АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Он резко отвернулся и бросился на свою койку. Все сделали вид, будто ничего не слышали.
- Жаль, что Головастику не пришлось это увидеть... - прошептал Фельдман. - Он держал пари, что Руммель сегодня сорвется.
- Оставь его в покое, - раздраженно сказал Рейтер. - Неизвестно, когда ты сам сорвешься. Ни за кого нельзя ручаться. Даже лунатик может с крыши свалиться. - Он повернулся к Греберу.
- Сколько у тебя еще осталось дней?
- Одиннадцать.
- Одиннадцать дней! Ну, это довольно много.
- Вчера было много, - сказал Гребер. - А сегодня - ужасно мало.
- Никого нет, - сказала Элизабет. - Ни фрау Лизер, ни ее отпрыска. Сегодня вся квартира наша!
- Слава богу! Кажется, я бы убил ее, если бы она при мне сказала хоть слово. Она вчера устроила тебе скандал?
- Она считает, что я проститутка.
- Почему? Мы же пробыли здесь не больше часу.
- Еще с того дня. Ты просидел у меня тогда весь вечер.
- Но мы заткнули замочную скважину и почти все время играл патефон. На каком основании она выдумывает такую чепуху?
- Да, на каком!.. - повторила Элизабет и скользнула по нему быстрым взглядом.
Гребер посмотрел на нее. Горячая волна ударила ему в голову. "И где у меня в первый раз глаза были", - подумал он.
- Куда унесло эту ведьму?
- По деревням пошла - собирает на какую-то там зимнюю или летнюю помощь. Вернется только завтра ночью; сегодняшний вечер и весь завтрашний день принадлежит нам.
- Как, и весь завтрашний день? Разве тебе не нужно идти на твою фабрику?
- Завтра нет. Завтра воскресенье. Пока мы по воскресеньям еще свободны.
- Воскресенье? - повторил Гребер. - Вот счастье! Я и не подозревал! Значит, я наконец-то увижу тебя при дневном свете! До сих пор я видел тебя только вечером или ночью.
- Разве?
- Конечно. В понедельник мы первый раз пошли погулять. Мы еще прихватили бутылку арманьяка.
- А ведь правда, - удивленно согласилась Элизабет. - Я тебя тоже не видела днем. - Она помолчала. взглянула на него, потом отвела глаза. - Мы ведем довольно беспорядочную жизнь, верно?
- Нам ничего другого не остается.
- Тоже правда. А что будет, когда мы завтра увидим друг друга при беспощадном полуденном солнце?
- Предоставим это божественному провидению. А вот что мы предпримем сегодня? Пойдем в тот же ресторан, что и вчера? Там было отвратительно. Вот посидеть в "Германии" - другое дело. Но она закрыта.
- Мы можем остаться здесь. Выпивки хватит. Я приготовлю какую-нибудь еду.
- И ты выдержишь тут? Не лучше ли куда-нибудь уйти?
- Когда фрау Лизер нет дома, у меня каникулы.
- Тогда останемся у тебя. Вот чудесно! Вечер без патефона! И мне не нужно будет возвращаться в казарму. Но как же насчет ужина? Ты в самом деле умеешь стряпать? Глядя на тебя, этого не скажешь.
- Я могу попытаться. Да и насчет продуктов небогато. Только то, что можно достать по талонам.
- Ну, это немного.
Они пошли в кухню. Гребер обозрел запасы Элизабет. В сущности, не было почти ничего: немного хлеба, искусственный мед, маргарин, два яйца и несколько сморщенных яблок.
- У меня еще есть продуктовые талоны, - сказала Элизабет. - Мы можем достать на них кое-что. Я знаю магазин, который торгует вечером.
Гребер задвинул ящик комода. - Не трать свои талоны. Они тебе самой пригодятся. Сегодня надо что-нибудь раздобыть другим способом. Организовать это дело.
- У нее ничего нельзя стащить, Эрнст, - с тревогой возразила Элизабет. - Фрау Лизер знает наперечет каждый грамм своих продуктов.
- Представляю себе. Да я сегодня и не намерен красть. Я намерен произвести реквизицию, как солдат на территории противника. Некий Альфонс Биндинг пригласил меня к себе на вечеринку. Так вот, то, что я съел бы там, если бы остался, я заберу и принесу сюда. В этом доме огромные запасы. Через полчаса я вернусь.
Альфонс встретил Гребера с распростертыми объятиями, он был уже навеселе. - Вот чудненько, Эрнст! Заходи! Сегодня мой день рождения! У меня тут собралось несколько приятелей...
Охотничья комната была полна табачного дыма и людей.
- Слушай, Альфонс, - торопливо заявил Гребер еще в прихожей. - Я не могу остаться. Я забежал только на минутку и мне сейчас же нужно уходить.
- Уходить? Нет, Эрнст! И слушать не хочу.
- Понимаешь, у меня было назначено свидание раньше, чем мне передали твое приглашение.
- Пустяки! Скажи, что у тебя неожиданное деловое совещание. Или, что тебя вызвали на допрос. - Альфонс раскатисто захохотал. - Там у меня сидят два офицера из гестапо! Я тебя сейчас с ними познакомлю. Скажи, что тебя вызвали в гестапо! Ты даже не соврешь! Или тащи сюда своих знакомых, если они милые люди.
- Неудобно.
- Почему? Почему неудобно? У нас все удобно!
Гребер понял, что самое лучшее - сказать правду.
- Ведь вот как это получилось, Альфонс, - заявил он. - Я понятия не имел, что у тебя день рождения. И я зашел, чтобы раздобыть у тебя что-нибудь поесть и выпить. У меня свидание, но я с этой особой никак не могу сюда явиться. Я был бы просто ослом. Понимаешь теперь?
Биндинг расцвел.
- Ага! - торжествовал он. - Значит, вечно женственное! Наконец-то! А я совсем было на тебя рукой махнул! Понимаю, Эрнст. Ты прощен. Хотя и у нас есть тут пребойкие девчонки. Может, ты сначала на них взглянешь? Ирма - сорванец, каких мало, а с Гудрун ты можешь лечь в постель хоть сегодня. Фронтовикам она никогда не отказывает. Запах окопов ее волнует.
- Но меня - нет.
Альфонс рассмеялся. - И запах концлагеря, которым разит от Ирмы, верно, тоже нет? А Штегеману только его и подавай. Вон тот толстяк, на диване. Я лично не стремлюсь. Я человек нормальный и люблю уют. Видишь вон ту маленькую, в уголке? Как ты ее находишь?
- Очаровательна.
- Хочешь, я тебе ее уступлю, только останься, Эрнст.
Гребер покачал головой.
- Невозможно.
- Понимаю. Наверно, классную девочку подцепил? Нечего смущаться, Эрнст. У Альфонса тоже сердце рыцаря, пойдем в кухню и выберем, что тебе надо, а потом выпьешь рюмочку по случаю моего рождения? Идет?
- Идет.
В кухне они увидели фрау Клейнерт, облаченную в белый фартук.
- Тебе повезло, Эрнст, у нас холодный ужин. Выбирай, что приглянется. Или лучше вот что: фрау Клейнерт, заверните-ка ему хорошую закуску, а мы тем временем наведаемся в погреб.
Погреб был завален припасами.
- А теперь предоставь действовать Альфонсу, - сказал Биндинг, ухмыляясь. - Не пожалеешь. Вот тебе прежде всего суп из черепахи в консервах. Подогреешь и можно кушать. Еще из Франции. Возьми две банки.
Гребер взял две банки. Альфонс продолжал свои поиски.
- Спаржа голландская, две банки. Можешь есть холодной или подогреть. Никакой возни. А к спарже - банка консервированной пражской ветчины. Это вклад Чехословакии. - Биндинг влез на лесенку. - Кусок датского сыра и баночка масла. Все это не портится - неоценимое преимущество консервов. Вот тебе еще варенье из персиков. Или твоя дама предпочитает клубничное?
Гребер созерцал стоявшие на уровне его глаз короткие ножки в начищенных до блеска сапогах. За ними мерцали ряды стеклянных и жестяных банок. Он невольно вспомнил скудные запасы Элизабет.
- И того и другого, - сказал он.
- Ты совершенно прав, - смеясь, заметил Биндинг. - Наконец-то я узнаю прежнего Эрнста! Какой смысл грустить! И жить - умереть, и не жить - умереть! Хватай, что можешь, а грехи пусть замаливают попы! Вот мой девиз!
Он спустился с лесенки и перешел в другой подвал, где лежали бутылки. - Тут у нас довольно приличный набор трофеев. Наши враги прославились своими знаменитыми водками. Что же ты возьмешь? Водку? Арманьяк? А вот и польская сливянка.
Гребер не думал просить вина. У него еще оставалось кое-что из запаса, сделанного в "Германии", Но Биндинг прав: трофеи - это трофеи, их надо брать там, где найдешь.
- Шампанское тоже есть, - продолжал Альфонс. - Я лично этой дряни терпеть не могу. Но, говорят, в любовных делах оно незаменимо. Сунь-ка в карман бутылочку. Пусть поможет твоим успехам. - Он громко расхохотался. - А знаешь, какая моя любимая водка? Кюммель! Хочешь верь, хочешь нет. Старый, честный кюммель! Возьми с собой бутылочку и вспомни об Альфонсе, когда будешь пить.
Он взял бутылки под мышку и отправился в кухню.
- Сделайте два пакета, фрау Клейнерт. Один с закуской, другой с вином. Переложите бутылки бумагой, чтобы не разбились. И прибавьте четверть фунта кофе в зернах. Хватит, Эрнст?
- Не знаю, как я все это дотащу.
Биндинг сиял.
- Надеюсь, никто не скажет, что Альфонс жадюга. Верно? Особенно в свой день рождения! И уж, конечно, не для старого школьного товарища!
Биндинг стоял перед Гребером. Его глаза блестели, лицо пылало. Он был похож на мальчишку, нашедшего птичьи гнезда. Гребера даже тронуло его добродушие; но потом он вспомнил, что Альфонс с таким же упоением слушал рассказы Гейни.
Биндинг подмигнул Греберу.
- Кофе - это к завтрашнему утру. Надеюсь, что уж воскресенье то ты проведешь по-настоящему, а не будешь дрыхнуть в казарме! А теперь пойдем! Я тебя быстренько познакомлю с некоторыми друзьями. Со Шмидтом и Гофманом из гестапо. Такое знакомство всегда может пригодиться. Зайди на несколько минут. Выпей за меня! Чтобы все осталось, как сейчас! И дом, и прочее! - Глаза Биндинга увлажнились. - Что поделаешь! Мы, немцы, неисправимые романтики!
- Невозможно оставить всю эту роскошь в кухне, - сказала Элизабет, потрясенная. - Постараемся куда-нибудь припрятать. Достаточно фрау Лизер увидеть все это, как она немедленно донесет, что я спекулирую на черном рынке.
- Ах черт! Я об этом не подумал. А подкупить ее нельзя? Отдадим ей часть жратвы, которая нам самим не понадобится?
- А есть что-нибудь, что нам не понадобится?
Гребер рассмеялся. - Разве что - твой искусственный мед. Или маргарин. Но даже и они через несколько дней могут оказаться очень кстати.
- Она неподкупна, - заметила Элизабет, - гордится, что живет только на продуктовые талоны.
Гребер задумался. - Часть мы, бесспорно, съедим до завтрашнего вечера, - заявил он наконец. - Но все - не сможем. Как же мы поступим с остальным?
- Спрячем у меня в комнате. Под книгами и платьями.
- А если она все обшарит?
- Я каждое утро запираю свою комнату, когда ухожу.
- А если у нее есть второй ключ?
Элизабет посмотрела на него. - Это мне не приходило в голову. Возможно...
Гребер откупорил одну из бутылок. - Завтра, ближе к вечеру, мы об этом еще подумаем. А сейчас постараемся съесть сколько в наших силах. Давай все распакуем. Уставим весь стол, как в день рождения. Все вместе и все сразу!
- Консервы тоже?
- Консервы тоже. Как декорацию. Открывать, конечно, не надо. Сначала навалимся на то, что скоро портится! И бутылки поставим. Все наше богатство, честно добытое с помощью коррупции и воровства.
- И те, что из "Германии"?
- Тоже. Мы честно заплатили за них смертельным страхом.
Они выдвинули стол на середину комнаты. Потом развернули все пакеты и откупорили сливянку, коньяк и кюммель. Но шампанское не тронули. Его нужно пить сразу, а водку можно опять как следует закупорить.
- Какое великолепие! - сказала Элизабет. - Что же Мы празднуем?
Гребер налил ей рюмку. - Мы празднуем все вместе. У нас уже нет времени праздновать по отдельности и делать какие-то различия. Нет, мы пьем за все сразу, чохом, а главное за то, что мы здесь и можем побыть вдвоем два целых долгих дня!
Он обошел стол и обнял Элизабет. Он ощущал ее, и ощущал как свое второе "я", которое в нем раскрывается теплее, богаче, многокрасочнее и легче, чем его собственное, раскрывается без границ и без прошлого, только как настоящее, как жизнь, и притом - без всякой тени вины. Она прижалась к нему. Перед ними празднично сверкал накрытый стол.
- А для одного единственного тоста это не многовато? - спросила она.
Он покачал головой. - Я только слишком многословно все это выразил. А в основе лежит одно: радость, что мы еще живы.
Элизабет выпила свою рюмку до дна. - Иногда мне кажется, что мы бы уж сумели с толком прожить нашу жизнь, если бы нас оставили в покое.
- Сейчас мы как раз это и делаем, - сказал Гребер.
Окна были раскрыты настежь. Накануне в дом, стоявший наискосок, попала бомба, и стекла в окнах у Элизабет были выбиты. Она натянула на рамы черную бумагу, но перед нею повесила легкие занавески, и вечерний ветерок развевал их. Теперь комната уже не напоминала могилу.
Света не зажигали. Так можно было оставить окна открытыми. Время от времени слышались шаги прохожих. Где-то звучало радио. Кто-то кашлял. Люди закрывали ставни.
- Город ложится спать, - сказала Элизабет. - А я, кажется, совсем пьяна.
Они лежали рядом на кровати. На столе стояли остатки ужина и бутылки, кроме водки, коньяку и шампанского. Они ничего не припрятали, а решили подождать, когда опять проголодаются. Водку выпили. Коньяк стоял на полу возле кровати, а за кроватью вода лилась из крана в умывальник, охлаждая шампанское.
Гребер поставил рюмку на столик у постели. Кругом было темно, и ему казалось, что он в каком-то маленьком городке, перед войной. Журчит фонтан, пчелы жужжат в листьях липы, закрываются окна, и кто-то перед отходом ко сну играет на скрипке.
- Скоро взойдет луна, - сказала Элизабет.
"Скоро взойдет луна", - повторил он про себя. Луна - это нежность и простое счастье человеческих созданий. Нежность и счастье уже налицо. Они в дремотном кружении его крови, в спокойной безличности его мыслей, в медленном дыхании, веющем сквозь него, как утомленный ветер. Он вспоминал о разговоре с Польманом, словно о чем-то давно минувшем. "Как странно, - думал Гребер, - что вместе с глубокой безнадежностью в человеке живут такие сильные чувства. Но, пожалуй, это и не странно; пожалуй, иначе и быть не может. Пока тебя мучит множество вопросов, ты ни на что и не способен. И только когда уже ничего не ждешь, ты открыт для всего и не ведаешь страха".
Луч света скользнул по окну. Он мелькнул, задрожал, остановился.
- Уже луна? - спросил Гребер.
- Не может быть. Лунный свет не такой белый.
Послышались голоса. Элизабет встала и сунула ноги в домашние туфли. Она подошла к окну и выглянула наружу. Она не набросила ни платка, ни халата, она была прекрасна, знала это и потому не стыдилась.
- Это отряд по расчистке развалин, - сказала она. - У них прожектор, лопаты и кирки, они работают напротив, где обрушился дом. Как ты думаешь, в подвале еще могут быть засыпанные люди?
- Они откапывали весь день?
- Не знаю. Меня не было.
- Может быть, они просто чинят проводку.
- Да, может быть.
Элизабет подошла к кровати. - Как часто, после налета возвращаясь домой, я мечтала, что приду - а дом, оказывается, сгорел. Квартира, мебель, платья и воспоминания - все. Тебе это понятно?
- Да.
- Конечно, не воспоминания о моем отце. А все другое - страх, тоска, ненависть. Если бы дом сгорел, думала я, то и этому всему был бы конец, и я могла бы начать жизнь сначала.
Гребер окинул ее взглядом. Бледный луч света с улицы падал ей на плечи. Смутно доносились удары кирок и скрежет лопат, отгребающих щебень.
- Дай мне бутылку из умывальника, - сказал он.
- Ту, что ты взял в "Германии"?
- Да. Выпьем ее, пока она не взлетела на воздух. А другую, от Биндинга, положи. Кто знает, когда будет следующий налет. Эти бутылки с углекислотой взрываются даже от воздушной волны. Держать их в доме опаснее, чем ручные гранаты. А стаканы у нас есть?
- Только чайные.
- Чайные стаканы как раз хороши для шампанского. В Париже мы так его и пили.
- Ты был в Париже?
- Да. В начале войны.
Элизабет принесла стаканы и села на край кровати. Он осторожно вытащил пробку. Вино полилось в стаканы и запенилось.
- А ты долго пробыл в Париже?
- Больше месяца.
- Они вас там очень ненавидели?
- Не знаю. Может быть. Я не замечал. Мы старались не замечать. Ведь мы тогда еще верили чуть ли не во все, что нам внушали. И нам хотелось поскорее кончить войну, посиживать на солнышке перед кафе за столиками и пить незнакомое вино. Мы были еще очень молоды.
- Молоды... Ты говоришь, как будто с тех пор прошло много лет.
- Да так оно, видимо, и есть.
- Разве ты сейчас уже не молод?
- Молод. Но по-иному.
Элизабет подержала стакан в свете карбидного луча, падавшего с улицы и дрожавшего в окне, и слегка встряхнула, чтобы вино запенилось. Гребер смотрел на нее и видел ее плечи, волну волос, спину и чуть намеченную линию позвоночника с длинными мягкими тенями. "Нет, ей незачем думать о том, чтобы начать все сызнова, - говорил себе Гребер. - Без одежды она не имеет ничего общего ни с этой комнатой, ни со своей Профессией, ни с фрау Лизер". Она была неотделима от этого дрожащего света в окне и этой тревожной ночи с ее вспышками слепого возбуждения в крови и странной отчужденностью потом, с хриплыми восклицаниями и голосами на улице, неотделима от жизни и, может быть, даже от тех мертвецов, которых там откапывают; он уже не ощущал в ней былей опустошенности и растерянности. Точно она сбросила с себя все это, как чужую одежду, чтобы, не задумываясь, следовать законам, о которых еще вчера ничего не знала.
- Жалко, что я не была тогда с тобой в Париже, - сказала она.
- Хорошо бы поехать туда вдвоем теперь, и чтобы не было войны.
- А нас бы туда пустили?
- Может быть. Мы же ничего в Париже не разрушили.
- А во Франции?
- Не так много, как в других странах, там все это шло быстрее.
- Может быть, вы разрушили достаточно, чтобы французы еще много лет нас ненавидели.
- Может быть. Когда война долго тянется, многое забывается. Может быть, они нас ненавидят.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [ 18 ] 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
|
|