Обычный вечер обычного дня.
Фрича.
вечером?
я ничего не знаю.
весь-мой разговор с продавщицей и думал, вероятно, о том же: кто из нас
сошел с ума - мы или они, все в городе? Может быть, сейчас действительно
вечер и мы с Митчеллом просто галлюцинируем? Я еще раз оглядел улицу. Она
была частью Шестьдесят шестого шоссе, проходящего через город в
Нью-Мексико. Автомашины двигались мимо двумя встречными колоннами -
обычные американские автомашины на обычной американской автомобильной
дороге. Но все они шли с зажженными фарами, ярко освещенные внутри.
попавшегося под руку прохожего.
его - не пустые и безразличные, а живые и гневные - смотрели на меня с
отвращением. Я оглянулся на Митчелла: тот покрутил пальцем у виска. И гнев
толстяка тотчас же переменил направление.
к Митчеллу. - Это вы все здесь с ума сошли, весь город. Утро на улице, а
они электричество жгут. И на все вопросы как заведенные: не знаю - и все!
А ну-ка ответь: утро сейчас или вечер?
творится, сам не пойму.
визжал, не кричал, а только тихо смеялся, поглаживая потную руку Митчелла.
Даже глаза его стали влажными.
наконец проговорил он, все еще не выпуская руки Митчелла.
впечатлениями. Может, и разберемся в этой дьявольщине.
"припарковавшихся" автомобилей, покинутых владельцами.
автомобилями. Они едут и исчезают. Сразу. И в никуда.
Только сигарету попросил, чтобы в себя прийти: "Не курю, но, знаете,
успокаивает".
и косметика. Сегодня здесь, завтра там - кочевник. Сюда попал по дороге в
Нью-Мексико: свернул на Шестьдесят шестое шоссе. Ехал противно, как
улитка. Помню, все время впереди маячил большой зеленый фургон, не давая
себя обогнать. Вы знаете, что такое медленная езда? Зубная боль по
сравнению с ней удовольствие. Да еще этот плакат при въезде: "Вы въезжаете
в самый спокойный город Америки". А самый спокойный город отчудил такое,
что в цирке не увидишь у фокусников. На окраине, где шоссе расширялось -
тротуаров там уже не было, - я снова попытался обогнать моего мучителя.
Рванул сбоку, - смотрю, а его нет. Исчез. Не понимаете? И я не понял.
Свернул на обочину, сбавил скорость, гляжу туда-сюда: нет фургона.
Растаял, как сахар в чашке кофе. А я тем временем в колючую проволоку
врезался, даже притормозить не успел. Хорошо, что еще ехал тихо.
голая красная равнина, зеленый островок вдалеке да колючая проволока
кругом: частное владение. Не верите? Сначала и я не поверил. Ну ладно,
пропал фургон - черт с ним. Но куда шоссе делось? Бред! Оглянулся назад и
чуть не умер со страха: прямо на меня и на проволоку идет черный
"линкольн". Черная смерть. Сто миль, не меньше. Я и выскакивать не стал,
только зажмурился: все одно - конец. Прошла минута - не конец. Открыл
глаза: ни конца, ни "линкольна".
спросил я.
пропадали на кромке шоссе. Оно обрывалось в красной глине у самой
проволоки. А я стою, как Рип Ван Винкль, только глазами моргаю. У кого ни
спрошу - один ответ: "Не знаю". Почему едут с зажженными фарами? Не знаю.
Куда пропадают? Не знаю. Может быть, в ад? Тоже не знаю. А где шоссе? А
глаза у всех стеклянные, как у покойников.
взглянуть собственными глазами. Я осмотрелся и проголосовал: одна из
проезжавших мимо машин остановилась. У водителя тоже были стеклянные
глаза. Но я рискнул.
Парень безразлично отвернулся, дал газ, и мы пролетели эти два квартала за
полминуты.
ряда ржавой колючей проволоки. Виден был только небольшой участок
проволочного ограждения, остальное скрывали дома по обочине дороги, и
потому казалось, что весь город обнесен колючей проволокой, изолирован от
мира живых людей. Я представлял себе все это еще по рассказу Бейкера, но
действительность оказалась еще бессмысленней.
медленно таять в воздухе. Словно что-то невидимое проглатывало машину дюйм
за дюймом. Вот уже исчезло ветровое стекло, щиток с приборами, руль и руки
водителя. Это было так страшно, что я невольно закрыл глаза. И тут же
резкий удар бросил меня на землю. Я ткнулся носом в пыль, а ноги еще
царапали по асфальту: значит, вылетел на самой кромке шоссе. Но как
вылетел? Дверца была закрыта, машина не переворачивалась. Я поднял голову
и увидел впереди кузов незнакомой серой машины. Рядом в придорожной пыли
лежал без сознания бедняга коммивояжер.
сине-багровый кровоподтек под глазом. - Швырнуло прямо в бейкеровский
катафалк. - Он кивнул на серую, застрявшую в проволочном заграждении
машину.
шоссе, наблюдая одно и то же чудо, только что оставившее нас без машины.
Толстяк коммивояжер тоже встал и присоединился к нашему зрелищу. Оно
повторялось каждые три секунды, когда мимо нас на полном ходу пересекал
кромку шоссе какой-нибудь пикап с деревянным кузовом или двухцветный
лакированный "понтиак" и пропадал бесследно, как лопнувший мыльный пузырь.
Некоторые мчались прямо на нас, но мы даже не отступали в сторону, потому
что они таяли в двух шагах, именно таяли: весь процесс таинственных и
необъяснимых исчезновений был отчетливо виден на здешнем солнцепеке. Они
действительно исчезали не сразу, а словно ныряли в какую-то дырку в
пространстве и пропадали в ней, начиная с радиатора и кончая номерным
знаком. Казалось, город был обнесен прозрачным стеклом, за которым уже не
существовало ни шоссе, ни автомобилей, ни самого города.
Возвращаться в город? Но какие еще чудеса ожидают нас в этом городе,
превратившемся в аттракцион фокусника? Какие люди встретят нас, с кем
можно перемолвиться человеческим словом? До сих пор, кроме толстяка
коммивояжера, мы не встретили здесь ни одного настоящего человека. Я
подозревал в этом происки розовых "облаков", но здешние жители не были
похожи на двойников, сотворенных у Южного полюса. Те были или казались
людьми, а эти напоминали воскресших покойников, забывших обо всем, кроме
необходимости куда-то идти, управлять машиной, гонять шары на бильярде или
пить виски за стойкой бара. Я вспомнил о версии Томпсона и, пожалуй,
впервые испугался по-настоящему. Неужели они успели подменить все
население города? Неужели... Нет, требовался еще один тест. Только один.
Необходимо основательно прочистить мозги, иначе нас всех отправят в
психиатрическую лечебницу. Судя по сигаретам, виски здесь не поддельное.
15. ПОГОНЯ
бара пылали неоновым пламенем: хозяева не экономили электроэнергии даже в
полуденные часы. Моя белая форменка буквально взмокла от пота, но в баре
было почти прохладно и пусто. Высокие табуреты у стойки были свободны,
только у окна шептались какие-то парочки да полупьяный старик в углу
смаковал свое бренди с апельсиновым соком.