Чтение 18–й страницы книги ~Испытай себя~

-- А что для меня? -- шутливо переспросил он и сам же ответил. --
Полагаю, тоже ничего. Вам и не требуется что-то делать. У вас все сразу
получается. Такой уж вы человек. Холодильники там дальше, в подсобке. Если
через нее пройти, то вы очутитесь прямо в гараже.

Он указал на массивную дверь с солидными засовами.

-- Я храню там свой велосипед. В подсобке оказалось два холодильника,
содержимое обоих изумило меня.

-- Этот, -- Гарет открыл дверку одного из них, -- папа называет
пиццехранилищем.

-- Или пиццедержателем? -- предложил я свой вариант.

-- Тоже очень хорошо, -- согласился он. Действительно, холодильник был
наполовину набит пиццей. Только пицца и ничего другого.

-- Когда мы опустошаем холодильник наполовину, -- серьезно начал
объяснять Гарет, -- то делаем новую закупку. Примерно каждые два или три
месяца.

-- Резонно, -- согласился я.

-- Все считают нас ненормальными.

Закрыв этот холодильник, мы принялись за другой, в котором я сразу же
заприметил четыре упаковки бутербродов с мясом по пятьдесят штук в каждой.
Также там было около десяти пакетов с нарезанным хлебом ("для тостов",
объяснил Гарет), огромная индейка (подаренная Тремьену еще на Рождество)"
неимоверное количество брикетов шоколадного мороженого (пристрастие Гарета)
и кубиков льда для джина с тоником.

"И за это я продаю свою душу", -- пришла в голову дикая мысль, но
вербальной реализации она не получила. Напротив, я очень спокойно спросил:

-- А что в кладовой?

-- Какой кладовой?

-- Ну тогда в буфете.

-- Посмотрите сами, -- посоветовал Гарет, закрывая дверь второго
холодильника. -- А что вы собираетесь приготовить?

Я не имел ни малейшего представления, но вспомнил, что мы ели в
последний раз: какую-то дикую смесь из подогретого пирога, приготовленного
из теста и мяса, вынутого из двадцати размороженных бутербродов, сухого
грибного супа (находка! ) и панировочных сухарей, тонким слоем покрывающих
этот кулинарный изыск.

Гарет с восхищением наблюдал за моими простейшими манипуляциями, в то
время как я рассказывал ему

(совершенно для себя неожиданно) о том, чему меня в свое время научили:
о системе выживания в загородной местности при отсутствии продуктов и
магазинов.

-- Жареные черви вполне съедобны, -- заметил я.

-- Вы шутите.

-- Они набиты белком. Иначе их бы не ели птицы. Какая разница между
ними и устрицами?

-- Вы действительно можете прожить на необитаемом острове? Вы лично?

-- Да, вполне смогу. Ты же умрешь от недоедания, питаясь одними
кроликами.

-- Откуда вы это знаете?

-- Это моя работа. Да, мой бизнес. -- Я принялся рассказывать ему о
своих шести путеводителях. -- Туристическое агентство направляло меня в
отдаленные районы предполагаемых экспедиций. Я исследовал эти места и
излагал на бумаге свои соображения относительно выживания в них. Я должен
был на месте изучать все возможности спасения путешественников, оказавшихся
в той или иной непредвиденной ситуации, например в случае, если все их
снаряжение утонуло в стремительном речном потоке. Книги с моими
рекомендациями каждый покупатель путевки должен брать с собой. Конечно, я
допускаю и такую ситуацию, когда мои книги окажутся в бушующем потоке реки
вместе с остальным снаряжением, но, кто знает, может быть, кто-то из
покупателей заранее прочитает и запомнит мои советы.

Я взглянул на Гарета -- тот готовил панировочные сухари.

-- Почему вы выбрали такую профессию? С чего все началось? -- в
некоторой задумчивости спросил он.

-- Мой отец был помешан на туризме. Натуралист. Он был банковским
служащим, он и сейчас работает в банке, кстати сказать, однако раньше каждую
свободную минуту предпочитал проводить среди дикой природы, таская за собой
мать и, естественно, меня. Я воспринимал это как нечто само собой
разумеющееся. Затем, окончив колледж, я осознал, что уроки отца не прошли
даром. Вот так я и пришел к этой профессии. Оказался в выигрыше.

-- Он по-прежнему продолжает путешествовать? Ваш отец, я имею в виду.

-- Нет, мать начала страдать артритом и отказалась

от этих поездок, а без нее отцу скучно. Они уже три года, почти четыре,
живут на Каймановых островах. Отец работает в банке, а мать наслаждается
погодой -- при ее болезни тот климат ей очень полезен.

-- А где находятся эти Каймановы острова? -- наивно спросил Гарет.

-- В Карибском море, к югу от Кубы и к западу от Ямайки.

-- Что мне делать с этими панировочными сухарями?

-- Положи на противень.

-- А вы сами были когда-нибудь на Каймановых островах?

-- Да, ездил на Рождество. Родители оплатили мой проезд в качестве
новогоднего подарка.

-- Везет же вам!

Я прекратил резать мясо и, задумавшись, ответил:

-- Да, я им благодарен. Но ведь и у тебя прекрасный отец.

Мои слова явно доставили Гарету огромное удовольствие, я же подумал о
том, что, как ни оценивай принятую в этом доме систему ведения хозяйства,
Тремьен хорошо воспитал своего младшего сына.

Несмотря на полнейшую индифферентность Тремьена к еде, ему явно
понравился мой пирог, и мы втроем с изрядным аппетитом умяли его до
последней крошки. Я был произведен в почетные шеф-повара, что меня вполне
устраивало.

Тремьен заявил, что завтра я могу поехать за покупками, затем молча
вынул бумажник и отвалил мне сумму, достаточную для закупки месячного запаса
провизии для нас троих, однако Тремьен заметил, что эти деньги предназначены
на недельное существование. Я начал возражать, говоря, что этого слишком
много; Тремьен добродушно ответил, что я не имею ни малейшего представления
о ценах. Это заявление вызвало во мне внутреннюю улыбку -- уж я-то знаю все
цены до последнего пенни, -- однако необходимости в препирательстве не
усмотрел. Отложив деньги, я спросил, какая еда вызывает у них наибольшее
отвращение.

-- Спаржа, -- встрепенулся Гарет. -- У-ух.

-- Салат-латук, -- отрезал Тремьен. Гарет рассказал отцу о жареных
червях и спросил, не захватил ли я с собой мои путеводители.

-- Нет, как-то не думал, что они здесь понадобятся.

-- А есть ли какая-нибудь возможность раздобыть их? Я бы купил их на
свои карманные деньги. Я хочу их иметь. Они бывают в продаже?

-- Иногда. Впрочем, я могу попросить приятеля, который работает в
агентстве, чтобы он мне их выслал, -- предложил я.

-- Будьте любезны, -- сказал Тремьен. -- Я заплачу. Всем хотелось бы
взглянуть.

-- Но, папа!.. -- протестующе воскликнул Гарет.

-- Хорошо. Попросите прислать в двух экземплярах.

Мне начинала нравиться манера Тремьена быстро и легко решать все
проблемы.

Утром, после того как я отвез его на тракторе в Дауне контролировать
очередную тренировку, а затем привез, после апельсинового сока, после кофе с
тостами, я позвонил своему другу в агентство и попросил его организовать
пересылку книг.

-- Сегодня? -- спросил он.

-- Да, будь любезен.

Он заверил меня, что если это необходимо и я того желаю, то он перешлет
их почтовым поездом. Я посоветовался с Тремьеном -- тому понравилась эта
идея, и он порекомендовал отправить книги на станцию Дидкот, куда я смог бы
заехать и забрать их во время моего продуктово-закупочного вояжа.

-- Вполне подходит, -- согласился мой приятель. -- Сегодня днем они
будут у вас.

-- Передай своей тетушке, что я восхищен ею. И сердечно благодарю.

-- Она упадет в обморок, -- рассмеялся он. -- До встречи.

Тремьен занялся сегодняшней прессой. Обе его газеты содержали
информацию о результатах судебного процесса, но ни одна из них не заняла
конкретной позиции по поводу того, виновен Нолан или нет, зато в своих
весьма пространных оценках газеты не расходились во мнении относительно отца
Олимпии. Они характеризовали его как угрюмого, одержимого навязчивой идеей
человека, которого несчастье ввергло в пучину саморазрушающего гнева. Судьба
этого человека не могла не вызывать сочувствия. Тремьен читал, что-то мычал
про себя, но своего мнения так и не высказал.

День катился по наезженной колее и ничем не отличался от вчерашнего. В
кухню зашла Ди-Ди, чтобы выпить кофе и получить очередные инструкции, а
когда Тремьен вновь ушел наблюдать за проездкой второй смены, я вернулся в
столовую к своим коробкам с вырезками.

Мне пришла в голову мысль поменять мою вчерашнюю систему: начать с
вырезок последнего года, а затем идти назад.

Я обнаружил, что Ди-Ди, делая вырезки из газет и журналов, проявляла
большую ретивость в работе, нежели ее предшественницы, поскольку вырезок за
последние восемь лет оказалось больше всего.

Отложив коробку с текущими материалами -- их там почти и не было, я
принялся за вырезки, датированные январем -- декабрем прошлого года. В этот
период удача явно сопутствовала Тремьену -- помимо того что его Заводной
Волчок выиграл скачки Гранд нэшнл, он одержал еще целую серию блистательных
побед. С фотографий на меня смотрело застывшее в улыбке лицо Тремьена, --