Чтение 18–й страницы книги ~На полголовы впереди~

- Как вы себя чувствуете?

- Успехов вам, молодой человек. И она положила трубку.

Я с огорчением услышал гудки. Не надо было об этом спрашивать. Я все понимал, но совсем не спросить было бы как-то невежливо.

Погруженный в мысли о ней, я оделся потеплее, надвинул пониже свою мохнатую шляпу, застегнул доверху "молнию" на куртке, спустился по запасной лестнице и отыскал незаметный выход наружу, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из пассажиров, которые направлялись на завтрак. Мне удалось найти себе удобный наблюдательный пункт, откуда были хорошо видны двери отеля, потом я немного побродил вокруг и вернулся на то же место незадолго до того времени, когда была назначена посадка в автобус, отправлявшийся в Банф на прогулку. Под курткой на шее у меня висел бинокль - на случай, если я не смогу подобраться поближе, но от автостоянки, где я стоял, прислонившись к капоту пустого запертого автомобиля в надежде, что меня можно принять за человека, который ждет своего шофера, было совсем недалеко до дверей, и бинокль оказался не нужен.

Подъехал большой ультрасовременный автобус с темными стеклами и встал очень удобно - так, что мне было видно, кто выходит из отеля и садится в него. Водитель отправился в отель доложить о своем прибытии. Вскоре появилась Нелл в теплой куртке, брюках и высоких сапогах и с улыбкой загнала свою паству в автобус. По-видимому, покататься решило большинство пассажиров.

Но не все. Филмер так и не показался. Я изо всех сил старался внушить ему на расстоянии, чтобы он вышел, оставив свой портфель, и уехал на несколько часов - тогда я смогу придумать какой-нибудь способ проникнуть к нему в номер без особого риска. Но ничего не получилось. Очевидно, Джулиус Аполлон не пожелал ни гулять по леднику, ни прокатиться по канатной дороге и твердо решил остаться дома.

Мерсер, Бемби и Шеридан вышли из отеля вместе, очень мало похожие на веселую дружную семью, и уселись в большой автомобиль с шофером, который поджидал их и немедленно укатил.

Занте с ними не было. И в автобусе ее не было. Роза и Кит Янг сели туда без нее. Я сделал вывод, что она снова дуется.

Нелл, записав что-то в своей папке и взглянув на часы, решила, что больше никто ехать не собирается. Она вошла в автобус, закрыла дверь, и он тронулся.

ГЛАВА 15

Я отправился гулять по горам пешком, размышляя о тех подарках, которые преподнесла мне судьба.

Ленни Хиггс. Комбинация, открывшая кодовый замок портфеля. Дружба с Нелл. Миссис Бодлер. Подвернувшаяся возможность принять участие в сочинении сценария для Зака.

Как раз о последнем я главным образом и думал, шагая по тропе вокруг маленького озера, и план сценария, который начал у меня складываться, имел прямое отношение к концу моего разговора с Биллом Бодлером, немало меня обеспокоившему.

Согласившись подыскать подменного конюха для Лорентайдского Ледника, Билл сказал, что попробовал поговорить с Мерсером Лорримором на ипподроме "Ассинибойя-Даунз", но особых успехов не добился.

- О чем поговорить? - спросил я.

- О нашем объекте. Я был поражен, когда узнал, какую тесную дружбу он завел с Лорриморами. Я попытался отвести Мерсера Лорримора в сторону и напомнить ему о судебном процессе, но он меня оборвал. Сказал, что раз человека признали невиновным, это значит, что делу конец. По-видимому, он обо всех хорошего мнения - что весьма похвально, но неразумно. - Бас Билла от огорчения стал еще гуще. - Вы же знаете, наш объект может быть неотразимо обаятельным, если захочет, а он, безусловно, поставил себе такую задачу. Он добился того, что бедная Даффодил Квентин практически плясала под его дудку, и хотел бы я знать, что она думает о нем сейчас.

Здесь, в горах, у меня снова звучали в ушах его слова: "Весьма похвально, но неразумно". Мерсер - из тех, кто видит хорошее там, где ничего хорошего нет. Он жаждет иметь хорошего сына и будет расплачиваться всю жизнь, потому что этому не бывать.

Тропа шла вокруг озера, то в гору, то под гору. Местами ее окружал густой сосновый лес, местами с нее открывался захватывающий вид на молчаливые пики-великаны, вздымающиеся вверх, или на темно-бирюзовую гладь воды в идеально круглых берегах внизу. Ночью прошел дождь, и под утренним солнцем все сверкало, словно свежевымытое, а на вершинах гор тот же дождь выпал в виде снега, и ледник казался белее, чище и ближе, чем вчера.

С ледяных пиков лился вниз поток холодного воздуха, но солнце, поднявшееся на небе так высоко, как только возможно в эту осеннюю пору, все еще грело достаточно сильно, чтобы прогулка доставляла удовольствие, и, когда я дошел до скамейки, откуда открывался потрясающий вид на озеро, отель и поднимавшуюся за ним гору, я решил устроить привал и посидеть. Смахнув с сиденья несколько дождевых капель, я развалился на скамейке, сунув руки в карманы, и продолжал не спеша размышлять о Филмере, поглядывая на пейзаж, похожий на открытку.

Отсюда мне были видны фигурки людей, гуляющих по берегу в саду отеля, и я лениво подумал, не достать ли бинокль, чтобы посмотреть, нет ли среди них Джулиуса Аполлона. Но что толку, если он и там? Не станет же он заниматься каким-нибудь преступным делом прямо перед множеством выходящих на озеро окон "Шато".

Кто-то тихими шагами вышел по тропе из-под деревьев и остановился, глядя на озеро. Какая-то женщина.

Я без особого любопытства разглядывал ее со спины - джинсы, голубая парка, белые кроссовки, белая шерстяная шапочка с двумя алыми помпонами. Но тут она обернулась, и я увидел, что это Занте Лорримор.

Видно было, что она огорчилась, обнаружив, что скамейка уже занята.

- Можно я тут присяду? - спросила она. - Это далеко, у меня ноги устали.

- Конечно, - ответил я, встал и смахнул дождевые капли с остальной части скамейки, чтобы ей было сухо сидеть.

- Спасибо.

Она с неловкостью подростка плюхнулась на скамейку, а я снова сел на свое место, в полуметре от нее. Она нахмурилась.

- Я вас где-то видела? Вы с поезда?

- Да, мисс, - ответил я, понимая, что отрицать бессмысленно: она снова увидит меня в вагоне-ресторане и сможет разглядеть еще лучше.

- Я из поездной бригады.

- А! - Она машинально хотела тут же встать, но через секунду передумала, потому что слишком устала. - Вы один из официантов? - произнесла она медленно, сохраняя подобающую дистанцию.

- Да, мисс Лорримор.

- Тот, который сказал мне, что надо платить за кока-колу?

- Да, извините.

Она пожала плечами, глядя вниз, на озеро.

- Наверное, все это совершенно исключительное зрелище, - сказала она недовольным тоном, - только на самом деле я ничего, кроме скуки, не чувствую.

У нее были густые, почти прямые каштановые волосы, волной спускавшиеся на плечи, прекрасная чистая кожа и восхитительные брови. Когда она вырастет, станет красавицей, подумал я, если только эта угрюмая складка в уголках рта не испортит ей не только лицо, но и всю жизнь.

- Иногда мне хочется быть бедной, как вы, - сказала она. - Тогда все было бы просто. - Она взглянула на меня. - Наверное, вы думаете, что я ненормальная, раз так говорю. - Она умолкла. - Моя мать сказала бы, что я вообще не должна с вами разговаривать.

Я сделал такое движение, словно собирался встать, и вежливо сказал:

- Если вы желаете, я уйду.

- Нет, не надо, - возразила она с таким жаром, что даже сама удивилась. - Я хочу сказать... Больше здесь поговорить не с кем. Я хочу сказать... Ну ладно.

- Я вас понимаю, - сказал я.

- Да? - Она смутилась. - Вообще-то я собиралась поехать на автобусе. Мои родители думают, что я уехала. Я должна была ехать вместе с Розой... с миссис Янг и мистером Янгом. Но он... - Она уже было почти умолкла, но ее снова охватило детское желание выговориться, которое заставило ее забыть об осторожности. - Он никогда не бывает со мной так же ласков, как она. По-моему, я ему надоела. Кит - правда, дурацкое имя? На самом деле его зовут Китли. Роза сказала, что это городишко где-то в Англии, где его родители провели медовый месяц. Альберт Китли Янг, вот как его полное имя. Роза стала звать его Кит, когда они познакомились, потому что ей показалось, что это ему больше подходит, только он ничуть не похож на кита - кит, понимаете, такой мягкий и уютный, а он жесткий и недобрый. - Она замолчала и поглядела вниз, в сторону отеля. - Почему все эти японцы отправляются в медовый месяц вместе, целой толпой?

- Не знаю, - ответил я.

- А потом, может быть, дадут своим детишкам имя Лейк-Луиз.

- Бывает и хуже.

- А как вас зовут? - спросила она.

- Томми, мисс Лорримор.

Она ничего на это не сказала. Со мной она чувствовала себя немного неловко, потому что постоянно помнила, кто я такой. Но прежде всего ей хотелось выговориться.

- Вы знаете моего брата Шеридана? - спросила она.

Я кивнул.

- Все его заскоки - оттого, что он слишком богат. Он считает, что лучше всех, потому что богаче всех. - Она помолчала. - Что вы по этому поводу думаете?

Это прозвучало как вызов и в то же время как отчаянная мольба, и я ответил ей совершенно искренне:

- Я думаю, это очень трудно - когда в такие молодые годы оказываешься настолько богатым.

- Правда? - удивилась она. - Но ведь все хотят быть богатыми.

- Когда можешь получить все, чего хочешь, легко забыть, что значит в чем-то нуждаться. И если имеешь все, чего хочешь, никогда не научишься бережливости.

Но она пропустила это мимо ушей:

- Зачем учиться бережливости? Моя бабушка оставила мне миллионы. И Шеридану тоже. Наверное, вы считаете, что это ужасно. А он считает, что заслушивает этого. Считает, что может делать все, что угодно, потому что богат.

- Если вы думаете, что это так ужасно, - сказал я, - вы можете их раздать.

- А вы бы это сделали?

- Нет, - с сожалением признался я.

- Ну вот.

- Но часть я бы раздал.

- У меня есть опекуны, они не разрешат.

Я слегка улыбнулся. У меня тоже был Клемент Корнборо. Опекуны, как однажды торжественно сообщил он мне, существуют для того, чтобы сохранять и приумножать состояние и не позволять : его транжирить, поэтому - нет, он не даст разрешения пятнадцатилетнему мальчику содержать ферму для списанных скаковых лошадей.

- Почему вы думаете, что быть богатым трудно? - спросила она. - Это легко.

- Вы только что сказали, что, будь вы бедны, вам было бы проще жить,

- осторожно ответил я.

- Ну, может быть, и сказала. Наверное, я не то имела в виду. Или не совсем то. Я не знаю, что я имела в виду. Почему трудно быть богатым?

- Слишком много искушений. Слишком много возможностей сбиться с пути.

- Вы хотите сказать - наркотики?

- Что угодно. Слишком много пар туфель. Слишком высокое мнение о себе.

Она поджала ноги под себя и обхватила коленки руками, глядя на меня поверх них.

- Никто не поверит, что у нас с вами был такой разговор. - Она помолчала. - Вы хотели бы стать богатым?

Это был вопрос, ответить на который я не мог. Избегая прямого ответа, я вполне искренне сказал:

- Ну, я бы не хотел ходить голодным.

- Мой отец говорит, - заявила она, - что человек не становится лучше оттого, что он богаче, - человек становится богаче оттого, что он лучше.

- Неплохо сказано.

- Он всегда говорит что-нибудь в таком роде. Иногда я его совсем не понимаю.

- Похоже, что ваш брат Шеридан, - сказал я осторожно, - не так уж счастлив.

- Счастлив! - презрительно отозвалась она. - Он никогда не бывает счастлив. За всю его жизнь я почти не видела, чтобы он был счастлив. Разве что тогда, когда над кем-нибудь смеется. Наверное, когда он над кем-то смеется, он счастлив, - неуверенно сказала она. - Только он всех презирает, поэтому над всеми и смеется. Мне очень жаль, что я не люблю Шеридана. Я хотела бы иметь потрясающего брата, который заботился бы обо мне, и мы с ним могли бы ходить во всякие места. Вот было бы весело. Только не с Шериданом, конечно, потому что это наверняка кончилось бы скандалом. Он ужасно себя ведет в этом путешествии. Гораздо хуже, чем обычно. Я хочу сказать, что мне за него стыдно.

Она нахмурилась: эти мысли не доставляли ей никакого удовольствия.

- Кто-то мне говорил, - сказал я, старательно скрывая жгучее любопытство, - что у Шеридана были какие-то неприятности в Англии.

- Какие-то неприятности? Я не должна вам этого говорить, но ему бы не миновать сесть в тюрьму, только они сняли обвинение. Я думаю, отец от них откупился... Вот почему Шеридан сейчас делает все, что говорят родители, - они пригрозили, что стоит ему только пикнуть, как они дадут делу ход.

- А они еще могли бы дать делу ход? - как будто между прочим спросил я.

- Что такое срок давности?

- Это предельный срок, - сказал я, - по истечении которого человека нельзя судить за нарушение закона.

- Это в Англии?

- Да.

- Вы ведь англичанин, да?

- Да.

- Он сказал: "Берегитесь, срок давности истечет еще очень не скоро".

- Кто сказал?

- По-моему, это был адвокат. Что он имел в виду? Что Шеридан все еще... все еще...

- Может быть осужден?

Она кивнула.

- И так будет всегда?

- Может быть, долго.

- Лет двадцать?

По ее тону было ясно, что для нее это невообразимо долгое время.

- Если совершено что-то серьезное.

- Я не знаю, что он там сделал, - в отчаянии сказала она, - я только знаю, что это испортило нам все лето. Безнадежно испортило. И мне сейчас надо бы ходить в школу, но они заставили меня отправиться на этом поезде, потому что не хотели оставлять меня дома одну. Ну, не совсем одну - одну, если не считать прислуги. Это из-за моей двоюродной сестры Сьюзен Лорримор, ей семнадцать, - летом она сбежала с сыном их шофера, и они поженились, и в семье было просто настоящее землетрясение! А я понимаю, почему она это сделала, - они все время оставляли ее одну в этом огромном доме, а сами уезжали в Европу, и ей было скучно до безумия, и к тому же этот сын их шофера - умница и отличный парень, и она прислала мне открытку, где говорится, что она ни о чем не жалеет. Моя мать до смерти боится, как бы я не сбежала с каким-нибудь...

Она внезапно замолчала, испуганно взглянула на меня и вскочила со скамейки:

- Я совсем забыла. Я забыла, что вы...

- Это ничего, - сказал я, тоже вставая. - Правда, ничего.

- Наверное, я слишком много болтаю. - Она была смущена и встревожена.

- Вы не...

- Нет. Ни слова, никому.

- Кит говорил, что мне надо бы придерживать язык, - сказала она с обидой. - Он не знает, каково это - жить как в склепе, когда все злятся друг на друга, а папа старается улыбаться. - У нее перехватило дыхание. - Что бы вы сделали на моем месте? - спросила она.

- Сделайте так, чтобы ваш отец смеялся.

Это ее озадачило.

- Вы хотите сказать... сделать его счастливым?

- Ему нужна ваша любовь, - сказал я и указал на тропу, которая вела к отелю. - Если хотите идти первой, я некоторое время пережду.

- Давайте пойдем вместе, - сказала она.

- Нет, лучше не надо.

Обуреваемая противоречивыми чувствами, в которых я вряд ли помог ей разобраться, она нерешительно пошла по тропинке и, раза два оглянувшись. скрылась за поворотом, а я снова сел на скамейку, хотя уже становилось прохладно, поразмыслил о том, что она рассказала, и, как всегда, возблагодарил судьбу за то, что у меня была тетя Вив.

Ничего особенно плохого про Занте сказать нельзя, подумал я. Одинокая, терзаемая сомнениями и тревогами, только наполовину понимая мир взрослых, нуждаясь в поддержке, она больше всего жаждет того, чего хочет и Мерсер, - жить в дружной, сплоченной семье. Изливая душу какому-то официанту, она не собиралась бросить вызов родителям - как раз наоборот. Поставить меня в трудное положение она не хотела, никакой задней мысли у нее не было. Я бы ничего не имел против, если бы у меня была младшая сестра вроде нее, которую я мог бы водить во всякие места, чтобы ее развлекать. Я надеялся, что она научится спокойно относиться к своим деньгам, и подумал, что для ее воспитания ей полезнее всего было бы с месяц поработать, обслуживая других, в какой-нибудь хорошей команде - например, вместе с Эмилем, Оливером и Кейти.

Через некоторое бремя я осмотрел в бинокль весь отель и сад, но Филмера нигде не обнаружил, в чем не было ничего удивительного, и в конце концов отправился дальше, дошел до подножия ледника и прошелся по серо-буро-зеленому краю ледяной реки, изборожденной трещинами и хрустевшей под ногами.

Кто-то из пассажиров, который все знал, говорил, что один из последних великих полярных ледников, покрывавших большую часть Канады двадцать тысяч лет назад, называют Лорентайдским ледником. Даффодил, кивнув, сказала, что ее муж дал такое имя лошади, потому что интересовался доисторическими временами, а следующую свою лошадь она хочет назвать Кордильерским Ледником - этот ледник покрывал Скалистые горы. Ее муж был бы доволен, сказала она. Я подумал, что, возможно, сейчас стою на этом самом доисторическом Кордильерском леднике. Хотя, если ледники движутся быстрее, чем течет история, то, может быть, и нет. Во всяком случае, все это позволяло взглянуть на заботы Джулиуса Аполлона под каким-то новым углом зрения.

Вернувшись в "Шато", я поднялся наверх и набросал новую сцену для представления. Едва я закончил, как в дверь постучал Зак, который пришел за ней. Мы пошли в его номер, где уже собралась на репетицию труппа, я окинул вглядом всех семерых и спросил, можем ли мы еще использовать Бена-попрошайку, которого в комнате не было. Нет, не можем, сказал Зак, он вернулся в Торонто. А это важно?

- Не особенно. Он мог бы пригодиться нам в качестве вестника, но, наверное, вы можете просто сказать, что кто-то принес вам сообщение.

Они кивнули.

- Верно, - сказал Зак, взглянув на часы. - Наш выход через два с половиной часа. Что мы играем?

- Прежде всего, - сказал я, - Рауль затевает ссору с Пьером. Рауль в ярости, потому что он разоблачен - стало известно, что он муж Анжелики. Он говорит, что доподлинно знает - у Пьера из-за неудачной игры на ипподроме многотысячные долги, которые он не может выплатить, и он знает, кому Пьер должен, и говорит, что этот человек известен тем, что избивает до полусмерти людей, которые не отдают ему долги.

Рауль и Пьер кивнули.

- Я добавлю кое-какие подробности, - сказал Рауль. - Скажу, что он делал ставки в подпольном тотализаторе, поэтому у него и долги, а мне об этом рассказали, потому что он ставил на лошадей Брикнеллов. Годится?

- Годится? - спросил меня Зак.

- Годится. Потом Рауль насмешливо говорит Пьеру, что единственный его шанс раздобыть ценьги - это жениться на Донне, а Уолтер Брикнелл говорит, что если Донна сделает такую глупость и выйдет за Пьера, то он не даст ей ни цента. И ни при каких обстоятельствах не станет выплачивать за Пьера его долги.

Все кивнули.

- В этот момент в зал с воплем вбегает Мейвис Брикнелл и говорит, что все ее роскошные драгоценности украдены.

Все буквально разинули рот. Мейвис рассмеялась и зааплодировала.

- И кто же их украл? - спросила она.

- Все в свое время, - улыбнулся я. - Рауль обвиняет Пьера, Пьер обвиняет Рауля, и они начинают наскакивать друг на друга, дав волю взаимной ненависти. Наконец Зак вмешивается, прекращает их стычку и говорит, что все сейчас пойдут и устроят обыск в обоих номерах - и у Пьера, и у Рауля. Зак, Рауль, Пьер и Мейвис уходят.

Они кивнули.

- В зале остаются Донна, Уолтер Брикнелл и Джайлз. Донна и Уолтер продолжают ссориться из-за Пьера, Донна старается скрыть слезы, и тут из публики выходит Джайлз и говорит, что ей нелегко приходится, и не пора ли всем проявить немного доброты.

- Ладно, хорошо, - сказал Джайлз. - А дальше?

- Потом Зак и все остальные возвращаются.

Драгоценностей они не нашли. Джайлз принимается утешать еще и Мейвис. Мейвис говорит, что ее коллекция драгоценностей - это вся ее жизнь, она так любила каждую из них. Она ужасно расстроена. Некоторое время она предается отчаянию.

- Замечательно, - сказала Мейвис.

- Уолтер, - продолжал я, - говорит, что не видит никакого смысла в том, чтобы покупать драгоценности. Его драгоценности - это его лошади. Он живет только ради своих лошадей. Он даже говорит, что если бы не мог участвовать в скачках и смотреть, как выступают его лошади, то предпочел бы умереть. Он покончит с собой, если не сможет иметь лошадей.

Уолтер слегка нахмурился, но с готовностью кивнул. До сих пор его роль была довольно скромной, а тут он получал большой собственный эпизод, пусть даже убедительно сыграть его будет нелегко.

- Потом Уолтер говорит, что Рауль отравляет ему все удовольствие, которое он получает от лошадей, и портит всем путешествие, и официально увольняет его с должности своего тренера. Рауль протестует и говорит, что не заслужил увольнения. Уолтер говорит, что Рауль скорее всего убийца и что это он украл драгоценности и мошенничает с его лошадьми. Рауль в ярости хочет наброситься на Уолтера. Зак оттаскивает его и велит всем успокоиться. Он говорит, что устроит обыск во всех номерах - не найдутся ли драгоценности, и посоветуется со службой охраны отеля, а если надо, то вызовет полицию. Похоже, что никто не хочет, чтобы он вызвал полицию. Конец сцены.

Я ждал критических замечаний и пожеланий, но их было очень мало. Тогда я передал свой набросок Заку, который снова прошел его по частям со всеми актерами, занятыми в каждом эпизоде, и все они принялись что-то бормотать себе под нос, сочиняя текст своих ролей.

- А что произойдет завтра? - спросил в конце концов Зак. - Как мы все это распутаем?

- Этого я еще не написал, - ответил я.

- Но вы это себе представляете? Сможете написать это сегодня вечером?

Я дважды кивнул.

- Хорошо, - сказал он. - Нам, наверное, надо будет собраться здесь завтра утром, после завтрака и как следует все пройти, может быть, два или даже три раза, чтобы наверняка все было как надо, чтобы никакие концы не остались болтаться в воздухе. И не забудьте, что завтра мы играем снова в вагоне-ресторане. Там не слишком много места для драки и тому подобного, так что сегодня постарайтесь действовать поэнергичнее.

- Завтра в Пьера выстрелят, - сказал я.

- Ах, батюшки, - отозвался Пьер.