Чтение 18–й страницы книги ~Автоматная баллада~

Лежать было жутко неудобно. За свою жизнь он лишь раз вынуждал свое тело изображать статичную композицию в еще менее переносимой позе. В тот раз его скрюченные посиделки в дупле закончились одиночным выстрелом с трех сотен метров и торжественной клятвой самому себе — впредь никогда не пытаться компенсировать отсутствие подходящей снайперской позиции тренировкой на выносливость.

Еще были тренировки Старика, но это не в счет.

Господи, вдруг — запоздало! — сообразил Швейцарец, я дурак, идиот: если у меня сводит мышцы так, что пробивает блокировку, то каково же сейчас ей? Она-то не умеет отключать реакцию на раздражители, ее с наполненными до краев чашками никто не выстаивал… кретин, болван, dumpkoff!

Он медленно начал убирать локоть, пытаясь для начала отвоевать хотя бы горизонтальное, а не криво-изогнутое положение — и почти сразу же застыл, когда теплый и даже вроде бы мягкий обруч сдавил его грудную клетку с силой, о существовании которой Швейцарец до этой минуты даже не подозревал.

Утром будут синяки, мысленно констатировал он. Впрочем, синяки — это еще ладно, а вот как бы ребра-другого не лишиться? Какой-то треск имел место быть… или это у меня в ушах кровь так стукнула? На ребро я не согласен, отнюдь — да и для чего, собственно, мне лишаться ребра, если женщина уже есть… и откуда только у этого чертенка столько сил?

Все-таки у него получилось опустить их на кровать. Теперь можно было перевести дух… можно было бы, подумал Швейцарец, если б легкие имели возможность расшириться хоть на миллиметр. Ох уж эти женщины… насколько легче работать с оружием! Нажал на кнопку — выпал магазин, сдвинул задержку — встал на место затвор. А вот где у данного экземпляра девушки необыкновенной находится регулятор силы объятий? Ласковое поглаживание волос желаемого эффекта не дает… а дышать хочется все больше! Черт, я прекрасно знал, что когда-нибудь умру, причем скорее раньше, чем позже. Даже подготовил себя к мысли, что смерть эта может быть сколь угодно глупой и нелепой — героическая погибель от потери крови… которая вытекает из бесчисленных ран… на поляне, заваленной мертвыми телами… еще более неисчислимых врагов… такая смерть бывает лишь в книгах… и, как правило, говорит о бедности авторской фантазии. Но быть задушенным спасенной тобою девицей — это ведь тоже как-то не совсем то. Вернее, это как-то совсем уж чересчур.

— Тебе удобно?

Она ответила — губы колыхнулись, и Швейцарец почувствовал их движение.

Только вот ни одного звука при этом на свет не появилось.

— Ты не говоришь, — прошептал он. — Наверное, тебе кажется, что ты говоришь… но попробуй еще раз, чуть-чуть громче. Пожалуйста.

— Пожалуйста… возьми меня.

«Не уверен, что это хорошая идея, — подумал Швейцарец. — На самом деле я не уверен, что тебе в ближайшие полгода стоит подходить к мужчине ближе, чем на десяток верст… и как раз в подходящее для этого место я тебя везу… вез. После всего, что тебе пришлось вынести… Тайна, у тебя душа — одна сплошная кровавая рана! И ты хочешь, чтобы я на эту рану попытался сыпануть соли? Нет уж, не для того я вытащил тебя, девочка. Совсем не для этого. Я взялся тебя спасать, Тайна, — беззвучно крикнул он, — а когда я за что-то берусь, то довожу дело до конца… качественно, заметь, довожу! Это мой фирменный знак, как гербы Швейцарии на рукоятках. Я знаю, что тебе нужно, знаю лучше тебя, уж поверь мне, пожалуйста…»

— Возьми меня…

— Ты… уверена?

— Да.

Он все еще колебался, и Тайна, прижавшись к его щеке, горячо зашептала…

— Прошу-прошу-молю-сделай-будет-лучше-надо — забыть-стереть — я-знаю-только-сейчас-потом-поздно-потом-закаменею-не-смогу-жить-сделай-прошу-прошу-прошу…

— Нет.

«Виль, ты — дурак! Только не обижайся… но ты — дурак!»

«Ни хрена я не понимаю в женщинах, — успел он подумать напоследок, — ни черта лысого. И Старик не понимал, вот и получилось… нельзя выучить тому, чего сам не знаешь.

Хорошо хоть она — знает!»

САШКА

Непонятно, почему они не взяли настоящий броневик? Могу поверить, что не нашлось ни одного исправного. Но трудозатраты на обшивку чуда техники, которое сейчас, ревя и фыркая громче десяти танков, ползло по улице, на мой прицельный взгляд, были как минимум сравнимы с ремонтом армейской машины, боевая же эффективность не в пример…

Впрочем, поразмыслив, я сумел найти доводы и в пользу клановского самохода. Во-первых, запчасти к грузовикам в скелете добыть на порядок легче, чем к какому-нибудь БТР-60, а это в свою очередь означает, что клановцы могут позволить себе эксплуатировать любимый самосвал, не трясясь при этом над каждой минутой драгоценного ресурса. Во-вторых, даже обвешанный бронелистами, этот самоход при езде по асфальту жрет меньше горючего, чем «прирожденный» армеец.

А боевая эффективность? Против легкой стрелковки, вроде меня, этот динозавр от бронетехники вполне устойчив, граната же РПГ раскурочит любой броневик, что заводской, что кустарно-выделанный. Не исключаю, что, с точки зрения людей, находиться в момент попадания лучше будет именно в этой кустарщине — он большой, соответственно, шанс на прохождение кумулятивной струи в стороне от жизненно важных органов членов экипажа так же будет повыше.

— Пригнись!

— А? Им же ничего не видно!

— Голову вниз! Лишнюю дырку хочешь?

Кричать можно было без опаски — бронеходный самосвал ревел так, что перекрыть этот звук был способен лишь его же башенный пулемет. А вот высовываться действительно не стоило — хреновый обзор, доступный экипажу броневика, с избытком компенсировали пятеро клановцев. Трое по правой стороне улицы, двое по левой, идут не торопясь и очень цепко вглядываются в окна домов противоположной стороны — грамотно, ничего не скажу.

— Приятно, — неожиданно лязгнул Макс.

— Приятно что? — удивленно переспросил я.

— Приятно, когда тебя так ценят, — пояснил старый автомат. — Столько мощи пущено в ход ради нас троих.

Наверное, он был прав, и повод для гордости действительно имелся. Однако лично я бы предпочел вариант, при котором Механики Смерти отнеслись к процессу нашей поимки куда менее ответственно, а в идеале — вообще пренебрегли столь нудным и неблагодарным делом. Пока меня устраивает мой нынешний хозяин.

— Слышали?

— Я — ничего. Ну, кроме рева.

— Стреляют, — Эмма и ее хозяйка произнесли это практически в унисон.

— Почудилось, — щелкнул Макс.

Я недоверчиво качнул магазином. Если человек и оружие говорят одно и то же…

— Тихо! — приказал Сергей. — Ни звука!

Бронесамосвал доехал почти до угла и остановился, дожидаясь «пехоту». Пешие же клановцы как раз вознамерились проверить пятиэтажку выше по улице — наш дом они к этому моменту уже миновали.

Секунд пятнадцать броневик еще ревел с прежней силой, затем его водитель плавно убрал обороты — и сквозь надсадное чиханье отчетливо прорвались далекие хлопки.

— И в самом деле, — пробормотал Энрико, — стреляют. По кому только?

— Главное, что не по нам, — Шемяка сполз под подоконник, аккуратно прислонив меня к стене рядом с собой. — А вообще… с кем угодно могли сцепиться. Разведчики враждебного клана, например. Или рейд-группа следопытов — навряд ли, но вдруг кому стукнуло в голову еще раз порыться в здешних свалках. Болотники — правда, эти обычно от старых руин шарахаются. Да просто по крысам пальбу открыть могли.

— Мне больше по душе первые две возможности, — задумчиво произнесла Анна. — Если они найдут других людей, то перестанут искать нас.

— Это если у тех людей найдется два «калаша» под разные патроны, — ехидно заметил Шемяка. — Клановцы, они, конечно, дураки, но все ж не полные идиоты, сложить один плюс один и получить двойку как-нибудь сумеют… О! Слышали? Опять.

— По-моему, — Энрико, ловко подкатившись, вытянулся сбоку от окна, — это больше похоже на перестрелку.

— Ну-ну, — Сергей, сдвинув респиратор, яростно почесал щеку, вернее, отросшую на ней щетину.

— Блохи донимают? У меня хороший порошок есть.

— Блохи у тебя в ж… !

— Я не издевался.

— Ладно, извини, — после короткой паузы глухо проронил Айсман. — Я сорвался.

— Так нужен порошок?

— Нет. Это не насекомые, это у меня по жизни. Раздражение кожи… аллергия на резину, мать ее!

— Как же ты следопытишь-то?

— Как-как… каком кверху. Хреново.

— Я вспомнила, — тихо сказала Эмма.

В первый момент я даже не сообразил, что именно черная винтовка имеет в виду.

— Ты спрашивал утром насчет карты. Я вспомнила. Это не точно, меня при этом не было, но я почти уверена, сделать эту карту мог лишь один человек, доктор Гришин. Он учил Анну математике… и он пришел с Запада.

ШВЕЙЦАРЕЦ

— Не, что ни говори, — глубокомысленно произнес Борис, — а жизня сейчас лучше, чем раньше. Тепло. Местами даже и чересчур, спорить не буду — токо, думается мне, лежать в гамаке при плюс тридцать семь да всяческую прохладительность прихлебывать будет куда как приятнее, чем в те же тридцать семь, но минус… ну, к примеру, дорогу от снега чистить. Опять же, с сельскохозяйственной точки зрения — пока землицу морозит, фиг чего прорастишь… как мы допрежь с брюквой-то мучались, сейчас и вспоминать-то не хочется. То ли дело нынче — с тростником сахарным и половины тех забот не счесть, растет он в нонешнем климате весь год. Опять же, из свеклы мы токо самогонку гнали, а тут — ром! Другая ж, епить, культура! И это я еще про баобабы, тьфу, то есть про бананы не говорю — до войны их разве что кто из райкомовских видал, так? А сегодня моя супружница вона, с утра скотине на корм охапку потащила!

— Кстати, — прервал Швейцарец философа за стойкой, — часом, не ваша скотина полночи за окном серенады выводила?

— А-а, ночью, — Борис поскреб пузо, зевнул, — то лекарь наш, Мымыков, хулиганил. На него, почитай, кажное полнолуние находит — хватает посредь ночи метлу и ну скакать по улице.

— И давно?

Содержатель с сомнением глянул на стену, где на фоне потемневших досок желтел обтрепанный календарь — на 1982 год, как не без труда различил Швейцарец.

— Лет пять как. Раньше у него другой бзик был — требовал, чтобы его главным бактериологом всея Руссии величали. Сам-то он из этих… мээнэсов которые… пробиркомойщик, короче… а поначалу, когда в поселок забрел, вовсе говорить не мог, токо мыкал… крепко, видать, приложило человека по черепушке. Ну, председательша наша тогдашняя, Матрена Степановна, светлая ей память, в документы евойные глянула и решила, что дохтур, хоть какой, лишним не будет.

— А сейчас он в колдуны подался? — уточнил Швейцарец. — Или, с учетом специфики метлы как транспорта, в ведьмы?

— В волшебники, — Борис, нахмурившись, хлопнул себя вначале по правому карману фартука, затем по левому… сунул в левый карман руку и выложил на прилавок небольшой пузырек, наполненный чем-то сероватым и очень мелким. — Во.

— Занятно.

— Что там написано? — живо спросила Тайна.

Швейцарец в очередной — он уже сбился со счета, в который именно раз, поразился тому, как изменила прошедшая ночь его… его Тайну. Как прошептала она тогда — стереть? И ведь получилось, черт побери, сработало! Она живая, теперь — живая! Одна только улыбка чего стоит… до войны мир восторгался улыбкой Джоконды, но при виде улыбающейся Тайны ваша Джоконда разом бы скисла, завяла и тихонько потопала к вашему Леонардо плакаться в жилетку. Господи, а я хотел ее в скит, да она б там, среди этих постных монашек, еще вернее, чем у храмовников…

— Ау! Ну что там написано?

— Оберег Великаго Волшебника, — Швейцарец хмыкнул.

— Сушеные микробы, — пряча пузырек обратно в карман, с гордостью заявил Борис. — Не хухры-мухры… реально помогают.

— Еще бы, — без тени иронии произнес Швейцарец. — Обычные микробы, наверное, от одного вида этих мутантов псевдоподии откидывают.

— Вот я и говорю — помогают, — согласно кивнул Борис. — Реальный оберег, всего-то за пять «семерок»… а детишкам Мымыков их и вовсе даром раздал. Любит он их.

— Микробов?

— Не, детей. Иной вечер усядется на крыльце и ну сказки всякие рассказывать. Добрые такие, смешные… про вампиров там или оборотней.

Глава 11

Три каскадера по пескам

Плелись едва-едва,

Один ловушку прозевал,

И — их осталось два.

АЙСМАН

Что-то в произошедшем все же казалось ему глупым и нелепым, хотя на самом деле в случившемся не было ничего такого уж… необычного. Не они первые. И наверняка — не последние.

Просто в какой-то момент тетке Фортуне наскучило приглядывать за ними. Быть может, всего на секунду она отвернулась, отвлеклась на кого-то другого — только вот они были в скелете. И здесь, в любимом заповеднике смерти, к ее услугам имелось несчетное количество возможностей заполучить то, что старуха с косой сочла хорошей прибавкой к уже имеющейся коллекции.

Точнее — того.

Айсман заподозрил неладное минут через двадцать. Слишком поздно — впрочем, поздно было, скорее всего, и с самой первой секунды. Кашель ведь был всего лишь внешним проявлением, а сколько длился инкубационный период заразы? Минуту, две, час… день, месяц — теоретически рассуждая, она вообще могла сидеть в Энрико еще с первых послевоенных лет. Как часовая мина с поломавшимся заводом — лежит себе, лежит, а потом какая-нибудь крохотная ржавчинка, которую и в микроскоп-то не разглядишь, возьмет и разрушит хрупкое равновесие, и пружина снова начнет раскручиваться…

Можно сказать, им не повезло вдвойне — характерные признаки основных скелетных зараз Шемяка помнил тверже, чем порядок сборки-разборки Сашки, но вот незадача, кашель-то среди этих признаков и не значился. И потому вначале он даже пошутил: «Похоже, приятель, и у тебя аллергия на респиратор имеется».

Такое могло быть запросто — и бывало не раз, в конце концов, эти маски не вчера с завода вывезли.

Он всерьез дернулся лишь два десятка минут спустя, когда очередной приступ кашля едва не согнул Энрико напополам.

— Пять минут на перекур!

Курить, и вправду, хотелось распрозверски, но при любом другом раскладе он бы уж как-нибудь дотянул до реки — ну или хотя бы еще квартал прошел. Здесь же, как услужливо подсказала ему память, неподалеку, на карте Анны расползалось нечто зеленоватое со щупальцами — словно крохотного болотного спрута придавили. Что за смысл таила эта каракатица, знал, похоже, только сам художник — нынешняя владелица карты лишь озадаченно хмурилась, — но Айсман считал, что ничем хорошим эта клякса быть не может. По элементарной причине — ничего хорошего в скелете нет в принципе. И та, помеченная жирным красным крестом фигня в левом верхнем углу наверняка тоже в итоге окажется какой-нибудь дрянью, что бы там ни воображали по этому поводу Анна с Энрико.

— Сними маску, отдышись.

— Сейчас…

Шемяка потянулся за кисетом… да так и застыл в виде статуи Наполеона.

— Чего это у тебя на подбородке? — резко спросил он.

— Где? — недоуменно переспросил Энрико, потирая упомянутую часть лица, а секундой позже и он замер, оцепенело глядя на кончики собственных пальцев…

…испачканных чем-то красным.

— Рик, что случилось?

— Назад!

До сегодняшнего дня Айсман считал выражение «не своим голосом» исключительно дурацкой выдумкой. Однако сейчас он свой голос не узнал. Вернее, он и не подозревал, что способен говорить ТАК!

— Рик!

— Назад, я сказал!

Она все еще не понимала, а скорее — не могла поверить, и Сергею пришлось хватать ее за пояс и оттаскивать. Хоть драться не начала, и на том спасибо.

— Анна, не подходи.

— Рик… да что ж это…

— Ты раньше когда-нибудь так вот кашлял? — быстро спросил Шемяка.

— Нет.

— Так… — Айсман с трудом удержался от добавления еще одного слова — возможно, жопа была еще не настолько уж полная.

— Когда ты первый раз прокыхыкал? Полчаса назад?

— Вроде того.

Энрико, сбросив рюкзак, медленно опустился на мостовую.

— Так… — повторил Сергей. — Кроме кашля, еще что-нибудь чувствуешь? Жарко, холодно, башка ноет, кишки винтом крутит? Ну, быстрее! Соображай!

— В груди режет, — Рик сплюнул розовым. — Думал; ерунда, дыхалка сдает, не мальчик все-таки, набегался… или фильтр воздух пересушивает.

— Б**, ну не бывает в скелете ерунды! — Шемяка, крутанувшись, что было дури саданул ногой по стене. — Б**, говорил же — как только чего необычное почувствуете, сразу в голос орите! Немедленно! Язык, б**, стер — и как дробью по броне!

— Извини.

— Да что мне теперь с твоего «извини»?! Что я с ним делать буду?! На хлеб вместо варенья мазать?!

Рик снова закашлял.

— Не психуй! — резко сказала Анна. — Тоже мне… Ледяной Человек. Перестань дергаться и делай.

Шемяка обернулся к ней.

— Что? Делать? — вкрадчиво, четко выделяя паузами каждое слово, произнес он. — Ты. Самая. Умная. Да. Вот. И скажи. Что делать?

— Что-нибудь! Ты говорил, у тебя эти травы-настои болотные на все случаи припасены!

— Что-нибудь ему не поможет, — Айсман говорил уже почти спокойно. Первый всплеск бешеной ярости прошел, оставив после себя лишь тоскливую пустоту. — Кашель и боль в грудной клетке… ни разу про такое не слышал. А пробовать наугад…

— Мутация какой-нибудь легочной дряни, — досадливо поморщился скуластый. — Чахотка или туберкулез.

— Молчи уж… вирусолог…

— Ты хочешь сказать, — глядя в лицо Сергею, медленно процедила девушка, — что не будешь ему помогать?

— Анна…

— Рик, не вмешивайся. И вообще тебе сейчас лучше молчать!

— Анна, — устало вздохнул Энрико. — Он хочет, вернее, он говорит, что не может мне помочь. И он совершенно прав, а я — олух царя небесного. Умудрился…

— Рик, не смей так говорить. Если он не хочет поделиться своими драгоценными заварками, мы сами… — Анна, спохватившись, принялась яростно копаться в мешке. — Мы тоже не с пустыми руками шли.

— Анн, я не хуже тебя знаю, с чем мы шли, — скуластый, дернув головой, охнул. — Чудо-юдо-таблеток, способных одолеть неизвестную доселе заразу, в твоем рюкзаке нет и быть не могло.

— Рик, мы должны пытаться. Слышишь? Рик!

Собравшийся было ответить ей скуластый вновь зашелся в кашле.

Шемяка участия в перепалке не принимал — он стоял чуть в стороне, даже не сняв рюкзак, просто уперся им в стену позади. Для него все уже было четко и ясно, как выстрел в упор. Открытым пока оставался лишь вопрос — пометила костлявая одного лишь Энрико или Сергей и Анна через пару часов получат возможность догнать сотоварища на Последней Тропе? Вопрос этот, впрочем, также не требовал каких-либо экстренных телодвижений — если болезнь уже в них, десяток минут не решают почти ничего, а экстракт дрызг-травы слишком дорог, чтобы накачиваться им в профилактических целях… тем более, когда речь идет о пальбе наугад.

— Анна, послушай, — мягко проговорил Энрико. — Ты упрямая, но поверь, это не подходящий случай… демонстрировать характер. Со мной все… кончено. И смысл тратить лекарства, время, силы, рисковать самим — нет. Извини, что подвел…

— Не смей, — она смотрела даже не на Энрико, а куда-то в воздух прямо перед собой. — Даже не думай. Я запрещаю тебе сдаваться. Слышишь, десятник! Приказываю драться до последнего! Я — приказываю, слышишь!

Неожиданно Сергея словно захлестнула волна. Жалость… досада… сожаление… — он не мог бы выделить, вычленить отдельные компоненты этого сложносостав-ного, как длинное предложение, чувства.

— Знаешь, куда можешь заткнуть свои приказы? — грубо произнес он. — Раскомандывалась… офицерша недоделанная. Вертела-вертела, как хотела… так хоть помереть спокойно позволь.

Врежь он ей — хорошую такую, полновесную оплеуху, — эффект, наверное, все равно был бы куда скромней. По крайней мере, в первый миг Шемяке показалось, что Анна сейчас вскинет винтовку и полным рожком попросту размажет его по бетонной плите вместе с рюкзаком.

Удержалась. Еще один плюс в пользу бешеной.

— Ты… — прошипела она. — Мразь. Я его спасти пытаюсь, а ты…