кресла. У них в руках позвякивали спицы.
принесу вам шаль ее работы.
Шаль, сделанная из темно-фиолетовой шерсти, и вправду была хороша. Андре,
мило улыбаясь, не произнесла за все время ни слова. Ее темно-каштановые
волосы блестели в свете торшера. Наконец, совсем стемнело. Уставшая Маша
спала в кресле, Жаклин - на диване. Яцек подошел к Марусе и взял ее на руки.
Машка открыла глаза:
Владимировна. - Что ты хочешь?
ангела. Яцек унес ангела в кровать.
подсела к Андре. Сейчас или никогда!
вся его прошлая жизнь передо мной как на ладони. Хотите попробовать?
есть постыдные тайны?
за руку.
Франции.
почему-то вы белокурая девочка с голубыми глазами, рядом мальчик, чуть
постарше, наверное, брат...
А вот вы же, но на кухне, рядом какая-то девочка... Пытаетесь резать мясо...
Боже мой, нож срывается, и кровь хлещет фонтаном. От такого пореза, наверно,
остался шрам.
след от давнишнего пореза. Андре с видом сомнамбулы поднялась с дивана и
вдруг, зажав уши руками, завизжала на весь дом. У нее началась истерика.
Девушка топала ногами и с силой мотала головой. Напуганная столь сильным
действием своих слов, я попыталась усадить ее на место, но Андре, внезапно
замолчав, кулем рухнула на диван.
Глава 13
рыдающую Андре.
изумлению, Жаклин. - Говорит: возьму вас за руку и расскажу всю правду.
Андре дала ей руку, а Даша, конечно, понесла чушь: мол, вы родились в
Париже, у вас светлые волосы, у вас есть брат... А Андре вдруг так
испугалась... Сжав кулаки, Яцек шагнул ко мне:
аэродроме, у этого негодяя и шантажиста Ренальдо! Что ж, мне жаль, что вас
там не пристрелили!
говоришь?
одна все запутала, мне и развязывать.
очи.
Галина Владимировна.
усадили ее в подушки. Затем попытались утихомирить разбушевавшуюся Машу,
которая с упорством, достойным лучшего применения, повторяла:
расселись, нашли коньяк и посмотрели на Андре. Та сказала:
придется набраться терпения, история долгая.
- что мать меня не любит. Нет, нет, не подумайте, что со мной плохо
обращались! У меня было все, что только можно пожелать: игрушки, конфеты,
позднее - красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери было отдано
Жану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала приставать к нему с
каким-то вопросом, то он отмахивался либо совал стофранковую купюру со
словами: "Пойди поешь мороженого!" Не могу сказать, что я страдала из-за
всего, просто рано поняла, что я девочка, а он хотел еще одного сына -
наследника. И все бы ничего, но на свой четырнадцатилетний день рождения Жан
устроил целый скандал. Взял подаренный ему водяной пистолет, зарядил его
краской и выстрелил при гостях прямо в отца. Мама постаралась превратить это
в дурацкую шутку, и, надо сказать, ей это удалось. Все подумали, что Жану
первый раз дали , попробовать шампанское, и он опьянел, даже шутили: "Пьяный
младенец - позор семьи". И вот после этого дня рождения все пошло кувырком.
что его настоящий отец - Аллан Гранж. Да и как было не разобраться, если он
прямо кричал, что мать - шлюха, а Эдуард - рогоносец. Как отец его не убил,
не знаю! Дальше - хуже. Софи застала его в комнате с одним из школьных
приятелей в весьма недвусмысленной позе. Родители кинулись к
психоаналитикам. Что бы там Жан ни говорил, но они оба его любили. Я это
поняла, когда узнала, что в завещании и Сью, и Эдуарда большая часть
имущества была отписана сыну. Причем и у нее и у него была одна, вызвавшая
сплетни, формулировка: "Жану-Филипу, носящему в данный момент фамилию
Макмайер". Они специально не написали: "Сыну", чтобы избежать каких-то
казусов. Странно только, что и Сью написала так же - ей-то он доводился
сыном!
отправили в закрытый пансион. "Тебе там сейчас будет лучше", - сказала Сью.
Может, она и была права, потому что скоро выяснилось, что Жан еще и
наркоман. Он начал колоть себе Бог знает что, а ампулы - вот идиот! - прятал
в коробке с собачьим печеньем! Конечно, их тут же нашли. Но уследить за ним
было трудно, и он, уже назло Софи и Луи, стал засовывать ампулы в самые
разные коробки на кухне. Дня не проходило, чтобы повар их где-нибудь
случайно не находил. В конце концов терпению родителей пришел конец, и они
отправили его в специальную школу. Но там Жан познакомился с мальчишкой,
который, несмотря на юный возраст, помогал какой-то экстремистской
группировке делать бомбы! В итоге он опять оказался дома. И вдруг все
изменилось.
подарки: часики и большую коробку с набором спиц и крючков. Честно говоря,
мне очень не хотелось открывать эту коробку. Один раз под Рождество он
прислал мне в такой же упаковке ужасную гадость. Но на этот раз в коробке,
перевязанной лентой, были только крючки и спицы, а сверху лежала карточка:
"Любимой сестренке от брата. Прости. Жан". Родители умилились до слез. Я
сделала вид, что рада до безумия, но только сделала вид. Я не поверила ему
ни на фош. Не может человек так измениться, он просто затаился, стал более
взрослым и более хитрым...
уроки музыки. Родители были вне себя от счастья, осыпали его подарками... Да
и Аллан тоже никогда не приходил с пустыми руками. Все закрывали глаза на
его крашеных приятелей, а мама постоянно твердила, что гомосексуализм
спутник гениальности. Имена так и сыпались у нее изо рта: Нуриев, Меркьюри,
Чайковский... А обо мне никто и не вспоминал. Да и зачем? Хлопот со мной не
было никаких, я всегда была тихой, воспитанной девочкой. Сидела себе в углу
и вязала... Но никто не знал, какой вулкан бушевал у меня внутри. Вот бы,
думалось мне, накраситься повульгарней, нацепить на себя оранжевое платье с
вырезом и встать на углу Сен-Дени! А когда меня побьют сутенеры, заявить в
полиции, что я дочь барона Макмайера. Газетчики взвыли бы от счастья,
получив такую новость. Но это мне было слабб. Или наглотаться снотворных
таблеток, а рядом положить записку: "Мой отец насиловал меня в течение пяти
лет". Но это тоже было слабб. А лучше всего, думала я, лучше всего было бы,
если они все умерли, все сразу, тогда бы меня жалели. Я представляла себя на
похоронах: в черном платье, а вокруг цветы, цветы... Однако мечты оставались
мечтами.
Посняков Андрей
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Ковальчук Вера
Каргалов Вадим
Андреев Николай