдатель, пожалуй, сумел
бы подметить настороженный блеск глаз в полутьме.
Вот они обогнули башню, и взглядам предстала Внешняя Салмонесса: сплошные
причалы по берегу Виверриды, широко разливавшейся здесь и замедлявшей свой
бег. Ярко раскрашенные деревянные дома над причалами, толпы народа,
снующие туда и сюда... и, наконец, над кровлями домишек и людской суетой -
вновь стены и башни, взбирающиеся по крутому горному склону: цитадель,
неприступный Внутренний Город.
Его внимание сразу привлек ближайший по левому борту причал. Там
выстроилось десятка два воинов исполинского роста, в полном вооружении;
они глядели прямо перед собой, замерев в ожидании. У каждого была алебарда
и короткий меч при бедре, а за плечом висел маленький круглый щит. Все
были в кольчугах, искусно украшенных изображениями дельфина и башни -
городского герба Салмонессы.
присвистнул и сказал хозяину судна (ибо все остальные были заняты на
веслах):
эти!.. Самый плюгавый и то будет повыше меня!
что, никогда не слышал о них? Телохранители его светлости
Незаконнорожденного. Имеют, между прочим, право первыми грабить любой
город, который возьмет его войско. Хотя я лично думаю - как бы не отстали
они в бою от других воинов, помельче. Они ведь набраны с бору по сосенке,
из всех племен, кроме миктонских. И живут у герцога на готовеньком... как
хряки перед ярмаркой, да!
швартовать шхуну к тяжелому кольцу, вделанному в набережную. В это время
мимо гигантов-стражников просеменил молодой, изысканно одетый мужчина:
башмаки на нем были темно-фиолетового бархата, такой же бархат виднелся в
прорезях желтого камзола. Он шел с непокрытой головой, черные волосы были
гладко напомажены и завиты по концам. Левой рукой он придерживал тончайшей
работы кинжал; с запястья свешивался шарик благовоний.
Эйрар? - проговорил он тонким, жеманным голосом, протягивая руку для
пожатия и бросая взгляд знатока на оружие на поясе Эйрара: - О, подобный
кинжал поистине может носить лишь человек благородных кровей... прошу
принять тысячу извинений за мерзостный запах, царящий на этих причалах! -
Он поднял свой шарик и изящно понюхал. - Умоляю, отправимся же скорей во
дворец: его светлость сгорает от нетерпения скорее услышать своими ушами,
как это ты заставил негнущихся трескоедов Джентебби признать тебя своим
повелителем. И госпожа Мелина тоже хотела бы послушать...
слов в ответ и только надеялся, что они были в достаточной мере учтивы, -
и продолжал неостановимо болтать:
видишь, тебе выслали эскорт из двадцати одного Столпа Салмонессы - такой
чести не удостоился даже епископ Морангский в его последний визит...
прикажи своим людям, чтобы следовали за нами!
носилкам с роскошными драпировками, волочившимися прямо по уличной грязи.
Восемь лоснящихся чернокожих - здоровенных, но все же не чета Бритоголовым
- немедля подняли носилки на плечи. Эйрар поспешно высунул голову наружу:
позвать Эрба, - и гиганты-стражники, разделившись по двое, зашагали с
обеих сторон носилок, оглашая улицу размеренным криком: "Эй-я! Эй-я!.."
ним сквозь занавески и подумал, что выглядели они далеко не столь
горделиво, как он ожидал, насмотревшись на выстроенные ими твердыни. Между
тем носилки плыли вперед, покачиваясь в такт мерным возгласам
Бритоголовых, а принц Урданецца знай себе говорил:
руки принцессы Аурии на том основании, что давние связи Императорского
Дома с Мариолой подразумевают сюзеренитет старшей дочери его величества в
этих местах. И это при том, что рука принцессы вот уже семь лет, со дня
подписания капитуляции Лектиса, обещана его светлости! Случись что - и
Вальк не преминет отстранить принца Аурария или попросту послать ему
"черного вина", а себя провозгласить императором Вальком Первым. И будет
править нами этот ужасный Бриельский Совет с его бесконечными
голосованиями и законами о том, кто и сколько драгоценных камней имеет
право надеть... - Он зевнул. - Однако что я тебе рассказываю? Это ведь
давным-давно у всех на устах...
очарованием, что оно ощущалось подобно прикосновению:
однажды, проездом в Стассию, ко двору... Ах, эта рыбная вонь, стаи летучих
мышей и ни одного дома, который стоило бы посетить - кроме разве что
виллы, куда рыцарь Бреммери любил ездить на воды...
больше имел дело с Рудром... Загребным рыбаков.
Салмонессе тебе не придется скучать. Его светлость никогда не садится за
стол без свиты в дюжину знатнейших вельмож и стольких же дам, хоть и надо
признать, что иным из них он сам даровал дворянство. А теперь скажи мне...
- Он вдруг наклонился к Эйрару, явно желая сообщить тайну, и от его
движения чуть накренились носилки: - Скажи, как ты думаешь, достойны ли
эти карренские Воеводы места за высоким столом? Видишь ли, двор весьма
обеспокоен этим вопросом, и мнение вастманстедского дворянина для нас
ценно вдвойне, ибо в ваших краях столь мало знатных людей...
опустили наземь, принц Урданецца выскочил первым и подал Эйрару руку. Они
стояли у подножия широкой каменной лестницы, великолепно вздымавшейся к
сводчатой двери, на каждой ступени лестницы стояло по трубачу, и вымпел на
каждой трубе был украшен дельфином и башней. Вот Эйрар ступил на землю, и
трубы вновь прокричали все разом. Оглянувшись, он увидел, как подались в
стороны Столпы Салмонессы и показались его вольные рыбаки: кое-кто
посмеивался, большинство благоговело. Долговязый Эрб молча страдал, не
зная, куда себя деть от смущения. Висто держался лучше всех: глядел
вежливо, но и достоинства не терял.
ухо принц Урданецца. - Не забудь поклониться трижды, как подобает!
набитый кланяющимися придворными. Зал упирался в огромные двери,
распахнувшиеся настежь по сигналу труб. У порога стояли на страже все те
же исполинские алебардщики; тронный зал за их спинами, казалось,
простирался в бесконечность. С потолка свешивались светильники
пермандосского кружевного стекла, впрочем, не заправленные, ибо солнце
щедро лилось в зал сквозь многоцветные витражи. Разодетые дамы и блестящие
кавалеры двигались туда и сюда в этих цветных лучах, прикрываясь веерами и
разговаривая о чем-то. Вдаль - к трону, должно быть - вела ковровая
дорожка; принц Урданецца обратился в ту сторону и отвесил нижайший поклон,
ткнув при этом зазевавшегося Эйрара локтем. Тот поспешно склонился - и,
склонившись, заметил, что пол в зале был не особенно чист.
сидел, развалясь, крупный чернобородый мужчина и подле него - женщина в
платье с глубоким вырезом, почти не скрывавшим груди. У нее были пухлые
губы и, если верить лицу, она была любительницей посмеяться. У него на
голове поблескивала герцогская корона с зубцами в форме земляничных
листов. Роджер, Салмонесский Бастард, показался Эйрару грубым и вкрадчивым
одновременно.
более тонким, чем можно было ожидать. - Приветствуем от души, ибо мы
слышали о тебе такое, чему трудно поверить: ты, говорят, сумел поставить
под наши знамена рыбаков Джентебби, чем и подтвердил старинную дружбу
между Дейларной и Домом Салма. Наши книжники недавно поведали нам, что
согласно закону и по всей справедливости мы являемся государем этих
островов - мы, а вовсе не потомки императора Аргентария, чьей хартии они
так долго вверялись... Однако мы будем к ним милосердны. Слушайте же все и
будьте свидетелями: если ты, избранный ими бароном, принесешь нам клятву
вассала, мы больше не будем в претензии за прошлое. Справедливо ли это,
мои благородные господа?