вооруженных до зубов бандитов. Потом прибыла "техпомощь" и наварила по железному
листу сверху на каждую створку ворот. (Разумная мера: сегодня - бензин, завтра,
глядишь, связку гранат бросят.) Потом привезли какие-то ящики. Потом стемнело, и
наблюдатели ушли домой.
Оба парня были страшно довольны и глядели на Андрея, ожидая похвалы (и получили
ее) и продолжения военных действий. Дождались.
- Салабоны, есть закурить?
Сзади. Ласковин напрягся было, но сразу понял: обычная заводка. Один надвинулся
слева, другой - справа. Третий навис сзади. Крутые, как... спинка хомяка.
Уселись, притиснули Федю и Юру с двух сторон к Ласковину. Шелупонь. На пацанву
наехать, старушку в темном подъезде облегчить. Ласковина не заметили - со спины
подошли. А со спины он почти как Федя. Ну, помускулистей чуть.
- Нет у нас! - Это Федя. Правильно. Он и поздоровее. У Юры, впрочем, язык лучше
подвешен. - Нету! - Однако мандражирует. На Андрея не очень-то рассчитывает.
Бандиты бандитами, а эти тоже будь здоров. По двадцатнику каждому, наглые,
приблатненные... Дешевка! Ласковину и глаз поднимать не надо. И слушать не надо,
как базар ведут. Только на сапоги стоптанные, замызганные, глянуть - и вопрос
ясен.
- А бабки есть? Ну ты, белобрысый, бабки у тебя есть?
- Нету! - угрюмо пробормотал Федя. Уже готов, что бить будут. Готов и принял.
Как судьбу.
- А поискать? - Лапа в чужой карман.
Федя лапу придержал. Насколько мог.
- Нету, говорю.
- Ну ты че, крутой? Да, крутой? Козел ты! Понял!
Юра с другой стороны дернулся, но сосед придавил:
- Сидеть, салабон!
"Времена, - подумал Ласковин. - Лет десять назад хотя бы в подворотню увели, с
посторонних глаз".
Он распрямил спину, повернулся к первому засранцу. Вот уж точно - засранец.
Морда прыщавая, кислая, умывался, должно быть, летом последний раз.
- Испарись!
Одно слово. И взгляд тоже один.
Хватило бы: взгляд у Андрея весомый. На настоящих бойцов действует, не то что на
оборзевшую шелупонь.
Но вмешался третий. Тот, что сзади, за скамейкой. Активно вмешался. Захватом за
горло, локоть - под подбородок... в общем, правильный захват. И здоровья
хватает, а уж положение - лучше не придумаешь: ногой не достать, опоры
никакой... Лицо Ласковина вмиг отяжелело от прилившей крови. Что делает человек,
когда его душат? По яйцам бьет. Или пальцами в глаза. А если иначе? За руки
хватает. Верно, если иначе - никак, нужно - за руки. Нажатие на точки,
например... Но куртка у ублюдка толстая, руки накачанные... Впрочем, можно и
покрасивей сделать, если ты не старушка в лифте, а действующий коричневый пояс.
Андрей взялся за удушающую руку, слегка подсел - ноги под скамейку, зацеп снизу
- резко толкнулся вперед, прижав руку душителя подбородком к груди. Ха!
Выглядело очень красиво: шелупонь-качок перелетел через Ласковина, дрыгнув
ножками в воздухе (горло отпустил - какое там горло!), и смачно приложился
спиной по краю песочницы. Хорошо, зима, песок подмерз - а то сломал бы детское
развлечение. Хорошо и то, что в куртке, а то бы спину сломал.
- Испарись, я сказал! - Андрей вернул взгляд на прыщавого.
Тот, что с другой стороны, рыпнулся было, но Ласковин, не глядя, выхлестнул
кулак, и второй герой уткнул ряшку в шаловливые ручонки. Ха-ар-роший фингал
будет!
- Я - все. Я уже! - Третий привстал, курточку Федину рефлекторно
поправил-пригладил. - Уже уходим, шеф! Уже...
- У, бля, козел, бля, еш твою... - выл справа подшибленный.
- Это он кому? - осведомился Ласковин.
- Не надо, шеф, не надо! Я, мы, он все понял, шеф. Уже уходим, уже ушли, шеф...
- Срань тоже прибери. - Андрей пнул ногой шапку "душителя". Сам "душитель" уже
подавал слабые признаки жизни.
- Убивец! Убивец!
Откуда-то возникла бабка с палочкой, заплясала около скамейки.
- Убивец! Убивец! - Отважно тыча палочкой Ласковину в ногу. - Не трожь его, не
трожь!
Прыщавый, не пострадавший, глянул на бабку дико, затем толкнул подшибленного,
вместе подхватили приятеля под руки, подняли, шапочку тоже прихватили и уплелись
раны зализывать. Бабка же продолжала вопить и приплясывать. Именно такая бабка,
каких эта самая шелупонь за десятку по башке лупит. А может, не за десятку? Пива
в ларьке купить нельзя, чтоб рядом не возникла этакая старушонка с протянутой
лапкой.
- Ой, помоги, внучик!
Ласковин иной раз "помогал". А вот Митяй, тот в таких случаях говорил:
- А где ж твои внучки, бабушка?
- Убивец!
М-да.
- Пойдем, ребята, кофейку попьем, - сказал Ласковин, поднимаясь.
"Злой становлюсь, - подумал он. - Это плохо".
- Ну ты им дал! - восхищенно проговорил Юра. Бабки они словно бы и не видели.
Зато засветись над Ласковиным нимб - приняли бы как должное.
- Перестань, - отмахнулся Андрей. - Шелупонь, шавки. Времени нашего не стоят.
Что правда, то правда. И о времени, и о том, что не стоят. "Если б крупную
мерзость вот так же легко давить", - подумал в очередной раз.
- Развяжусь с этими, - кивок в сторону Мастерской, - пристрою вас в настоящее
место. Только уж чтоб деньги из мелюзги не выколачивали! - Улыбнулся, дав
понять: шутит. Да, если б тех пристроить вовремя к Зимородинскому или к Шиляю,
когда он еще сэнсэем был, а не коммерсантом. Нет, вряд ли. Не взял бы Слава. И
Шиляй не взял бы. Мразь, мразь и есть. И учит ее такая же мразь! Ласковин
вспомнил почти профессиональный захват "душителя".
Хотя, если сравнить со вчерашним, с ноктовизором... "Жигуленку" жалко! Первая
машина как первая женщина. "Как же все-таки они меня нашли? - подумал Ласковин.
- Может, Лидочка-принт подсобила?" Может быть. Ну и Бог с ней. Не пойдет
Ласковин к ней разбираться. Женщина есть женщина. Только Богу известно, когда ее
наказывать, а когда утешать надо. Нет, не будет Ласковин наказывать Лидию
Андреевну. И утешать тоже не будет... Булочка с вишенкой...
С Юрой и Федей договорились так: встречаться пока не будут. Андрей сам позвонит.
Юре - с трех до четырех. Феде - с шести до семи. Завтра. А пока пусть за
бандитами приглядывают. Но не подставляться. Понятно? Меня подведете!
Договорились. Расстались. Все. Никаких контактов. Ни с кем, кроме особо
упомянутых лиц. Андрей достал список "тобольских" фирм. Два адреса ему
приглянулись: на Разъезжей и на Большеохтинском. На Разъезжую они спирт
сопровождали из Киришей, а на Большеохтинском... что-то о них Митяй говорил...
Что-то о дури... И название у фирмы смешное. "Шанкр", что ли? Если этот "Шанкр"
к наркоте отношение имеет, то опекуны там должны появляться регулярно. "Вот
туда, - решил Ласковин, - мы и поедем. А вечерком, если срастется, - на
Разъезжую. Там тоже хорошее место. Технический спирт - это ежику понятно что.
Водочка! Это не опекаемый, а собственный бизнес, коренной! Спиртное - товар
хрупкий. И маленькие "мерзавчики", и двадцатилитровые бутыли. Но это вечером.
Сначала "Шанкр". Проверим, твердый он или так себе.
А настроение все равно дерьмовое!
Дорогая машина "вольво". А выглядит своеобразно. Будто кто-то ей пинка по зад
отвесил. Но катается быстро, с воем, с шипом покрышек: восемьдесят, сто, сто
двадцать... Это в городской черте.
Эта тоже шла под сто. Вознесенский проспект, бывший Майорова, бывший
Вознесенский. Майоров - фамилия известная. Спортивная слава страны Советов. А
что касается Вознесения... Андрей Ласковин был недалек от вознесения. С
маленькой буквы. Этак метров на шесть-семь вперед и вверх с элегантным
приземлением на асфальт, на встречную полосу, под колеса пыхтящего вонью
"Икаруса". Новенькая "вольво-850", цвет - "мокрая мышь". Та самая? Ну не сто
двадцать, но девяносто наверняка. Рванулась от перекрестка - ревущей птицей -
вперед и вверх - через мост - и вниз, подрезав едущих вдоль канала Грибоедова и
едва не размазав по асфальту Ласковина Андрея Александровича. Спасло опять тело:
прыжок назад из-под колес падающего сверху чудовища... а чудовище уже унеслось к
Садовой, воем и шипом распугивая автомобильную мелочь.
Андрею понадобилась минута, чтобы успокоиться. Да, не тот уже Ласковин, не тот.
Было ли это покушение? Цвет у "вольво" тот же. И марка та же вроде. Или нет? Та
была "универсал", а это "седан", насколько он успел разглядеть. Значит, не та?
Значит, случайность? Если случайность, то почему прежде с ним никаких
случайностей не бывало?
Андрей нагнулся, словно завязывая шнурок или поправляя штанину. Завязывать то
нечего: ботинки на молнии. Хорошие ботинки: эластичный верх, чистая кожа,
утяжеленный рант, жесткий носок. Спецзаказ. Для вышибания дверей и мозгов. Это
практичный Митяй организовал. Себе и другу. Покрепче десантных. И полегче.
Только шнурков на них нет. И "хвост" за Ласковиным тоже вроде не тащится.
Не доходя до Садовой, он свернул налево, во двор. Хороший здесь двор, большой. А
посреди - гора. А на горе - крепость. Подростками специально сюда с Митяем
приезжали поиграть. Жива гора. И крепость жива, только обветшала порядком.
Андрей, сделав петлю, снова вышел на канал и по набережной дошел до Сенной. Нет
"хвоста". А был, так потерялся. Случайности, однако!
От "Садовой" до "Новочеркасской" - рукой подать. Пивка, что ли, попить в
"Швабском домике"? Или перекусить где попроще? Ладно, попозже.
Автобус подошел. 174. Давно не было. Народ так и попер. Андрей садился
последним, но вдогонку ему подвалила компания веселых парней, втиснулись с
шутками-прибаутками, его притиснули, еле ухитрился локтем раненый бок прикрыть.
"Никто не выходит? Никто? Девушка? Девушка! Давайте к нам, девушка! У нас
весело!"
Тут-то Андрей и уловил шорох расстегиваемой молнии. Сразу насторожился. Так,
компания. Четверо. И он - в центре. Ласковин уже ощущал спиной входящий в спину
металл. Один удар шилом под левую лопатку - и дело сделано. "Что это с ним? С