каком-то буроватом отваре лежал человек - мужчина лет шестидесяти. Он был
острижен наголо, болезненное, изможденное лицо, глаза прикрыты темными
очками. Русинов по одному торчащему из воды колену и руке определил, что
человек болен какой-то болезнью, поражающей суставы, возможно полиартритом.
мастер...
выделялись да слегка алели вздутые от тяжелого дыхания ноздри. Что-то
знакомое было в этом лице! Если бы не эти черные очки, Русинов бы, возможно,
признал его.
под чаном.- Совсем пропадает человек, а больницы не принимают.
двухведерной бутылки воды в кружку и подал. Больной потянулся рукой с
узловатыми пальцами, но мимо кружки. Он был слепой! Петр Григорьевич вложил
ему кружку в ладонь.
ответил, осторожно глотая воду.
закутке. Выпей с устатку-то! Вон как нарыбачился!
Петр Григорьевич обычно готовил на улице, где стояла летняя печь под
навесом, а тут, в жару, зачем-то протопил русскую печь в избе, и теперь от
нее полыхало жаром. Пришлось открыть окно и двери, завешанные марлей.
Русинов сунулся в корзину с крышкой, где пчеловод держал хлеб, и обнаружил
свежий, еще теплый каравай, выпеченный на поду. А говорил, лень хлеб печь!
Он сел за стол в предвкушении крепкого обеда- аппетит в экспедициях всегда
был хороший,- и тут выяснилось, что борщ и хлеб совершенно несоленые.
Пчеловод мог оплошать с борщом, но почему же не посолил тесто? Русинов
потянулся за солью и в это мгновение вспомнил Авегу.
для незнакомца, отмокающего в чане с отваром. Да ведь он чем-то похож на
Авегу! Такое же мужественное и мудрое спокойствие в лице, разве что утомлен
болью, болезнью. И слепота...
отложение солей!
его, выпил холодного чая - некогда самовар греть! - и пошел к бане. Привезти
сюда слепого человека мог лишь шофер лесовоза- другой машины за весь день не
было на дороге, а сам он прийти сюда не мог. Откуда же его привезли?
чистой водой. Топчан, который устанавливался на дне чана, сушился у стены
бани. Самого больного нигде не было видно.
предупредить, что нынче у нас обед несоленый, диетический.
диетический умял...
не станешь.
удовольствием вытянув ноги.
говори.
просолен вон - в чану вода аж горькая после него.
грызет суставы. Как поход твой? Посмотрел?
и Русинов подыграл ему:
бане - деваться тут больше некуда, однако Русинов никак не мог найти
причины, чтобы войти туда либо, напротив, выманить его на улицу.
палатке привычнее, свежий воздух...
ломит...
крышу. Вдруг ночью дождь или что...
палатку!
свежем воздухе: надо прояснить обстановку, узнать, что за "пермяк" поселился
на пасеке. Палатка у него действительно была надежная- с надувным полом и
крышей из прорезиненной ткани. Зато стенки в летнем варианте - легкие,
сетчатые. Он установил ее на взгорке, чуть выше избы, откуда хорошо
просматривались баня и речка, перегнал туда же машину и расположился на
ночлег. Было уже темно, а пчеловод все еще хлопотал по хозяйству -
подтапливал баню, относил туда белье, потом ловил пчел возле летков и,
похоже, пользовал "пермяка" ядом. Угомонился лишь к полуночи, оставив
больного в бане. Две лайки, мирные и лохматые, тоже побегали по косогорам и
спрятались в подклете. Русинов вставил в прибор ночного видения свежий
аккумулятор и тихо выбрался из палатки. Ночь была светлая, но лес и густой
подлесок чернили землю. На чистых луговинах скрипели коростели, в прибрежных
кустах бесконечно пели птицы, голоса которых было не различить в хоре, и
где-то далеко, в молодых сосняках, трещал одинокий козодой. Трава была еще
горячей, а в воздухе остро и повсеместно пахло нектаром. Окольным путем
Русинов приблизился к бане и затаился возле берега. Внизу журчала вода и
позванивали редкие комары над ухом.
Григорьевича. Он неслышно вышел из дома и шел к его палатке: наблюдать за
ним можно было и без прибора- на взгорке хватало света. Вот остановился
возле машины, потом склонился к сетчатой стенке палатки и долго слушал,
затем распахнул вход... Не прост был старый киноактер и философ! Прежде чем
сделать какое-то свое дело, проверил, где гость. А гостя нет! Потому и не
хотел отпускать из избы... Русинов неслышно отошел в темноту кустов и
затаился, потому что Петр Григорьевич направился к бане. Остановился у чана,
огляделся, негромко посвистел и снова прислушался. На свист прибежали
собаки, завертелись у ног, а одна вдруг насторожилась, обернувшись к кустам,
под которыми сидел Русинов. Пчеловод погладил ее, приласкал, пробормотал
что-то и сунулся в баню.
тихий, неразборчивый голос. Лайка подбежала к Русинову и заластилась - эти
собаки, похоже, любили всех встречных-поперечных, лишь бы был человек.
полегчает...
сдернул с веревки большое махровое полотенце, что вечером повесил сушить,
однако, взойдя на крыльцо, бросил его на перила. Стукнула дверь, и все
смолкло. Можно было выходить из укрытия, ничего интересного уже не будет.
Смущало лишь это его последнее действие с полотенцем. Зачем снимать с
веревки, если оно наверняка не просохло? Вроде бы мелочь, случайность, но
что-то в этом было. Русинов осторожно прокрался к крыльцу и пощупал
полотенце - мокрое! Хозяйственный пчеловод совершил очень не хозяйственный
поступок, и требовалось немедленно это исправить. Русинов аккуратно развесил
его на веревку, точно туда, где оно висело, затем отнес прибор в палатку и
вернулся в дом. На цыпочках он вошел в избу, почесываясь, стянул куртку.
там в углу! Комаров налетело!..
романтик...
запахом нектара воздух. Петр Григорьевич спал за перегородкой, и его дыхание
умиротворяло, навевало сон. Русинов встряхивал головой, драл глаза и
задерживал дыхание, чтобы отогнать дрему. Прошел час, кажется, на улице
начинало светлеть, и темные столбы, маски на стенах словно оживали.
Причудливая резьба в сумраке отчего-то наполнялась таинственным смыслом, и
эти столбы напоминали живых существ: возникало полное ощущение, что они
шевелятся, двигаются по избе, меняясь местами. А когда и вовсе пошли
хороводом, Русинов понял, что засыпает, и до боли прикусил палец.
захвачен врасплох и перед этим крепко спал. Он лишь мельком заглянул за
перегородку и на цыпочках вышел из избы. Когда отворилась наружная дверь,
Русинов вскочил, бросился сначала к окну: за хребтом уже светило солнце, но
здесь, на западном склоне, было еще сумеречно. Пчеловод сбежал с крыльца и
заспешил к бане. И вдруг остановился возле бельевых веревок, сдернул