чувствовал себя неуютно: он так и не снял своего мятого, наглухо
застегнутого плаща, как будто оставляя за собой право в любой момент
проститься и уйти без всяких объяснений. Смотрел он угрюмо и недоверчиво;
Сесару и Хулии стоило большого труда уговорить его поехать с ними.
Вначале, когда они объяснили, с чем пришли к нему, Муньос сделал такое
лицо, что комментариев не требовалось: он явно принимал их за пару
ненормальных. Потом он насторожился, занял оборонительную позицию. Он
просит прощения, если говорит что-то неприятное, но вся эта история с
убийствами, совершенными в эпоху Средневековья, и с шахматной партией,
нарисованной на доске, выглядит слишком уж странной. И, даже если то, что
ему рассказали, правда, он не очень понимает, какое отношение ко всему
этому имеет он, Муньос. В конце концов - он повторил это так, словно хотел
таким образом внести полную ясность и установить соответствующую
дистанцию, - он всего-навсего бухгалтер. Простой служащий.
какую только был способен.
музыкальным автоматом, из которого лилась монотонная мелодия.
безразличие. - Многие играют в шахматы. И я не понимаю, почему именно я
должен...
показалось, что она читает в этом взгляде: может быть, я и правда лучший,
но это не имеет никакого отношения к делу. Быть лучшим ровным счетом
ничего не значит. Это все равно что быть блондином или иметь плоскостопие,
но не обязательно же выставлять это напоказ.
паузы, - я бы выступал на турнирах и других подобных соревнованиях. А я
этого не делаю.
плечами.
имею в виду - желание выигрывать... - Он посмотрел на своих собеседников
так, точно был не слишком уверен, что они понимают его слова. - А мне все
равно.
уловила скрытую иронию.
трудно найти подходящий ответ.
сумею оказаться вам полезным.
руку и коснулась его локтя. Это краткое прикосновение было исполнено
мольбы, и позже, наедине с Хулией, Сесар, подняв бровь, квалифицировал его
как "весьма удачное проявление женственности, дорогая, жест дамы, просящей
о помощи, не прибегая к словам и не давая птичке улететь". Даже сам он,
Сесар, не сумел бы проделать это лучше; в крайнем случае, у него вырвалось
бы какое-нибудь восклицание, абсолютно не подходящее при данных
обстоятельствах. Как бы то ни было, Муньос мельком взглянул вниз, на руку
Хулии, которую она уже убирала, и остался сидеть, а глаза его скользили по
поверхности стола, пока не остановились на его собственных руках с не
слишком-то чистыми ногтями, неподвижно лежавших по сторонам чашки.
важное, уверяю вас. Важное для меня и для моей работы.
глаза, а куда-то ниже, на уровне подбородка; он словно опасался, что
взгляд в глаза установит между ними некую связь, обяжет его к
ответственности, брать которую на себя он не собирался.
абсолютно отличной от всех, какие вам приходилось играть до сих пор. О
партии, которую стоило бы выиграть.
своей всегда одинаковы.
прорывалось в движениях тонких пальцев, которыми он вертел на правой руке
перстень с топазом, - что, сколько я ни пытаюсь уяснить себе причину вашей
странной апатии, мне никак не удается угадать ее... Тогда почему вы вообще
играете в шахматы?
затем вверх, но на сей раз уперся не в подбородок Сесара, а прямо ему в
глаза.
какой вы являетесь гомосексуалистом.
достала и закурила сигарету. Ее привела в ужас бестактность шахматиста.
Однако в его словах она не уловила ни издевки, ни агрессивности. Что же
касается Муньоса, он смотрел на антиквара с выражением учтивого внимания,
как будто между ними происходил какой-то обыденный разговор и он просто
ждал ответа почтенного собеседника на свою реплику. В этом взгляде Хулия
не прочла ни малейшего намерения оскорбить или унизить - скорее, напротив,
некую безмятежность, исполненную невинности: так мог бы смотреть турист,
который, сам о том не подозревая, нарушил неизвестные ему порядки и обычаи
чужой страны.
заинтересованным, а на тонких бледных губах его играла легкая улыбка
человека, находящего сложившуюся ситуацию забавной.
выражению лица, вы ничего не имеете против того, кем я, тем или иным
образом, являюсь... Точно так же, как мне представляется, вы ничего не
имели против того белого короля или того партнера, с которым только что
сражались там, в клубе. Не так ли?
беспокойства... Этот учтивый кабальеро хотел сказать только, что он играет
в шахматы по одной-единственной причине: потому что игра просто заложена в
самой его природе. - Улыбка Сесара стала еще шире и снисходительнее. -
Потому что он просто не может существовать безо всех этих задач,
комбинаций, обдумывания решений... Что может значить в сравнении со всем
этим какой-то прозаический шах или мат? - Он откинулся на спинку стула,
глядя Муньосу прямо в глаза, взгляд которых оставался все таким же
невозмутимым. - Так вот, я скажу тебе, что это значит. Ровным счетом
ничего! - Сесар поднял руки ладонями вверх, точно приглашая Хулию и
шахматиста убедиться в правдивости его слов. - Не так ли, друг мой?.. Это
всего лишь малоприятная точка в конце игры, вынужденное возвращение к
действительности. - Он презрительно сморщил нос. - К реальному
существованию, к ежедневной и ежечасной рутине.
подобии улыбки, которая, однако, так и не отразилась на губах. - Пожалуй,
вы точно все выразили - точнее некуда. Но мне никогда не приходилось
слышать, чтобы кто-нибудь произносил это вслух.
легким смешком, за который Хулия наградила его неодобрительным взглядом.
немного растерялся.
Хулия, как, впрочем, всегда, когда находится подходящая публика.
практически всем.
Его взгляд, устремленный на Муньоса, стал неожиданно серьезным. - Я, мой
многоуважаемый друг, играю в другую игру. Она называется "ежедневная
борьба за то, чтобы уклониться от шахов и матов, которые жизнь устраивает
нам на каждом шагу". А это уже немало. - Он сделал неторопливый, изящный
жест рукой, словно охватывающий их обоих. - И так же, как и вам, дорогой
мой, да и всем другим, мне приходится прибегать кое к каким небольшим
трюкам, которые помогают мне выжить.
освещенном баре он выглядел усталым, от залегших под глазами теней они
казались еще более запавшими. Со своими большими ушами, торчащим над
воротником худым костистым лицом с крупным носом Муньос походил на
неухоженного тощего дворового пса.
шахматист держался скованно и неловко в чужом доме, в обществе красивой
молодой женщины, антиквара со странными сексуальными наклонностями и не
менее странной картины, стоявшей перед ним на мольберте. Однако, по мере
того как нарисованная шахматная партия все больше овладевала его
вниманием, скованность и неловкость исчезали. Первые несколько минут он
рассматривал фламандскую доску молча, неподвижно, заложив руки за спину:
точно так же, вспомнила Хулия, как любопытные, наблюдавшие в клубе имени
Капабланки за чужой игрой. Он занят тем же самым, подумала она, и это была