негодяя, и тут же отозвался тоненьким повизгиванием проснувшийся щенок.
"Черт, не будет мне покоя в этом доме, - с досадой подумала Настя. - Щенок,
комары, убийцы, письма от поклонников, жара, духота - и зачем так много мне
одной? Для того чтобы не дать мне поспать, вполне достаточно было бы
чего-нибудь одного".
подхватила щенка на руки и на цыпочках вышла на кухню, плотно притворив
дверь в комнату. Было бы попрохладнее - она с удовольствием выпила бы кофе,
но горячий напиток в такую липкую жару совершенно не вдохновлял. Накинув
тонкий халатик, она налила стакан воды из-под крана, уселась на мягкий
диванчик с деревянной спинкой, вытянула ноги, устроила щенка у себя на
коленях. На чем она остановилась? Ах да, на том, что неизвестный поклонник
что-то там такое доказал на деле. Ну что ж, картинка вырисовывается не очень
внятная, но зато вполне логичная. Юноша, преклоняющийся перед музыкальным
гением Светланы Медведевой, банально обознался, принял за нее совершенно
постороннюю девушку, пишет ей письма, а заодно попутно убивает тех, кто во
время выступления его кумира позволяет себе нелицеприятные высказывания в
адрес певицы, о чем и сообщает ей в письмах в весьма завуалированной форме.
То есть если не знать о трупах Курбанова и Фризе, то догадаться, что речь
идет об убийстве, просто невозможно. Лихо! Это до какой же степени у
человека должно быть не все в порядке с головой, чтобы такие фокусы
выделывать! Странный он все-таки...
сообразила, в чем дело, потом судорожно вскочила и метнулась в прихожую, где
на полке были сложены старые газеты. Она успела вовремя, тоненькая струйка
пролилась прямо на подставленный газетный лист. Скомкав газету, Настя
достала из кухонного ящика пакет, сунула туда "одноразовый собачий туалет" и
поставила пакет в прихожей возле входной двери. Утром, уходя на работу, она
это выбросит. Интересно все-таки жизнь устроена, всего три дня прошло, а уже
все существование двух взрослых людей в этой квартире подчинено одному -
трехмесячному щенку. Газеты, которые прежде безжалостно выбрасывались на
следующий же день, теперь аккуратно складывались на полку. В красиво
отремонтированной кухне на самом неподходящем, но единственно возможном
месте стояли две мисочки - для воды и для еды. В холодильнике появилось
молоко, которое ни она, ни Чистяков терпеть не могли и никогда не покупали,
а также мелко нарезанное сырое мясо. На плите, портя внешний вид рабочей
зоны, постоянно находилась кастрюлька с замоченной овсянкой, из которой в
случае необходимости можно было за пять минут приготовить кашку. В ванной
валяется тряпка для замывания пола на тот случай, если Настя или Леша не
успевали в нужном темпе провернуть операцию по водружению щенка на газетку.
По комнате разбросаны игрушечные мячики и косточки, а пара Настиных перчаток
и Лешкины ботинки еще вчера перекочевали в мусорное ведро по причине полной
и безвозвратной изгрызенности. Теперь приходилось постоянно следить за тем,
чтобы в доступных щенку местах не оставался без присмотра ни один предмет,
который даже теоретически мог бы представлять для него интерес. А интерес
для него представляло все без исключения, ибо щенок, которого Настя и
Чистяков называли просто Парнем, был юн и полон исследовательского
энтузиазма в познании мира, пусть пока и ограниченного рамками маленькой
однокомнатной квартиры. И еще бессонные ночи, наполненные тоскливым жалобным
щенячьим плачем.
вслух, вероятно, рассчитывая получить внятный ответ. Но ответа отчего-то не
последовало. Щенок смотрел на нее грустными глазами и тихонько подвывал.
прививок он вообще не должен появляться на улице. Так что будь готова к
тому, что, пока он гулял, вполне мог нахвататься какой-нибудь гадости, или к
другим собакам подходил, или сожрал что-нибудь, что под ногами валялось.
Может заболеть. Чуть что - сразу тащи к ветеринару.
а Чистяков дает уроки. Хороша будет картинка: сидит будущий выпускник или
абитуриент, весь обложенный тетрадками и задачниками, а профессор носится по
квартире, вытирая щенячий понос, и кричит: "Вы тут порешайте задачки, а я к
ветеринару сгоняю!" Бред какой-то! Прав был Лешка, когда сердился на нее,
пять минут жалости к потерявшемуся малышу - и куча проблем.
и влажный. Значит, не болеет, уже хорошо. Она принялась ходить взад-вперед
по кухне, баюкая Парня и продолжая копаться в сведениях об убийствах,
связанных с рок-группой. Интересно, этот жутковатый поклонник случайно
оказывался в тех местах, где выступала "Би-Би-Си", или он фанат и
отслеживает все их выступления? Если фанат, то уже легче, найти его будет
несложно. Муторно, конечно, придется путем опросов всех их выявлять,
проверять, разрабатывать, но гигантского интеллекта это не потребует, только
кропотливости и тщательности. А вот если он случайно забредал на выступления
Медведевой, то это куда хуже. Это уже вычислять придется среди всего
населения Москвы и области.
урывками, сон в предыдущие ночи. Взгляд ее то и дело останавливался на
кухонном угловом диванчике. Конечно, в полный рост на нем не вытянешься, но
если свернуться калачиком... В конце концов, малодушно подумала она, речь
шла только о том, что нельзя брать щенка в постель. А на диванчик? Про
диванчик на кухне разговоров не было. Ну и что такого страшного, если собака
будет забираться на кухонный диван? Не в постель же. И потом, может быть, у
его будущих хозяев на кухне не окажется никакого дивана, и никаких проблем
не возникнет вообще.
хотела спать. Забравшись на диванчик, она уютно устроилась, поджав ноги,
обняла щенка и тут же провалилась в блаженный глубокий сон.
Эти люди кажутся мне утлыми и ущербными, умственными инвалидами, которых не
природа обделила умением быть счастливыми, а сами они, своими собственными
руками лишили себя этой способности. Конечно, нельзя сказать, что я счастлив
всегда и по любому поводу, тупо и безоговорочно. Нет, моя душа знает как
взлеты восторга, так и отчаяние тоски, отчаяние глухое, черное и липкое,
которое источается из меня и втягивает своими намазанными клеем щупальцами в
мою душу всякую дополнительную грязь и гадость, утяжеляя и без того мрачное
состояние духа. Я - нормальный человек, поэтому грущу и горюю не реже
других, но я умею быть счастливым и не понимаю людей, которым этого не дано.
счастья я испытал в Альпах, когда мне было четырнадцать лет. У моего
старшего брата Кости была высокооплачиваемая работа и куча таких же денежных
друзей, вместе с которыми они и затеяли ту поездку, чтобы повеселиться и
заодно покататься на горных лыжах. Наши родители восприняли Костину поездку
с радостью, но потребовали, чтобы он взял меня с собой.
Кто знает, может быть, он сам не сможет туда поехать, когда вырастет.
я видел это по его глазам.
хорошую профессию, заработает денег и сам поедет куда захочет.
которым двигалась наша страна, поскольку движение это было больше похоже на
шаткую походку больного чумкой щенка, который пока еще ползет, но в любой
момент может упасть и больше не подняться. Тогда, в девяносто четвертом
году, ездить можно было сколько угодно и куда угодно, но не было никакой
уверенности, что все так и останется. Слишком долго мама и отец прожили при
режиме, когда ездить за границу просто так было нельзя, и они опасались, что
все вернется на круги своя.
сильно упорствовать не стал. Так я оказался в Австрийских Альпах, чувствуя
себя лишним и ненужным среди энергичных двадцатипятилетних бизнесменов,
которые в первый же день отправились в местные спортивные магазины покупать
лыжи, ботинки и комбинезоны. Меня с собой не брали, с самого начала заявив,
что на лыжах я кататься не буду - мал еще, сломаю ногу или руку, им лишние
хлопоты со мной не нужны. Не могу сказать, что я был расстроен таким
отлучением. Горные лыжи меня не привлекали, общество постоянно сосущих пиво
бугаев, сыплющих с умным видом непонятными мне словами "Россиньолы",
"Саломоны" и "Кили", вызывало отвращение, и я искренне недоумевал, что
привлекательного они находят в том, чтобы ежедневно напяливать на себя
тяжеленные ботинки, взваливать на плечи лыжи и тащиться за тридевять земель
к подъемникам ради сомнительного удовольствия съехать с горы вниз.
нашим отелем начиналась и уходила вверх тропа, которая, как
свидетельствовала деревянная табличка, именовалась "Променад доктора
Мюллера". Никто по этому променаду не ходил. Никто, кроме меня. И вот там,
на тропе, я переживал минуты такого острого и полного счастья, какое было
неведомо мне до той поры. В полном одиночестве, окруженный тишиной,
огромными деревьями, синим небом и ослепительным снегом, я садился на
скамейку и погружался в счастье. Оно обволакивало меня, вливалось в мое тело
через все поры, растекалось по жилам вместе с кровью, а иногда мне казалось,
что вместо крови, и пьянило голову, в которой рождались причудливые картины,
яркие, как широкоформатный американский фильм про звездные войны, и
загадочно-изысканные, как стихи Аполлинера. Там, в Альпах, существовал мой
собственный мир, не имевший ничего общего с компанией брата Кости, не
соприкасавшийся с ежедневной суетливой жизнью туристов-горнолыжников, мир,
закрытый для всех и доступный только мне одному. Здесь было мое королевство,
здесь я царствовал, создавал собственные законы, казнил и миловал в
Посняков Андрей
Белов Вольф
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Орлов Алекс
Сертаков Виталий