Чтение 18–й страницы книги ~Бремя идолов~

— Поехали быстрее, — вскочила та. — Потом дозвонимся. Нужно узнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать из Москвы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет на двадцать.

— Кончай паниковать, — прервала ее Римма. — Если пленка пропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я в лицо видела. Ничего страшного. Все им расскажем. Там тоже не дураки работают. Сразу все поймут.

Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, сама виновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а я испугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить, остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что не поверят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. У тебя деньги остались?

— Немного.

— У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам все деньги как потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим, все ахнут. Пусть только попробует Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду, пока статья не пойдет в набор.

— Позвони ему еще раз, — предложила Света. — Или в приемную позвони.

Узнай, куда уехал Главный.

Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы. Секунду-вторую она молчала, а потом заорала:

— Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как это погиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как все случилось? Слушай, не плачь, объясни…

Света замерла, понимая, что случилось нечто невероятное. Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цвета. Она закусила губу.

— Что? — спросила Света с ужасом.

— Десять… минут назад… погиб Николай Николаевич, — сказала она заикаясь, дрожащим голосом. — Какой-то самосвал врезался в его машину. Водитель доставлен в больницу в бессознательном состоянии, он еще живой, а Глебов…

Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала.

— Это я… — говорила она, причитая и раскачиваясь, — это я во всем виновата. Это я…

Света хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее в горле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по их вине.

ГЛАВА 15

Арсений Николаевич Бозин работал в органах прокуратуры больше двадцати лет. Это был один из тех следователей, кто быстрому натиску, эффектному решению или неожиданной удаче предпочитает спокойную и методичную будничную работу. К сорока пяти годам этот довольно тщедушный человек почти полностью облысел. Очки пока что надевал только когда работал над документами, но, глядя на собеседников, щурил глаза, словно хотел заглянуть в душу, лучше разглядеть сидевшего перед ним человека. Весь его облик напоминал того безотказного российского судейского чиновника, который влюблен в сам процесс работы и не ждет для себя ни особых наград, ни житейских благ.

К сорока пяти годам он уже был следователем по особо важным делам республиканской прокуратуры, получил чин советника юстиции и при этом почти не имел уголовных дел, возвращенных судьями на доследование, настолько четким и завершенным было все, что он отправлял в суд.

Дронго он встретил сильным рукопожатием, попросив своего помощника выйти, чтобы остаться наедине с гостем. Устроились они за небольшим столиком, стоявшим в углу кабинета. Разделяла собеседников лишь лампа под матовым абажуром.

— Наверное, здесь вы и допрашиваете своих «клиентов», — пошутил Дронго.

— Только подозреваемых, — серьезно ответил Бозин, — только тех, против кого я еще не сформулировал конкретного обвинения. В иных случаях мы беседуем в другом месте и в другой обстановке.

— Звучит несколько зловеще, — улыбнулся Дронго, усаживаясь за столик.

— Чай или кофе? — спросил Бозин.

— Спасибо. Я пришел только для беседы.

— Мне тоже весьма интересно пообщаться с вами. Про вас рассказывают столько разных историй, что иногда мне кажется, будто речь идет не о живом человеке, а о мифическом герое. Вы не чувствуете себя легендой?

— Пока — нет. Какая легенда? В последнее время идет прокол за проколом.

Правда, это не всегда зависит от меня.

— Очень надеюсь, что в случае с убийством Звонарева вы будете на высоте, — пробормотал Бозин.

— С удовольствием присоединился бы к вашему мнению, — сказал Дронго, — но боюсь, что в этом варианте мне трудно будет конкретно назвать убийц. Моя задача в данном случае несколько легче вашей, Арсений Николаевич. Я должен указать заказчиков преступления и могу оперировать моральными критериями, тогда как вам нужны четкие юридические доказательства виновности того или иного лица, его несомненной причастности к совершенному убийству.

— Верно, — согласился Бозин, — вам тут легче, чем мне. Хотя, с другой стороны, вы действуете в одиночку, а на меня работает огромный аппарат. В моем распоряжении компьютерные данные информационных центров МВД и ФСБ.

— Именно поэтому я и пришел к вам за советом, — кивнул Дронго.

— По-моему, вы пытаетесь мне льстить, — заметил Бозин, — какой совет я могу дать великому Дронго?

— А по-моему, это вы пытаетесь придать нашей встрече несколько комплиментарную окраску. Ведь убийство Звонарева достаточно серьезно, даже показательно для сегодняшнего дня.

— Показательно, — Бозин наклонил голову, почесал мизинцем левой руки за ухом и снова повторил, — показательно. Интересное определение. Я могу узнать ваше мнение об этом преступлении?

— Пожалуйста. Я убежден, что это не просто заказное убийство. Это своего рода новое убийство в нашей современной ситуации. Внешне оно выглядит как рядовое заказное убийство, сродни тем, что совершались в Москве и в других городах десятки раз. Но на самом деле оно довольно необычно. Чего в любом случае избегает заказчик преступления? Огласки, объяснения мотивов, конкретных причин, толкнувших заказчика на этот шаг. Убийцу всегда трудно найти, а вычислить наемного киллера вообще бывает почти невозможно. Очень сложная цепочка проходит от заказчика до исполнителя. А в данном случае внешне все выглядит наоборот. Появляется громкая статья, по итогам которой снимают с работы двух судей. Министерство юстиции объявляет, что готовит на следующий день пресс-конференцию по фактам, изложенным в статье Звонарева. И именно на следующий день утром его убивают. Согласитесь, что совпадение почти фантастическое. Таких совпадений в жизни не бывает.

— Вы считаете, что его убили из-за этой статьи? — недоверчиво спросил Бозин.

— Нет. Как ни странно — не считаю. Да и вы так не считаете, насколько я могу судить по тону вашего вопроса. И дело даже не в том, что цепочка от заказчика до исполнителя не могла дойти за один день. Хотя внешне она слишком очевидна. Все произошло в тот самый день, когда это было необходимо.

— Я не совсем понял, что именно вы хотите сказать. Кому необходимо?

— Попытаюсь объяснить. Звонарева не просто убили. Его намеренно убили именно в день перед пресс-конференцией, связав таким образом его громкую статью с его громким убийством. Значит, заказчику преступления мало просто убрать неугодного журналиста. Ему нужно еще и связать убийство журналиста с определенными людьми и определенной проблемой. И все — чтобы увести следствие в сторону.

— Любопытно, — пробормотал Бозин, — очень любопытно.

— Более того. Я рискну утверждать, что обычной длины цепочка на этот раз почти невозможна. Иначе убийство не было бы так оперативно совершено и так тщательно подготовлено. Заказчик всегда только заказывает убийство жертвы, но никогда не назначает конкретного срока. В крайнем случае может быть установлен предельный срок, до которого необходимо устранить выбранный объект. Но почти никогда точно не назначается день. Во-первых, именно из-за той самой цепочки, когда конкретный приказ может просто не успеть дойти. А во-вторых, выбранный день может так или иначе не совпасть с реальными планами самого киллера и его жертвы. Риск в таких случаях очень велик. И преступление, совершенное в день пресс-конференции, навело меня на мысль, что цепочка была либо очень мала, либо ее вообще не было. То есть заказчик преступления напрямую отдавал приказ об устранении Звонарева, ибо ему было крайне важно хотя бы на время увести расследование в сторону. Если он не идиот, а я думаю, что спланировавший подобное преступление вряд ли был идиотом, то выходит, ему непременно нужно выиграть несколько дней. Пока непонятно — для чего или для кого именно. Вот мои предварительные выводы.

— Когда вы взялись за расследование этого преступления? — тихо спросил Бозин.

— Вчера, — ответил Дронго.

— Я серьезно спрашиваю, — прямо посмотрел ему в глаза Бозин.

— Вчера днем. В два часа дня. Примерно сутки назад, — ответил Дронго, не опуская глаз.

Бозин вскочил со стула.

— Не делайте из меня идиота! — раздраженно сказал он. — Я работаю следователем уже больше двадцати лет и знаю, как вести расследование. Две недели мы занимались отработкой различных версий, только-только начали нащупывать те самые, о которых вы мне сказали. Выходит, что моя группа две недели топталась вокруг того, что вы смогли понять за одни сутки? Вы, кажется, хотите представить нас всех болванами?

— Нет. Просто я думаю, что вы все хорошо организованные чиновники, и по правилам, установленным в вашей системе, обязаны проверять все имеющиеся в наличии версии. В том числе и главные. Конечно, вы начали проверку с двух уволенных судей и, полагаю, всех остальных героев громкой статьи Звонарева. Но, ничего не найдя и отработав эти версии, вы стали переходить на другие. Вы не имели права отбрасывать ни одну из них. А я могу выбрать ту, которая мне нравится.

Бозин подошел к столу, оперся на сжатые кулаки и пристально посмотрел на Дронго.

— Почему вы считаете, что мы должны были проверять все версии? — спросил он. — Вы думаете, я поверю вам, что вы ведете это дело всего один день? Вы сидите на нем по крайней мере месяц. Я уверен.

— Простите, — улыбнулся Дронго. — Звонарева убили всего две недели назад.

Не мог же я расследовать убийство до того, как его убили.

— Хорошо, я несколько погорячился, — раздраженно заметил Бозин. — Но уж с момента убийства вы наверняка занимаетесь этим делом.

— Я вам объясню, в чем ваша ошибка, — возразил Дронго. — Дело в том, что вы, как хороший шахматный компьютер, обязаны в сложной позиции проверять все возможные ходы и, конечно, тратите на это время. А я, как шахматный мастер, уже знаю, что многие ходы просто исключены. А если даже не знаю, то чувствую. И выбираю лучший из нескольких возможных. Улавливаете разницу?

— Мастер, — хмыкнул Борзин, убирая кулаки, — а между прочим, чемпион мира Каспаров проиграл шахматному компьютеру.

— Один раз, — согласился Дронго, — один раз за все годы противостояния компьютера и человека. Кстати, компьютер от радости сразу разобрали на кусочки.

А человек продолжает играть. Насчет «мастера» согласен, это было нескромно. Но я имел в виду не свой статус, а шахматный термин. Я думал, вы обратите внимание на мою скромность, я ведь не сказал «гроссмейстер», что в общем-то правильно по шахматному статусу и, наверное, слишком нахально по отношению к самому себе.

— Оставим этот схоластический спор, — поморщился Бозин, — что вам все же нужно? От моей службы.

— Ваши ходы. Выбрав свой ход, я могу двигаться дальше только интуитивно, тогда как вы опираетесь на научные достижения. Группа крови, анализ слюны, пыли, траектория полета пули, Данные судмедэкспертизы. Я бы хотел ознакомиться с некоторыми материалами дела.

— Нет, — возразил Бозин, — не разрешу. У нас слишком громкое дело, чтобы я мог разрешить вам читать материалы расследования.

— Вы боитесь, что я могу вас обойти? — безжалостно спросил Дронго.

— Я не боюсь. Но мне было бы неприятно, если бы вы, а не мы добились успеха. Не скрою, я считаю, что время «гроссмейстеров» прошло. Сейчас все решает наука, информация, тщательная проверка. Интуиция была хороша в девятнадцатом веке. В двадцать первом понадобятся только прагматики.

— В таком случае разрешите мне ознакомиться с материалами, исходя именно из ваших прагматических взглядов. Я возьму на себя обязательство обо всех выводах информировать только вас одного. По-моему, сделка более чем выгодна для вас.

— Здесь не базар, — раздраженно бросил Бозин.

— Как вам угодно, — Дронго поднялся, — мне казалось, что мы можем принести друг другу некоторую пользу. Очевидно, я ошибся. Извините.

— Подождите, — нахмурился Бозин. — Где гарантии, что никто и ничего не узнает?

— Конечно, не узнает. Насколько я помню процессуальный кодекс, там написано, что следователь, ведущий дело, фигура самостоятельная и он лично может решать вопрос, допустить ли кого-то для ознакомления с материалами дела или запретить допуск. Поэтому я и пришел к вам. Только вы решаете вопрос о моем допуске к материалам уголовного дела. А я могу гарантировать, что, во-первых, об этом никто не узнает. А во-вторых, вы будете получать от меня всю новую информацию по делу, что совсем немаловажно. Или вы так не считаете?

— Почему я должен вам верить? Вам платят огромные деньги, а я получаю зарплату. Ради денег люди готовы обмануть любого.

— Знаете, Бозин, — нахмурился Дронго, — скажу откровенно: длительное общение с преступниками, видимо, отрицательно сказалось на вашей нравственности. Вы стали подозревать всех и вся. Для меня репутация гораздо выше любых денег. Если вы сумеете раскрыть преступление, я первый пожму вам руку. Если раскрою его я… Тогда вы получите все результаты моих усилий до того, как я их оглашу. Устраивает вас такое соглашение?

— Вы откажетесь от денег? — уточнил Бозин.

— Я откажусь от славы. Это гораздо большая жертва.

Бозин нетерпеливо прошелся из конца в конец кабинета. Раз и еще раз. И наконец сказал:

— Хорошо. Я согласен поверить вашему честному слову. Только знакомиться с материалами дела будете в моем кабинете.

— Разумеется, — кивнул Дронго. — Это не займет много времени. У меня сегодня еще две очень важные встречи.

— Связаны со Звонаревым? — поинтересовался Бозин — Даже больше, чем вы думаете, — ответив Дронго.