read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Осторожнее.
Или:
- Здесь ступенька...
- Давайте лучше обойдем арык...
Уже у самых ворот Гервасию Васильевичу показалось, что Хамраеву все это неинтересно, что весь этот разговор он воспринимает как болтовню нетрезвого старика и ждет не дождется, когда этот старик угомонится.
Гервасий Васильевич обиделся, замолчал на полуслове и устыдился себя до ярости. Он освободился от руки Хамраева и подчеркнуто холодно попрощался с ним. Хамраев удивленно пожал плечами, пожелал ему спокойной ночи и ушел.
Всю ночь Гервасию Васильевичу было плохо - болело сердце, мутило, а под утро разыгралась такая изжога, что Гервасий Васильевич стонал от отчаяния, слонялся в одних трусах по комнате и тщетно пытался вспомнить, где лежит пакетик с содой...
Спустя неделю Хамраев привел к Волкову моложавого человека в красивых сандалиях и белоснежной рубашке. Из рукавов короткого халата выглядывали тонкие темные руки с длинными пальцами и чуть синеватыми ногтями.
- Вот, - сказал Хамраев. - Знакомьтесь, Дима. Это Гали Кожамкулов. Герой Советского Союза. Единственный в нашем городе. И в то же время, заметьте, пропорционально населению, у нас Героев больше, чем в Москве. Здорово?
- Грандиозно! - улыбнулся Волков. - Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.
Кожамкулов осторожно присел на стул. Он быстро оглядел палату узкими припухшими глазами и машинально вытянул из кармана сигареты. Потом посмотрел на Волкова и спрятал сигареты в карман.
- Напрасно, - с сожалением сказал Волков.
Кожамкулов вопросительно взглянул на Хамраева.
- Черт с вами, - сказал Хамраев. - Курите. Может быть, в табачном дыму легче снюхаетесь. Погодите, я только плотнее прикрою дверь и распахну окно.
Кожамкулов и Волков закурили, а Хамраев взялся просматривать новый номер "Иностранной литературы", утром принесенный Гервасием Васильевичем.
- Сами из Ленинграда? - с легким акцентом спросил Кожамкулов.
- В общем-то из Ленинграда, - ответил Волков.
- Почему "в общем"?
- Редко там бываю... - сказал Волков и подумал, что Кожамкулов, наверное, из тех людей, которые не терпят приблизительности и неопределенности. Таким людям все подавай в масштабе один к одному.
- Изумительный город, - томно сказал Хамраев.
- Был там? - спросил Кожамкулов.
- Был пару раз...
- А я жил там, - сказал Кожамкулов. - Два года и три месяца.
- Где?
- Басков переулок, семь, квартира одиннадцать. Комнату снимал.
- Гали Кожамкулович - начальник местного аэропорта, - пояснил Хамраев. - Он в Ленинграде в какой-то там авиашколе учился...
- Зачем "в какой-то"? - строго сказал Кожамкулов.- В Высшем училище Гражданского воздушного флота. На Литейном, знаешь? Около Центрального лектория.
- Знаю, - сказал Волков. - Я там жил напротив. До войны.
- Где кафе-автомат?
- Нет. За углом, на Семеновской.
- Где такая?
- Это по-старому Семеновская... На Белинского.
- Так и говори, - сказал Кожамкулов. - Знаю. Там у меня друг комнату снимал. А потом задолжал хозяйке за три месяца и женился на ней.
Волков и Хамраев засмеялись. Кожамкулов подождал, когда они перестанут смеяться, и со вздохом добавил:
- Очень красивая у него была хозяйка. Не так чтобы молодая, но красивая. Видная из себя женщина.
Хамраев посмотрел на часы и сказал:
- Вы уж меня простите, я вас оставлю на полчасика. У меня тут еще куча дел... И не курите много.
Когда за Хамраевым закрылась дверь, Кожамкулов пододвинул стул к кровати Волкова и спросил, глядя на него немигающими узкими глазами:
- Ты какую школу кончал?
- Чкаловское военно-авиационное училище...
- На чем летал?
- На "По-2"... "СБ" еще застал. Кончал на "пешках". Переучивался на "Ту-2"...
- Почему ушел?
- По сокращению.
- Летал плохо? - прямо спросил Кожамкулов.
- Нет, - твердо ответил Волков. - Летал хорошо. По сокращению.
С Кожамкулова спало напряжение, и он задвигался на стуле, устраиваясь поудобнее.
- У тебя пепельница есть? - спросил он.
- Посмотри на подоконнике, - сказал Волков.
Не вставая со стула, Кожамкулов вытянул шею и посмотрел в сторону окна.
- Нету там ничего.
- Тогда стряхивай сюда, - сказал Волков. - В блюдце. Я все время в блюдце стряхиваю.
Они немного помолчали. А потом вдруг Гали Кожамкулов стал рассказывать Волкову про себя: про то, как учился в школе морской авиации, как Героя получил, как в пятидесятых годах тоже попал под сокращение, как его отстоял командующий ВВС округа и как уже потом сам Кожамкулов обиделся и уволился из армии. Сейчас бы, конечно, этого не случилось, а тогда сплеча рубили - самолеты списывали, летчиков увольняли... Очень тогда обиделся Кожамкулов.
- Тебе сколько? - спросил Волков.
- Я уже старый, - ответил Кожамкулов. - У меня внук скоро будет. Сорок четыре мне... Выйдешь из больницы, что думаешь делать?
Волков неопределенно хмыкнул.
- В цирке выступать будешь? - спросил Кожамкулов.
- Смогу, так буду.
- А если не сможешь?
- Не знаю.
Кожамкулов закурил новую сигарету и не мигая уставился на Волкова:
- Вот что. Сможешь - не сможешь, зачем тебе цирк? Ты не мальчик. Зачем тебе кувыркаться! Люди смотрят, а мужчина кувыркается как петрушка. Нехорошо. Не к лицу. Мужчина ведь... И потом, как ты можешь жить так? Ты же авиатор.
- Когда это было!.. - усмехнулся Волков.
- Когда бы ни было. Ты сколько летал?
- Шесть лет.
- Шесть лет! Как же ты мог забыть? Три дня нельзя забыть, а ты шесть лет забыл! Я не говорю садись за штурвал, шуруй по газам, лети. Я говорю
- давай работать в авиации. Диспетчером будешь. Все рейсы в твоих руках. А заведешься - и подлетнуть можешь. Я тебе сам вывозные дам. И климат у нас лучше. Тумана нет, сырости нет. В горы ходить будешь. Ты не молчи. Ты думай...
Будто Волков и не думал. Будто он сам никогда не хотел из цирка уйти. Но не потому, что мужчине не к лицу кувыркаться на людях. Что он понимает в цирке? Что он смыслит в том, чему Волков отдал тринадцать лет жизни?! И за тринадцать лет Волков таких, как этот, десятки видел. Для них что цирк, что театр, что художник, что писатель - все несерьезно, баловство одно. А вот то, что они делают, это да! Это необходимо. И судят вкривь и вкось обо всем, о чем понятия ни на грош не имеют. Разговаривают с актерами ласково-пренебрежительно, водку с ними охотно пьют, на "ты" легко переходят, а потом в компании презрительно хвастают: дескать, помню, сидели мы с Мишкой таким-то (называюх фамилию известного артиста). Ну чудик! Начнет представлять - живот надорвешь!.. Легко живет, собака. Ему бы в нашем котле повариться!
И все врет: и то, что "представлял Мишка", и то, что "легко живет, собака"... Врет без зазрения совести. Да нет. Не врет, пожалуй. Скорее всего, убежден в этом свято, купечески.
Лучше бы врал...
Шесть лет авиации, видишь ли, нельзя забыть, а тринадцать лет цирка можно? А что ты знаешь про цирк? Про репетиции изнурительные, про ежедневную победу над собственным страхом, про восторг, радость неописуемую, когда трюк получился! Два года не получался, а вот наконец получился, и сам черт тебе не брат!.. А про ахиллесовы сухожилия, которые в холодном манеже рвутся пистолетным выстрелом и двадцатилетнего акробата-прыгуна в одну секунду делают инвалидом третьей группы, знаешь? А тебе партнер на ночь горячие ванны для рук делал каждый вечер? Потому что суставы опухают, пальцы в кулак не сжимаются, ложку не держат...
А мордочки детей на воскресных утренниках ты видел? Когда они визжат от хохота, замирают от ужаса, ахают... Ты им снился когда-нибудь?
А про трагедии стареющих цирковых тебе что-нибудь известно? Когда полетчик-вольтижер полжизни репетирует тройное сальто, и, пока он молод, оно у него не получается, потому что опыта не хватает, а к тридцати пяти годам, набравшись этого самого опыта, воспитав в себе нечеловеческое чутье и реакцию, вдруг понимает, что ему так никогда и не сделать это тройное сальто. Пришел опыт - ушла молодость. Покинула полетчика бешеная скорость вращения, бездумная храбрость, неутомимость, которые так необходимы для выполнения тройного сальто. И не сделает он его уже никогда. Потому что ничего в жизни не дается даром.
- Что с тобой? - спросил Кожамкулов. - Врача позвать?
Волков не ответил.
- Я за доктором сбегаю... - сказал Кожамкулов.
Уж если уходить из цирка, так не из презрения к нему, не из жалости к себе. Вот если ты вдруг понял, что торчишь здесь, как по шляпку вбитый в стену гвоздь, - ни вперед, ни назад (вернее, только назад), тогда уходи. Уходи и будь благодарен цирку за то, что он подарил тебе эти тринадцать лет...
Или другое. Если ты любишь женщину - чужую жену, если пути-дороги ваши постоянно скрещиваются и ты живешь непроходящим страхом, что однажды вас соединят в одной программе с ней и с ее мужем, что каждый день вам придется здороваться и прощаться, поддерживать незначительные разговорчики и вспоминать не то, что хочется, - уходи. Не мучай ее, не трави себя - уходи. Это чужая семья, и ты не имеешь права хотя бы одного человека этой семьи делать несчастным. Уходи...
Зачем тебе ночами не спать от ревности и тоски или просыпаться от собственных слез и курить до утра, удивленно разглядывая сырые пятна подушки? Ожесточаться против ее мужа - хорошего, неглупого, веселого парня? Зачем тебе думать о том, смог бы ты полюбить ее сына и стать ему отцом, раз уж никому твоя любовь и отцовство не нужны...
Если ты действительно любишь ее - уходи из цирка. Подари ей спокойствие. Чтобы не могли подружки увести ее в конец полукруглого закулисного коридора и значительно сообщить: "Только что из Казани... Там твой бывший партнер работал..." И вглядываться ей в лицо: какое на нее впечатление это произведет? Чтобы не пришлось ей, затянувшись сигареткой, сдержать себя и постараться как можно спокойней спросить: "Ну как он там? Все еще не женился?"
Вошел Гервасий Васильевич. В створе медленно закрывающейся двери Волков увидел встревоженного Кожамкулова.
- Что с тобой, Дима? - спросил Гервасий Васильевич. - Тебе нехорошо?
- Нет. Все в порядке.
- Ты звал меня?
- Нет. То есть да... Гервасий Васильевич, вы там извинитесь за меня. Я хочу один побыть.
- Хорошо.
- И оставьте мне, пожалуйста, спички.
А может быть, действительно бросить все, уйти из цирка? Снять какую-нибудь комнатуху здесь, неподалеку от Гервасия Васильевича, поступить в городскую спортшколу и учить мальчишек акробатике?.. Может, придет счастье полной мерой, когда он увидит гордые, хвастливые глаза десятилетних пацанов, которых он, Волков, бывший цирковой артист, научит стоять на руках, крутить сальто-мортале? Мальчишка, умеющий делать что-нибудь такое, чего не могут сделать другие мальчишки, всегда кажется себе избранником божьим.
Вот с ними он бы стал ходить в горы. С ними и с Гервасием Васильевичем. Если это, конечно, будет не вредно для здоровья Гервасия Васильевича.
А если сюда снова забредет какой-нибудь передвижной цирк, вроде того, с которым он сам приезжал? Еще, чего доброго, найдут его, жалеть начнут, сам Волков проникнется к себе жалостью. Тринадцать лет - это тебе не баран начхал.
Волков тогда сядет в поезд и на этот месяц уедет в Ленинград. "Передвижка" все равно в маленьких городах больше месяца не стоит, а в Ленинград так или иначе Волкову придется съездить.
А будет ли у него работать левая рука, будет ли она вообще у него - это уже не так важно. Если в одно время с ним на земле живет такой человек, как Володя Гречинский, то Волков не имеет права ни на какое слюнтяйство.
Конец ноября был холодным и ветреным. Мутное низкое небо с утра накрывало горы, и невысокие лысые предгорные холмы неожиданно оказывались самыми высокими точками на горизонте. Но бывали дни, когда даже их круглые вершины молочно размывались спустившимся туманом, и тогда в городе шел дождь и арыки пенились грязно-желтыми лопающимися пузырями.
К вечеру туман обычно рассеивался, и холмы переставали быть высокими. Они снова становились просто предгорными холмами, четко впечатанными в подножие огромных вздыбленных гор. И если летом горы были только в шапке белых снегов, то теперь они стояли в снеговом полушубке.
Волков выздоравливал.
- А в горах ночью опять снег выпал... - грустно говорила старшая сестра Алевтина Федоровна.- Что-то рано в этом году.
- Пора окна заклеить, - говорил Гервасий Васильевич. - Не хватает тебе еще простудиться, Волков. Что пишет твой любезный партнер?..
- По-моему, мэтр явно недооценивает могучие возможности вашего организма, - сказал Хамраев. - Нам давно пора выпить. Я тут несколько дней мотался по горныи аулам во главе одной санинспекции и, представьте себе, на высоте полутора тысяч метров в потребсоюзовской лавке обнаружил залежи изумительного французского коньяка "Наполеон"! Что-нибудь более нелепое вы слышали?
- Нет, - ответил Волков.
- Отгадайте, что я сделал?
- Вы превратили коньячный аул в безалкогольный поселок?
- Кто вам сказал, что вы акробат? Вы ясновидец!.. В цирке есть такой жанр?
- Что-то похожее есть... Называется "мнемотехника".
- Фу, дрянь какая! - возмутился Хамраев. - Что за отвратительное название - "мнемотехника"!.. Изгадили великолепное загадочное ремесло! Так и слышится: "Краткий курс мнемотехники. Учпедгиз. Второе, исправленное издание". Или: "Вечер встречи выпускников мнемотехникума". Какой ужас!..
- Не уходите от темы, - сказал Волков. - Давайте про коньяк.
- Пожалуйста. Я вчера зашел к нашему управляющему торгом...
- Управляющий торгом - тоже довольно изящное сочетание.
- Не огрызайтесь, Дима. Вам вредно. Так вот: я спрашиваю его, откуда в ауле "Наполеон", а он мне отвечает: "Ошибочный заброс". Как вам это нравится?! Может, "наполним бокалы, содвинем их разом"?
- С превеликим...
- Пойду согласую с Гервасием... Вы когда-нибудь пили "Наполеон"?
- Пил.
- Ну вас к черту! - огорчился Хамраев. - Вас ничем не удивишь. Но то, что он из горного аула, вы оценили?
- Конечно!
- Тогда я иду просить "добро".
Но Гервасий Васильевич категорически запретил "Наполеон" да еще и накричал на Хамраева. А потом вдруг как-то сразу скис, растерялся и показал Хамраеву письмо от Стасика. Стасик писал Гервасию Васильевичу, что хочет приехать за Волковым, и, если все будет в порядке, просит Гервасия Васильевича написать в Москву, когда ему следует вылетать. Только просит ничего не говорить Волкову. Пусть это будет для него сюрпризом...
- Когда вы хотите выписать Волкова? - спросил Хамраев.
- Недели через полторы...
- Но ведь у него почти полная потеря функций левого предплечья!
- Верно. Но функции можно восстановить месяца за два, за три, и не в стационаре. Ультрафиолетовые облучения. УВЧ, соллюкс, парафино-озокеритовые аппликации, лечебная гимнастика, массаж... Мало ли способов избавить от рубцовой контрактуры и разных послеоперационных неприятностей. Важно, что есть кого лечить и у этого "кого" есть что лечить...
Минуту они молчали. Гервасий Васильевич выбирал из коробка горелые спички и аккуратно укладывал их в ряд на столе. Хамраев смотрел в окно.
- Интересно, он понимает, из какого положения он выбрался? - не поворачиваясь, спросил Хамраев.
- Понимает... - ответил Гервасий Васильевич. - Он был готов ко всему. Я вам показывал последний рентген его левого локтевого?
- Показывали, - сказал Хамраев. - Что вы собираетесь написать этому парнишке?
- А что я могу ему написать? - Гервасий Васильевич пожал плечами, снял очки и стал протирать их полой халата. - Наверное, то, что сказал вам... "Все в порядке. Прилетайте к середине декабря. Дмитрию Сергеевичу я ничего не скажу. Будем с вами играть в сюрпризы..." Ну и так далее... Что в таких случаях нужно писать? Откуда я знаю?
Стасик прилетел двенадцатого декабря, в восемь часов сорок минут утра по местному времени. В половине десятого он уже сидел в приемном покое больницы и ждал Гервасия Васильевича. У ног Стасика стояли два чемодана с аэрофлотскими картонными бирками. Один - маленький, элегантный - Стасика; другой - побольше, старый, из настоящей кожи, с ремнями, крупными медными замками, потертый и исцарапанный, в красочных наклейках европейских отелей - чемодан Волкова.
Только позавчера в Москве Стасик вытащил этот чемодан из циркового багажа, уложил в него длинную меховую куртку Волкова, его теплую шапку, зимние ботинки на "молнии" и свитер. Потом вспомнил, что у Волкова нет перчаток, помчался в Столешников и выстоял двухчасовую очередь в магазине мужской галантереи, где в этот день продавали какие-то особые, сверхпрочные и ультратеплые импортные перчатки.
- Здравствуйте, Стасик, - сказал Гервасий Васильевич.
- Гервасий Васильевич! - Стасик вскочил со стула. - Здравствуйте, Гервасий Васильевич. Я летел и все время думал, что скажу вам... Ну прямо нет слов...
Руки Стасика дрожали, и лицо покрылось красными пятнами.
- Так это же чудесно! - рассмеялся Гервасий Васильевич. - Нет слов - и не нужно. Сбрасывайте свои зимние одежды. В Москве холодно?
Стасик кивнул головой.
- Отдайте кому-нибудь чемоданы. Это чей такой пестрый? Ваш?
- Его...
Стасик схватил руку Гервасия Васильевича и крепко пожал.
Гервасий Васильевич похлопал Стасика по плечу и сказал.
- Раздевайтесь, раздевайтесь. Вы что думаете, что я вас во всем этом в палату пущу?
Стасик сбросил пальто и шапку на стул, подбежал к двери и стал яростно вытирать ботинки о резиновый коврик.
- Эй, девицы-красавицы! - крикнул Гервасий Васильевич дежурным сестрам. - Ну-ка примите доспехи! Дайте-ка халат заморскому гостю!
"Вот и все... - думал Гервасий Васильевич, глядя, как Стасик неумело натягивает халат. - Прощайте, Дмитрий Сергеевич. Авось еще свидимся. Только вы уж не хворайте. Так всем лучше будет..."
У палаты Волкова Гервасий Васильевич приложил палец к губам и сказал Стасику:
- Сюрприз так сюрприз... Подождите здесь.
Он зашел в палату. Волков в пижаме и наброшенном на плечи халате сидел у окна и читал.
- Ты завтракал? - неожиданно для себя спросил Гервасий Васильевич.
- Да,- ответил Волков и запомнил страницу, на которой остановился. - Я давно хотел спросить вас, Гервасий Васильевич, да все забывал. Вы не знаете, в городе есть спортивная школа? Ну где дети занимаются в разных кружках...
- Есть, - удивился Гервасий Васильевич. - Мы у них два раза в год медосмотры проводим. А зачем тебе это?
- Нужно, - ответил Волков и встал.
- Ты лучше сядь, - сказал Гервасий Васильевич. - К тебе гость.
- Сарвар?
- Нет, - Гервасий Васильевич открыл дверь и сказал в коридор: - Зайдите, пожалуйста.
К дверях показался Стасик.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [ 18 ] 19 20 21 22 23 24 25 26
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.