ли, откуда только возможно. Нашли преступника! Будто не двадцать рублей,
а миллион, и не хотел украсть, а украл.
изобличает, тот сам по уши выпачкан...
волчонок на вопрос о возрасте: "Шестнадцать с копейками! ", аж посинел
весь, ногами затопал, заверещал, будто его уже закалывают:
иначе его ничем не исправишь!
замахивался, правда, не ударил - или побоялся сдачи получить, или просто
отвык по щекам лупцевать. Но орал зато как резаный, не хуже того боро-
ва-прокурора!
проси, чтоб раскаяние на роже написано было!
видел его таким возбужденным. Он даже немного растрогался: из-за него
всетаки переживает.
дать! Но скорей всего пожалеют - законы у нас гуманные. Соображаешь? Мо-
гут и так решить, и этак. А ты огрызаешься!
ливой ноткой:
возьмется - плохо воспитывал, разбаловал, от жиру беситесь! И чик - ни
дачи, ни квартиры, ни наследства...
ходил с независимым видом: мол, вы, дураки, учитесь, а я гуляю! Кому
лучше? На самом деле чего хорошего: неприкаянный, никому не нужный, оди-
нокий, как взбесившийся волк, - даже свои не подпускают. И времени ва-
гон, не знаешь как убить - раз в кино, два, три, а потом что?
ми, острой стружкой да вертящимися станками, которые не только руку, как
предупреждали, но голову запросто оторвут.
злая бесшабашность: черт с вами со всеми, мотал я ваши души, что захочу
- то и сделаю! Как раз познакомился с Ермолаевым - худой, кожа да кости,
мордочка лисья, глаза быстрые, прищур блатной, кепочка блинчиком, сига-
ретка висячая на слюнявой губе, тусклые фиксы - тот еще типчик! Чуть не
утащил с собой на кривую дорожку: словам жаргонным учил, вином угощал,
песни пел лагерные, заунывные... Брехал все, сволочь: какая там, в зоне,
дружба, какие парни-кремни, своего в обиду не дадут, из любой передряги
выручат. И он, Ермолай, там в авторитете. Ежели новенький скажет - друг
Ермолая, будет ему не жизнь, а лафа - от работы отмажут, на почетное
место посадят, и дуйся целый день в карты да обжирайся салом с колбасой
из посылок фраеров.
хана ему, будет из параши жрать. "И очень просто, - цедил Ермолай,
по-особому кривя губы, - я сам заставлял сколько раз... Вывалишь ему в
парашу обед - и жри, набирайся ума-разума! Жрут, как миленькие, там чуть
что не так - и на ножи!"
не очень заботясь о правдоподобии, потому что если сложить срока, кото-
рые он якобы размотал, то получалось, что за решетку он угодил в пяти-
летнем возрасте.
именно, потом догадался: какая-то особенная уверенность, будто он уже
постиг все тайны этого мира и потому знает наверняка, как именно нужно
жить, с небрежной легкостью решая проблемы, недоступные для непосвящен-
ных. Со стороны это воспринималось как внутренняя сила.
что тот руководствуется своей системой ценностей, шкала которой искажена
и совершенно не похожа на общепринятую.
участковый. Но хвастал, что у него две "хазы", которые и академикам не
снились. Золотов сомневался, что обтерханный Ермолай может тягаться с
академиками, но тот клялся длинной блатной божбой, щелкая ногтем из-под
переднего зуба, размашисто, нарушая последовательность движений, крес-
тился.
рекрестке главных магистралей города, вошли в просторный подъезд, ста-
ринный лифт неторопливо вознесся на последний, восьмой этаж.
увидишь! И деловито предупредил:
разом Ермолай заполучил такую квартиру.
свои места. Они преодолели еще два пролета, Ермолай ловко отпер чердач-
ную дверь.
разочарован.
много света из аккуратных слуховых окошек, уютный закуток с трубами па-
рового отопления. Чего еще желать?
зывая лифта, пешком спустился вниз.
ограниченности и непоколебимой убежденности, что те примитивные истины,
которые ему удалось воспринять своим убогим умишком, и есть недоступные
"фраерам" тайны бытия. И это твердолобое заблуждение вкупе с несокруши-
мым намерением ему следовать он, Валерий Золотов, принял за внутреннюю
силу!
маячила у подъезда, скалилась мутными фиксами.
снегу много или мокро... А вообще-то у меня кильдюм что надо! Я туда
матрац притащил.
ким мерзким должно быть место, которое им обозначают.
он заполнил пустоту и единственный из знакомых не осуждает за совершен-
ную глупость, даже сочувствует: из-за вшивых двадцати рублей столько
неприятностей! Ладно, черт с ним.
ли две метрового диаметра трубы теплоэлектроцентрали. Спустившись через
люк по узкой железной лестнице, можно было с помощью массивных штурвалов
опустить запорные заслонки и перекрыть магистраль.
водить здесь время посвоему: спать, жрать вино, выигрывать якобы тысячи
в карты и кейфовать.
ленном подполье обязательно должны водиться блохи, зловредные микробы,
крысы. ТЭЦ не работала, и он представил, какая духота наступит в непро-
ветриваемом каменном мешке, когда по огромным трубам под давлением пом-
чится кипящая вода.
расслаблялся, успокаивался. Выпивали каждый день, Золотов спускал подки-
дываемые папахеном рубли да трояки, а где берет деньги Ермолай - предпо-
читал не задумываться. Много лет спустя он поймет, что именно эти ежед-
невные дозы дешевого крепленого вина приучили его к алкоголю.
развезло", предлагал Золотову, но тот отказывался.
пересылке...
выпив второй стакан, Золотов пытался и сам что-нибудь рассказывать, но
перехватить инициативу удавалось редко.
и с мятым, будто вылинявшим до прозрачной синевы, изможденным лицом.
Вначале Золотов подумал, что у них какоето дело, скорей всего девчонка
курьер, через которую Ермолай передает что-то своим корешам. Но когда
девчонка спустилась в кильдюм, даже раньше, когда она свесила в люк то-
щие замызганные ноги, он понял, что сейчас должно произойти, но не пове-
рил, потому что тогда еще считал это таинством, невозможным в убогом
грязном подземелье, с незнакомой женщиной, да вдобавок при свидетеле -
сомнительном уголовном элементе, гнусная улыбка которого не оставляла
сомнений в его намерениях.
рузлыми потеками краски и известки малярные козлы; разложил хлеб, колба-
су, пачку таблеток, достал две бутылки вина. Лишних стаканов в кильдюме
не было, и он, порыскав по углам, поставил перед девчонкой слегка прор-
жавевшую консервную банку.