Чтение 18–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

— Так безопаснее, — сообщил он, входя бочком, так и не решившись распахнуть дверь во всю ширину, — Я сам не люблю быть грубым.

— Раз позвал, — сказал я, — значит… так, вот зачем я тебя вызвал, слушай внимательно. Ты у меня самый близкий здесь… Не красней, не смущайся, сам знаешь, это так. Я тебя заприметил еще на Каталаунском турнире.

— Сэр Ричард, я не нахожу слов, я настолько польщен…

— Прекрати, — велел я. — Слушай. Дело очень серьезное, гражданская война вот-вот разразится. Положение здесь очень неустойчивое, теперь вижу, каким дураком был, когда согласился… Как только выехали от Барбароссы, надо было поворачивать коня на Юг и гнать во весь опор. Словом, отправишься к королю и передашь письмо, а также расскажешь, что здесь творится.

Он смотрел преданно и очень серьезно, хорошее сочетание, я вздохнул и продолжил:

— Лорды признают мою власть только при условии, если я провозглашу себя гроссграфом Армландии. Но это еще не все, увы. Армландия отныне выступает как независимая единица… в смысле, самостоятельное графство. Даже гроссграфство. Но это только сейчас и только на словах. Я не такая свинья, так и скажи, что посмею оторвать от королевства такой жирный кусок. На словах мы самостоятельны, но на самом деле я продолжаю считать Армландию частью королевства. Я передохнул, а Килпатрик сказал осторожно:

— Я могу добавить, что король Гиллеберд очень уж хочет присоединить Армландию целиком или частями к своим владениям.

— Вот-вот, — обрадовался я, — это тоже скажи! По частям он бы все сожрал, а так приходится довольствоваться половинкой победы: Армландию оторвал от вас… от Барбароссы — уже хорошо.

Он сказал четко:

— Сэр Ричард, я все расскажу. Более того, скажу правду: здесь все держится только на вашем умении лавировать между рассерженными лордами. И пусть Господь вам поможет!

Я сказал трезво:

— Если и есть умение, то еще не применил. И еще неизвестно, удастся ли применить и сохранить головы. Но я постараюсь удержать край от междоусобицы и не дать Гиллеберду наложить лапу на Армландию.

Он вздохнул:

— Я все понимаю, но Барбаросса будет взбешен.

— Знаю, — сказал я раздраженно. — Но что делать?

— Не знаю…

— Не думаешь, что пришлет войска?

— Нет, — ответил он достаточно уверенно, — у него своих людей не хватает.

— Это да, — сказал я. — И еще я верю в его здравый смысл. Разъярившись и наоравшись, все же поймет, что это самый лучший… даже единственный выход. Гиллеберд здесь близко, а его королевство не отделено от нас болотами, песками и опасными реками, как Вексен. Он уже может ввести сюда войска! Ему это просто, дороги прекрасные, в то время как от Барбароссы… сам помнишь. Да и, честно говоря, когда дороги хорошие, а разбойников вешают без суда, то всякая торговля оживает. В Турнедо растет прекрасная пшеница, там лучшие в мире финики, а вся Армландия славится лучшими винами. Виноградники здесь растут сами по себе, без всякого ухода, а виноград все равно самый сладкий и нежный…

Он кивал, запоминал, я видел по его напряженному лицу, что передаст слово в слово. Он из тех рыцарей, что если идет на службу, то служит истово и преданно, живет помыслами сюзерена и готов воплощать их даже ценой жизни.

— Я все сделаю, сэр Ричард, — сказал он наконеця Вздохнул. — Да храни нас всех Господь!

Я послал к графу Ришару посланца. Мол, принимаю любезное предложение лордов доверить мне гроссграфство, сам благодарю за доверие, обещаю свято хранить вольности, однако оставляю за собой право сурово наказать графа Хоффмана. Это уже не политика, а чисто личная месть, что считается благородной и возвышенной, в отличие от мести политической, что есть месть грязная и порочная.

От графа Ришара пришел суховатый ответ, что многим такое не понравилось, но право на месть за мной признали, так что и месть, и ее последствия — на мое усмотрение. Резиденцией моей признается замок Сворве, все права мои, как будущего супруга леди Беатриссы, простираются на все земли, которыми она владеет.

Я чувствовал по краткости ответа, что положение моей партии все еще шаткое. Сам граф Ришар, как он признал, предпочел бы другого лорда на троне Армландии, а про других и говорить нечего.

Вслед за мной вышел, как ни странно, Будакер. Обычно он старался не попадаться мне на глаза, словно все еще сердясь за свой выбор встать на мою сторону.

— Хоффман, — проговорил он хмуро. — Он?

— В точку, — ответил я. — Не успокоюсь, пока не достану этого гада.

— Я так и думал, — буркнул он. — Хорошо вы насчет личной мести. Пусть так и думают. Я пробормотал:

— Вообще-то я не врал… Не прощу разгром в замке. Леди Беатрисса столько ночей плакала. Он отмахнулся:

— Да, конечно, но его нужно обезвредить в первую очередь потому, что он — самый серьезный враг. И обезвредить побыстрее. Пока не собрал коалицию.

— Уже думал над этим, — признал я. — Лучше всего, полагаю, с утра ускоренным маршем двигаться в земли Хоффмана. И там нанести удар.

Он буркнул:

— Это переть через всю Армландию. Хоффман потому и вассал короля Гиллеберда, что у него под боком. Все ли пропустят нас через свои земли?

— А что делать? — спросил я несчастливо. — По воздуху не перенесусь… Придется на своих двоих. Нет, лучше на четверых.

Войско двигалось тремя тяжелыми колоннами. Впереди постоянно сновали отряды на легких конях, высылали во все стороны разъезды.

Земли десятка лордов мы прошли с ходу, не встретив сопротивления, хозяева заперлись в замках и готовились к осаде. Мы шли дальше, деревни по дороге я строго-настрого запретил разорять: негоже так начинать гроссграфство, зато удвоил денежное содержание и разрешил покупать себе все, что восхочется. В разумных пределах, конечно.

Останавливались на отдых по совету барона Альбрехта вдали от городов и сел, там же и ночевали. Дабы не было соблазна, кичась силой, пограбить или разнести в щепки какой непонравившийся городок.

Местные проводники сами старались держаться в стороне от городов и сел. Я сперва заворчал, зачем проводники, когда вот карта, но рыцари переглянулись, а Макс сказал с мягкой улыбкой:

— Сэр Ричард, на Севере, говорят, поспокойнее. А здесь на карте еще гора, а наяву уже озеро. Сэр Растер добавил:

— Это еще что. Озеро можно объехать, как объезжали гору. А вот лес барона Кнаппена…

— Это старшего? — уточнил Макс.

— Да, младший сгинул потом, — сказал Растер, — когда отправился на поиски отца…

— А что случилось? — заинтересовался я.

— Да ничего особенного, — ответил Растер с обезоруживающей улыбкой. — Обычный лес, через него ездили не одну сотню лет, вдруг изменился. И деревья стали расти как-то странно, и тропки исчезли, а звери в нем появились такие, что… Словом, два-три каравана там исчезли. Потом туда отправился барон Кнаппен, это на его землях такое. Не вернулся тоже, с тех пор тот лес стали звать лесом барона Кнаппена. Это я к тому, сэр Ричард, что проводники нужны. Не те, которые по карте понимают, а которые знают, что и сегодня безопасная тропа все еще безопасна.

Я сказал кисло:

— Догадываюсь. Только следите, чтобы ваши моисеи не оказались Сусаниными.

Макс не понял моего умничанья, но ответил бодро: — Конечно, глаз с них не спускаем. Все ловушки обойдем!

Это сейчас, мелькнула в голове кислая мысль. Но какой из меня будет гроссграф, если и потом буду обходить эти места? Ладно, я еще вернусь.

Макс насторожился, привстал в стременах. Впереди нежно-голубая даль, трава низкорослая и тоже нежная, светло-зеленая, и на этом фоне в нашу сторону скачут пять тревожно-угольно-черных силуэтов.

Трое из нашего разъезда, но с ними двое всадников на таких же легких тонконогих конях. Минимум доспехов, все нацелено на скорость, а не на схватку врукопашную.

Несколько рыцарей тут же выехали вперед. Митчелл, как кое-что знающий в магии, быстро бросил им навстречу сканирующее заклинание. Лицо на минуту застыло, затем бросил с облегчением:

— Чисто.

— Кто они? — спросил Макс. Митчелл огрызнулся:

— Еще спроси, как к их женам подкатиться. Чисто — это значит ничего не замышляют. Что-то скажут и ускачут. Это у них в мыслях.

— А что скажут? — поинтересовался Макс ехидно.

Митчелл наконец врубился, что Макс просто дразнит, отвечать перестал, но я видел, как оба напряженно следят за приближающимися всадниками.

Рядом с нашими закованными в толстое железо рыцарями на тяжелых, как носороги, конях эти двое показались существами из другого мира.

В одинаковой одежде и расцветках, явно служат у одного лорда, остановили коней, лица надменные и высокомерные, как у индейских вождей.

— Кто из вас Ричард Длинные Руки? — спросил один холодно.

Я ответил миролюбиво: — Мне выпала судьба им стать.

Всадник смерил меня взглядом, я смотрел спокойно, но постарался, чтобы он прочел в моих глазах: будь вежливее, приятель. Миролюбивый тон еще не говорит о слабости.

Второй всадник произнес громко:

— У нас слово от нашего лорда, хозяина земель, на которые вы сейчас вступите.

— Слушаю, — ответил я настороженно.

— Наш господин, — сказал первый, явно уговорились вести разговор по очереди, — позволяет… вам пройти через его земли.

— Спасибо, — ответил я удивленный.

— Более того, — добавил он, — если кто-то на вас нападет, пока будете в его владениях, наш господин сочтет долгом защищать вас.

— Спасибо, — сказал я, удивленный еще больше. — Это весьма неожиданный и ценный дар… Как, говорите, имя вашего благородного господина?

Посланец посмотрел на меня с великим удивлением, как на нечто бесконечно тупое.

— Сэр Маздэй, — произнес он с достоинством. — Это же очевидно!

— Ах да, — спохватился я, — как это я забыл… Поблагодарите от моего имени… и всех моих друзей за неожиданный подарок. Я весьма, да, весьма…

Он небрежно козырнул, и оба унеслись, пригибаясь к конским гривам и ставши похожими на огромных стрижей, что вот так умеют носиться над поверхностью пруда, чуть-чуть задевая ее брюхом.

Я тупо смотрел вслед и все старался вспомнить, чем же имя Маздэя знакомо, все-таки где-то краем уха слышал.

Барон Альбрехт проводил его долгим взглядом.

— Чем-то вы переломили…

— Сэра Маздэя?

— Да. Я не думал, что он решится как-то выразить к вам отношение.

Я спросил осторожно:

— А что с этим сэром Маздэем? Я его знаю? Он посмотрел на меня с тем же удивлением, что и посланец сэра Маздэя.

— Конечно! По крайней мере, должны.

— Кто он?

Барон смотрел с интересом.

— В самом деле не знаете? Двоюродный брат леди Беатриссы.

ГЛАВА 2

Третий день мы двигались через земли сэра Маздэя. Я вспоминал точный выстрел из лука, бросившуюся ко мне леди Беатриссу, потом она рассказывала мне, что хотела лишь предупредить, а вовсе не закрывала своим телом, а еще через три дня обронила как бы невзначай, что вообще оказалась там случайно.

Судя по всему, двоюродные братья, что полыхали ко мне лютой ненавистью, смирили гнев, когда сестра оставила замок и ринулась к Барбароссе. Попытались вызволить из моих цепких лап на обратном пути, но леди Беатрисса своим телом закрыла меня от стрелы, тем самым показав, что не хочет моей гибели, и братья прекратили вмешиваться вообще.

И вот теперь, раздираемые противоречиями, стараются как-то загладить вину перед сестрой, косвенно помогая мне быстрее завершить миссию и вернуться к ней в замок.

Через земли баронов Дридлока, Доделя и Кемса мы прошли таким быстрым маршем, что возмущенные бароны даже не успели собрать войско для отпора. А ту небольшую погоню, что время от времени увязывалась за нами, встречал я лично, переместившись в арьергард.

Десятка два точно посланных стрел обычно хватало, чтобы остановить любой отряд.

Так повторялось везде, где мы двигались. За неделю мы прошли сопредельные земли, а в начале второй недели вплотную подошли к землям Хоффмана.

Я инстинктивно ожидал какое-то отличие, хотя умом понимаю абсурдность такой мысли, климат и растительность не подчиняются административным границам.

— Привал! — распорядился я. — Заночуем, а на рассвете перейдем границу у реки, как решили самураи… Всем отдохнуть и быть готовыми!

— Обижаете, — сказал Будакер. — Всегда в постоянной готовности.

— К чему? — спросил я коварно.

— А ко всему, — ответил он твердо.

Мне стало неловко, сказал примирительно:

— Нервы перегорят. Надо дать отдохнуть.

Вспыхнули костры, рыцари наперебой выхватывали из пасти осчастливленного Бобика оленей, кабанов, коз, барсуков. Несколько раз притаскивал таких огромных рыб, что голова и хвост волочились по земле. И когда добычу разделали, зажарили и начался пир на природе, он все еще таскал новую: азарт охотника сильнее страсти вкусно покушать, хотя в этом мог посоревноваться с сэром Растером.

Я медленно жевал прожаренное мясо, разговор течет неторопливый, Альбрехт внимательно посматривал на меня, легкая усмешка то появлялась, то пропадала на его тонких губах.

— Непохоже, — сказал он, — что размышляете, как захватывать замок Хоффмана.

— Вы читаете мысли, — ответил я. — В самом деле, стратег из меня липовый. Когда увижу замок, тогда и начну думать. Что-то мозг у меня… упрощен.

— Женщины и мысли, — сказал он, — обнажаются не сразу. Не спешите, все прояснится.

— Настоящая свобода мысли возможна только в пустой голове, — сказал я горько. — Вообще мне кажется, что в мою голову мысли приходят умирать.

Он усмехнулся:

— Глупые мысли бывают у всякого, только умный их не высказывает. Вы слишком уж пессимистичны. Вы что-то увидели там?

— Да пока нет…

— Да? Вы так внимательно всматриваетесь в лес на той стороне…

Я покачал головой:

— Да так… Детское ожидание, что в другом королевстве трава другая. И разочарование, что это не так. Его лицо посерьезнело.

— Похоже, вы не знаете историю графа Райдестока. Мы прошли рядом с его владениями. Вообще-то стоило бы сделать небольшой крюк…

— А что там?

Ему подали прут с нанизанными ломтиками мяса. Пахнет одуряюще, но барон только понюхал, вздохнул.

— Представляю, какое мясо было бы, если бы остановились в его владениях… У Райдестока, сэр Ричард, весьма странная особенность. Или свойство, не знаю. Некоторые говорят, что это проклятие, хотя я в упор не вижу, почему это может быть проклятием. Наверное, я тоже, как и вы… э-э… упрощен. В общем, владения графа всегда процветали: в лесу уйма дичи, в озере кишмя кишит рыба, в полях носятся, сшибая друг друга, толстые жирные зайцы… Но на это мало кто обращал внимание, пока граф не получил от короля еще один небольшой лен. И вот графский лес всего за неделю незаметно вытеснил прежний хилый лесок… по-моему, дубовая роща вытеснила осиновик. Трава разом поднялась густая и пышная, как везде во владениях графа, дороги стали шире и тверже, их отныне не размывали дожди.

— Интересно, — пробормотал я. — Это не шутки?

— Представьте себе, нет. Затем лет через десять король решил дать ему земли в северной части королевства: заброшенные, негостеприимные, но крайне важные для короля. Граф согласился, так как размеры пожалованных земель превосходили его прежние втрое. Правда, прежнюю землю он вернул королю, тот подарил ее за службу другому верному рыцарю.

— И что, — спросил я с интересом, — нечто изменилось на новой земле? Он кивнул:

— Трудно поверить, но земля меняться начала с первого же дня. Сперва вокруг замка, а потом как будто волны пошли от брошенного в пруд камня! Но если волны постепенно затихают, то здесь не затихло. Не усиливалось, но и не затухало. Всего за месяц по всем землям графа Райдестока выросла его знаменитая сочная трава, от которой кони быстро тучнеют и весело играют, поднялась дубрава, в лесах появились те звери, которые всегда были в его лесах…

Митчелл вмешался:

— Не забудь, на тех землях, которые у графа забрали, все сразу заглохло. Трава завяла, теперь там один колючий бурьян, лес измельчал, зверье мелкое и хилое, а дороги размывает любой дождик, а потом протаптывать приходится заново.

К нам начали прислушиваться, все слушают с интересом, хотя многие, думаю, эту историю знают. Когда Митчелл умолк, Альбрехт добавил со смешком:

— Дивно то, что вот здесь растут роскошные дубы, кусты ломятся от ягод, трава высокая и налитая соком… а дальше — как не знаю что! И лес не лес, и кусты не кусты, и трава — одно название… Зато сразу видно, где проходит граница владений. Никакую межу проводить не надо.

— То есть, — переспросил я, — трава соблюдает административные границы? Альбрехт развел руками:

— Я бы сам не поверил. Но когда, после того как граф покинул свои прежние земли и перебрался на подаренные ему, на старых землях исчезло, а на новых появилось озеро… да, то самое, в котором кишмя кишит рыба! И очертания: те же, и на таком точно расстоянии от замка графа, как и тогда, раньше…

— А рыбы там особые, — сказал Митчелл.

— Особые, — подтвердил Альбрехт. — Граф избыток улова продает, у него всегда купцы толпятся. Рыба нежнейшая, без костей, а еще, говорят, она нашему брату весьма полезна…

— Правда, — сказал Митчелл, — мне один рассказывал, он такой рыбы поел и всю ночь баб пользовал…

Разговор стал общим, тема такая, что каждый вклинивается, пошли воспоминания, почти каждый либо сам ел такую рыбу, либо знает того, кто ел…

Утром я проснулся от неясной возни, рука нащупала меч. В темноте, что сразу перестала быть темнотой, Пес прижал к земле зверя с неясными очертаниями, размером с барана, с ожесточением рвал ему глотку.

Часовые у костра спят сидя, я толкнул одного, тот упал. Бобик поднял морду, блеснули клыки, глаза горят пурпуром. Мне стало не по себе, но он тут же подбежал и подставил голову. Я почесал меж ушей, огляделся. Кроме зверя, что остался неподвижным, чуть дальше еще пять неподвижных тел. Под каждым расплылась темная лужа крови.

— Что за…

Я прошелся по центру лагеря, убитые животные похожи на гигантских кошек, хотя кошки вроде бы не ходят стаей… Но как прошли, как сумели усыпить стражу, почему не начали прямо с тех часовых, что в передней линии?

Холод прокатился вдоль хребта. Этих зверей кто-то направил. Возможно, не сами звери использовали усыпляющую магию, а тот, кто их привел…

Пригнувшись, словно под обстрелом, я с мечом в руке долго вслушивался, всматривался, задействовав все виды зрения, однако везде оставалось тихо.

— Все, — сказал я Бобику, — благодарю за службу! А теперь давай спать. Они получили урок и больше не сунутся.

Я лег, укрылся одеялом, Бобик устроился было в ногах, но я похлопал по земле рядом, он торопливо лег, осчастливленный, пока я не передумал.

Веки я опустил на случай, если кто наблюдает, а термозрением и запаховым прощупывал вокруг, в любую секунду готовый ухватить меч и прыгнуть на врага. Бобик подвигался, устраиваясь, через пару минут я услышал его ровное глубокое дыхание. Я лежал так до рассвета, а потом, убедившись, что никто не придет, и сам незаметно провалился в сон.

Барон Альбрехт, что спит рядом, открыл глаза, Бобик как раз широко зевнул, показав ему острые клыки. На лице барона проступило высокомерное неодобрение: совсем я забаловал собаку, нельзя же так, скоро и на голову сядет, собаки всегда стараются отвоевать в сердце хозяина больше места, чем тот выделяет. Потом заметил растерзанных чудовищ, вытаращил глаза.

Зайчик громко фыркнул, он тоже заметил, но это же такая мелочь, нечего из-за этого так прыгать и ластиться, будто сделал невесть что огромное.

Лагерь постепенно просыпался, началась суета. Макс выглядел таким потрясенным, что едва не плакал. Ему начали рассказывать, что пришли кундзели, очень редкие звери, их считают исчезнувшими, но вот, смотри, появились…

— Главное, — сказал Альбрехт твердо, даже слишком твердо, — раз мы их увидели, то больше не увидим. Нет людей, которые видели бы их дважды.

Я буркнул:

— Есть и другая причина.

Альбрехт посмотрел с вопросом, понял, ухмыльнулся.

— Ну да, вообще-то да… Наше счастье, что эти зверьки не расплодились! Но собачка у вас, сэр… Что за собачка, чудо. Расцеловал бы, но боюсь, что она и меня… того… как кундзеля.