бесконечно признательна Братны за эту иллюзию.
только моя голова касалась подушки, я тотчас же проваливалась в сон,
обрамленный по краям ровной строчкой телефонных разговоров Серьги. Он
втянулся в эту страшноватую работенку, его собственное увечье преданно
защищало психику от возможных потрясений, связанных с другими людьми. Серьга
оказался отличным психологом со своим собственным подходом к экстремальной
ситуации. Он был слишком весел, слишком беспечен, чтобы общаться с
самоубийцами, но часто именно это спасало их от последнего шага. Самым
удивительным было то, что у Серьги появились поклонницы из числа
несостоявшихся смертниц: брошенных жен, отвергнутых любовниц, учительниц
младших классов, сидящих без зарплаты, скрытых жертв изнасилования,
девочек-подростков, которых донимали прыщи и одноклассники,
ВИЧ-инфицированных и трансвеститок...
растительное существование новым смыслом. За целый месяц у меня был только
один выходной (Братны, который, казалось, никогда не устает, тянул из группы
все жилы). А единственный день отдыха мы получили только потому, что у
Анджея была назначена встреча с представителями дирекции Каннского
фестиваля: те уже хотели заполучить новый, еще не снятый, опус Братны. И
этот единственный день блаженного безделья оказался полностью забитым
каныгинскими историями. Мне хотелось только одного - хорошенько отоспаться
за все дни съемок, но рот у Серьги не закрывался. Я услышала массу путаных
потешных историй. Я даже не успевала поразиться их трагичности: кроткая
девушка травилась из-за любви к Филиппу Киркорову, кроткий юноша резал вены
из-за любви к группе ?Кисе?, ветерана боев за остров Ханко изводили
собственные внуки, и он болтал с Серьгой только для того, чтобы спастись от
одиночества... Отчаянный парняга из ?новых русских? в пику своей жене
изрезал ножницами на лапшу тридцать тысяч долларов... Это была самая
обыкновенная жизнь и самая обыкновенная смерть.
слушая россказни Серьги, я еще не знала, что через несколько дней столкнусь
со смертью совершенно необычной. Смертью, которая положит начало самой
безумной, самой бессмысленной цепи преступлений в моей жизни...
***
ключевые эпизоды со старой актрисой. Он торопился: Александрова уже не
выдерживала того бешеного ритма съемок, который предложил ей режиссер.
Перерывы были сокращены до минимума (Братны необходимо было удержать
атмосферу в кадре), но именно в это время старуха стала надолго пропадать.
Иногда мы искали ее часами и находили в самых невероятных местах почти в
полубессознательном состоянии: она смертельно уставала, это было видно. Ее
отпаивали валерьянкой, а неунывающий Вован предложил перевести актрису на
легкие наркотики (?Ей это будет даже полезно, други мои, - увещевал нас
Трапезников. - Во-первых, поддержит слабеющую плоть.
даже какой-нибудь маршал пригрезится на танке ?Т-34?). Я возненавидела
Трапезникова за эту тираду. Но самым ужасным было то, что и сам Братны стал
склоняться к этому варианту допинга. Я даже позволила себе вступить с ним в
открытый конфликт, впервые за все время работы.
может не выдержать.
неистовстве. - Здесь нет людей. Здесь есть только детали композиции... Все,
что я хочу сказать миру, гораздо важнее самого мира. Неужели ты не
понимаешь?
втягивались в орбиту режиссера, к концу первого месяца съемок стали путать
реальную жизнь с жизнью, придуманной Братны. Да и сама я стала безумной:
иногда я ловила себя на мысли, что хочу остаться в пределах еще не снятого
фильма навсегда. Это был галантный анатомический театр,
образцово-показательная бойня, где Братны с усердием заправского мясника
освежевывал все человеческие чувства. От этого зрелища невозможно было
оторваться, это был допинг посильнее вовановских тяжелых наркотиков. Братны
обожал все то, что делает, у него был страстный испепеляющий роман с каждым
из актеров, который развивался только в пределах площадки. Синонимами его
любви были ненависть и полное безразличие, наплевательство и вероломство.
Его любовь разрушала, но я, как и все, поняла это слишком поздно, когда
силки были расставлены и неосторожные пернатые пойманы.
напряжением съемок ассистенты не могли уследить за ней. И тогда, едва придя
в себя и проклиная все на свете, мы отправлялись на поиски.
в простенке между летными комбинезонами Второй мировой войны и траченными
молью кирасирскими мундирами армии Наполеона - последний привет от эпопеи
?Война и мир?.
тонкой кожей скулы заострились - мне даже показалось, что она умерла. Только
сейчас я заметила, как стремительно она постарела за время съемок: как будто
бы прошел не жалкий месяц, а несколько лет. Может быть - несколько десятков
лет... Но по-настоящему испугаться я не успела. Александрова открыла глаза и
посмотрела на меня.
должно быть, приятно. Но... Скажите вашему режиссеру, что я больше не буду
играть. Я не могу.
хоть этим могла оправдаться в том, чего никогда не совершала. Мне и в голову
не могло прийти, что все страхи принадлежат молодым. Даже страх смерти... Но
почему я подумала о смерти?.. Ничего такого она не произнесла вслух.
здесь что-то происходит. В мое время... В мое время режиссеры так не
работали. Почему он заставляет меня умирать? По-настоящему умирать? Почему
он так хочет моей смерти?..
дела с кино. И возраст, я понимаю.
мысль, - вы можете найти кого-нибудь помоложе. Возьмите другого. Возьмите
гадину Фаину, я ее видела совсем недавно. Может быть, загоните ее в гроб,
как загоняете меня, то-то будет подарок к моему юбилею... Она всегда меня
ненавидела, так ненавидела, что загремела с язвой желудка в пятьдесят пятом
году. Она была готова на любые подлости, особенно когда мне досталась роль
в ?Ключах от Кенигсберга?... Вы видели этот фильм? А мужа у нее я все-таки
отбила. Был такой красавец генерал-майор Бергман, из поволжских немцев.
Начштаба округа. О, это была шумная история, почти Шекспир... Вам нравится
Шекспир, деточка? Так эта гадина из принципа осталась на его фамилии. Она и
сейчас Бергман, а я-то, наивная, верила, что она уже подохла в каком-нибудь
доме призрения.... А тут объявляется... Она ведь тоже хотела получить эту
роль, старая перечница...
нужно сказать Анджею, чтобы он немного ослабил натиск; еще несколько дней
съемок такой интенсивности - и мы можем потерять актрису.
разговор забылся, а Братны по-прежнему вытягивал из нее все жилы, с
фанатичным упрямством заставляя старуху играть угасание, предчувствие
близкого конца И вот теперь этот конец, это угасание должно растянуться на
две смены подряд: если понадобится, Братны закажет еще одну смену - три,
пять смен... И никто не уйдет с площадки прежде, чем самый важный эпизод
первой половины фильма - смерть старой женщины - не будет отснят. Братны
нужна полная достоверность. Ни секунды не колеблясь, он заставил бы ее
умереть по-настоящему, лишь бы достигнуть необходимого ему эффекта...
измотаны. Все, кроме Братны: казалось, в нем открылось второе дыхание.
Никогда прежде я не видела его таким нестерпимо красивым. Под настойчивое
жужжание камеры Александрова уже несколько раз теряла сознание в кадре - и
Братны никому не позволил подойти к ней.
камеру - и тогда Братны ударил его: по-женски неумело и сильно.
не подписывался! - Нешуточный испуг придал Сереге смелости.
положено. Обо всем остальном буду думать я. И отвечать тоже.
поверить... Это не кино, это бойня какая-то...
запороть мне последние кадры!
вынуждены прерваться. Старухе стало по-настоящему плохо. Ее отвели в
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Каргалов Вадим
Мацумото Сэйте
Верещагин Олег
Куликов Роман