Чтение 18–й страницы книги ~Символы распада~

"Брезгуют, - зло подумал тот, - за "шестерку" держат. Думают - сейчас
меня используют и выбросят".

Он достал новую бутылку и, налив себе целый стакан, залпом опорожнил его.
Потом, подумав немного, вышел из купе, забрав бутылку с собой. Пить одному
не хотелось, а с этими было противно.

"Сучьи дети, - зло и пьяно размышлял он, - брезгуют мной. А я вот возьму
и сброшу один ящик. Посмотрю тогда, как они запоют".

Он повернулся и увидел коренастого типа в куртке.

- Чего следишь? - зло спросил Сухарев. - Не бойся, не убегу.

- А я и не боюсь, - пожал тот плечами.

- Врешь, сукин сын, боишься, вон как за мной кругами ходишь. Все думаешь,
что я твои поганые ящики стащу.

- Пить меньше нужно, - поморщился тот и ушел обратно в купе.

- Ах ты, сука, - негромко сказал Сухарев и снова выпил. Потом подумал
немного и сделал еще один затяжной глоток.

Ящик, подумал он. Ящик, который может сделать его наконец счастливым. И
зачем Сирийцу столько денег? Он ведь все равно их не проест. Никого он не
любит, никого у него нет. Все под себя, под себя... Нет чтобы со старыми
товарищами поделиться. Ведь вместе на нарах чалились. Почему все так
несправедливо получилось. У Сирийца и "Мерседесов" полно, и охраны всякой, и
бабы у него гораздо лучшие, хотя он, Сухарев, своей вполне доволен. И дома у
него есть где-то там, за бугром. Почему все так несправедливо? Сирийцу все
достанется, а ему, Сухареву, ничего. И он снова вернется к себе домой и
снова будет зарабатывать свои несчастные несколько тысяч, на которые даже
приличный "мерс" не купишь.

Чем больше он думал, тем больше зверел. Гнусное свойство ущербного
человеческого существа приписывать свои собственные недостатки везению
других. Когда жизнь не устроена, когда впереди ничего нет, а позади не было
ничего хорошего, так хочется обвинить в этом кого-нибудь другого, но только
не себя. Очевидно, это одно из главных составляющих человека, когда
неприятие смерти делает его разум словно бессмертным, а неприятие
самокритики - ущербно односторонним. Может быть, поэтому среди титанов
человеческой мысли нет ни одного, кто не верил бы в собственную смерть или
страдал бы от неумения критически взглянуть на собственные достижения и
возможности. Может, по этим параметрам и можно судить об истинном величии
человека, осознающего свою смертность и совершающего поступки, отрицающие
бренное существование, осознающего свое ничтожество и бросающего ему вызов.

Но Сухарев не был ни титаном, ни гением. Он даже не был нормальным
человеком с устоявшейся психикой. Поэтому он выпил еще немного и решил, что
нужно действовать. Оглянувшись на купе, он быстро пошел к выходу из вагона.
У него всегда были с собой специальные ключи. Открыл дверь, вышел на
площадку. Состав шел довольно спокойно, на границе поезда обычно не
разгоняются. Он знал, что Федор будет ждать в двадцати километрах от
границы, в первом поселке, который встретится на их пути. Значит, у Сухарева
минут десять-пятнадцать, не больше.

Он закрыл дверь и вернулся в купе, злорадно поглядывая на своих
попутчиков. Финских пограничников он встретил уже основательно нагрузившись.
Это не помешало финнам обыскать вагон и, несмотря на протесты Сухарева,
отобрать две бутылки коньяка. Правда, они не составили обычный протокол, как
и рассчитывал Сухарев. Отечественные нравы постепенно приживались и у
соседей, которые охотно конфисковывали спиртное, не проверяя остального
груза.

Иностранец впервые повернул голову, и Сухарев увидел некое подобие улыбки
на его землистом лице. Он с отвращением посмотрел на своего попутчика и
снова вышел из купе. Теперь все зависело от удачи и его собственного умения.
Он открыл дверь вагона, оглянувшись на купе. Там все было тихо. Сухарев
быстро вышел на подножку. Состав по-прежнему шел очень медленно, он только
набирал скорость. Сухарев чуть не упал, попытавшись ухватиться за поручни
другого вагона.

- Ах ты... - грязно выругался он, с трудом сохраняя равновесие, и
наклонился.

Ему было нелегко отцеплять этот проклятый вагон. Поезд все ускорял ход, и
сохранять равновесие становилось все труднее. Но наконец сцепка подалась, и
локомотив с первьм вагоном, набирая скорость, начал удаляться. Сухарев успел
перепрыгнуть на площадку отцепленного вагона и состроил злорадную рожу.
Пусть теперь Иностранец пьет коньяк вместе с Сирийцем, злорадно подумал он.
Раз они брезговали Сухим, станут сами мокренькими.

Отцепленные вагоны начали замедлять ход. Теперь следовало их остановить.
Сухарев соскочил и, подождав, пока проедет весь состав, вспрыгнул на
площадку последнего вагона. Состав шел совсем медленно, так как дорога шла в
гору.

"А вдруг он пойдет обратно?" - испуганно подумал Сухарев. Это заставило
его действовать быстрее.

Он начал лихорадочно крутить колесо тормоза. Состав со скрежетом
останавливался. Еще немного, и он встал.

- Вот и все, сучьи дети, - сплюнул Сухарев, - вот я и стал миллионером.

Он спрыгнул и подошел к своему вагону. Теперь предстояло открыть его
таким образом, чтобы не попасть под свалившийся лес, но он умел это делать.
Сначала нужно отодвинуть дверь до конца. Потом открыть среднее отделение
вагона и успеть отскочить в сторону, когда лес покатится вниз. Он делал это
несколько раз и знал, как все рассчитать. Вскоре он уже оказался в вагоне.
Внутри специально было оставлено больше места, чем в обычных вагонах, и
коротко нарезанные доски лежали в три продольных ряда, чтобы можно было,
быстро сбросив один из них, освободить ящики. Он резко дернул задвижку и
отскочил в сторону, глядя, как доски сыплются из вагона на землю. Показались
ящики.

Сухарев вздохнул. Нужно торопиться. Эти балбесы могут спохватиться и
вернуться. А ему одному с двоими не справиться, тот в куртке явно
профессиональный спортсмен, сразу видно по его плечам. Сухарев оглянулся,
одному ему ящик явно не вытащить. Нужна помощь. Но где ее взять? Пока
сопровождающие спохватятся, он должен быть далеко. В последнем вагоне есть
небольшая тележка, вспомнил он. Как раз подойдет под один ящик. С трудом, но
подойдет.

Он снова побежал к последнему вагону, открыл двери, залез внутрь. Все это
требовало немалых физических усилий, и он почувствовал, что задыхается.
Сбросил тележку вниз, потащил ее к своему вагону. Теперь предстояло сбросить
вниз один из ящиков.

- Врешь, Сириец, - шептал он ожесточенно, - врешь, сукин сын, я все равно
буду первым, буду как ты.

Он схватился за ящик. К его удивлению, он оказался не очень тяжелым.
Сухарев потащил его к выходу из вагона. С трудом подтянул к краю, чуть
отдышался. Потом спрыгнул вниз, подставил тележку, которую использовали
только для мелких грузов. Нужно будет повернуть ящик боком, подумал он.
Сириец наверняка набил в него все свои ценности. Теперь важно, чтобы ящик не
разбился. Он огляделся вокруг, потом снял с себя пиджак, брюки и бросил на
тележку. Костюм он себе купит новый. Полез снова в вагон и осторожно начал
сталкивать ящик на свои вещи. В последний момент ящик выскользнул из рук,
послышался глухой стук, но дерево выдержало. Сухарев перевел дыхание,
спустился вниз.

В семейных трусах и в черной рубашке, весь запыхавшийся и растрепанный,
он выглядел комично. Теперь следовало достать брюки. Он с трудом вытянул их
из-под ящика, потом достал пиджак. Повернул ящик на тележке боком и чуть ли
не бегом поспешил к дороге.

"Нужно проверить оба ящика", - подумал он. Но каким-то звериным чутьем
уже слышал дальние крики людей, спешивших к отцепившемуся составу. Нужно
было торопиться. Он бежал, толкая перед собой тележку, зная, что впереди за
кустами должна быть дорога. Добежав до поворота, он обернулся и увидел, как
к вагонам бегут люди.

"Пусть считают, что случилась авария", - злобно подумал он, тяжело дыша и
выкатывая тележку на дорогу. Теперь главное быстро остановить машину,
которая идет в Хельсинки. А там он знает где укрыться. И в кармане у него
пять тысяч долларов, а с такими деньгами он найдет в Финляндии и машину, и
дом, где можно спрятаться.

Он выскочил на дорогу и почти тут же увидел машину. Кажется,
"Форд-Мустанг".

- Стой, - закричал изо всех сил Сухарев, - остановись.

Водитель, очевидно недавно проехавший границу и свернувший сюда по
неизвестным причинам, резко затормозил.

- Что случаться? - на ломаном русском спросил водитель.

- Тьфу ты, черт, финн попался, - разозлился Сухарев, - слушай, браток, у
меня важный груз, очень важный, ты понимаешь?

- Я понимать русский. - Мне в город срочно нужно, в город, - кричал
Сухарев, показывая в сторону города.

- Я понимать, - кивал водитель.

- Помоги, браток, давай погрузим мой ящик к тебе в машину.

- Он не пойдет. Багажник не закрываться, - покачал головой финн.

Это был добродушный, полноватый и рыхлый человек лет сорока.

- Ничего, ничего, родной, - уговаривал его Сухарев, - мы его обвяжем
веревками, веревками обвяжем, чтобы не упал. Ничего, родимый.

- Нельзя веревка, машина портиться, - показал финн на свой автомобиль, -
машина садиться и портиться.

- Да-да, правильно. Но мне срочно нужно, - умолял Сухарев, - я тебе
заплачу. Сколько хочешь заплачу. Хочешь триста долларов дам, хочешь пятьсот.

- Не нужно денег. Машина портиться.

- Тысячу дам. Исправишь свою машину. Только отвези меня в город, -
закричал в отчаянии Сухарев, обезумев от волнения.

- Давай грузить твой ящик. Деньги не надо, - сказал финн, - но ты платить
за мои рессоры и шины, если они рваться.

- За все заплачу, я и за бензин заплачу, - ликовал Сухарев, - только
давай быстрее, дорогой, давай быстрее.