Чтение 18–й страницы книги ~Место покоя Моего~

отвечал: нет, не случайна. Иоанн - паранорм, он чувствует неизмеримо сильнее
любого нормального человека, а стало быть, он ловит не сказанное Петром, даже
не помысленное, хранимое в подсознании. Все предыдущие - многолетние для Иоанна
- беседы о его миссии, о его предназначении явить миру осязаемую веру в давно
ожидаемое явление Машиаха, обрести славу Предтечи и Посвящением - Крещением оно
станет потом, после креста! - заставить людей измениться нравственно, - все эти
разговоры - летними, осенними, зимними, весенними ночами в горах Кумрана, а до
того - в Вифлееме, в доме родителей, - надежно и прочно определили и построили
судьбу Иоанна. Казалось Петру и его начальству - без сбоев. ан нет, явные
сбои!..

Иоанн рвется на откровенный и, не исключено, чрезвычайно важный для него
разговор. Отлично! Петр готов к нему. Как всегда. Хотя и не ведает, о чем он
пойдет...

В стороне от брода, от места Посвящения, стояла палаточка, сложенная из
козьих шкур. В ней ночевал Иоанн, когда не возвращался в Кумранскую обитель,
коротал темное время суток. Поодаль, метрах в двухстах, грудились еще подобные
палатки. Их сложили паломники: кто-то для себя - сначала, а потом они остались
для всех, кто не успел очиститься днем и должен был дождаться нового утра.
Впрочем, знал Петр, были и такие, кто просто жил здесь постоянно - в терпеливом
ожидании обещанного прихода Мессии.

Солнце стояло высоко, уже чуть-чуть грело. Иоанн вышел из воды, принял от
какой-то женщины большую чистую холстину, крепко растер ею тело. Набросил плащ.

Сказал людям:

- Время. Покормите детей и поешьте сами. Нельзя терять силы, Богу нужны
здоровые не только духом, но и телом. А я вернусь скоро.

Быстро пошел к своей палатке, махнул рукой Петру.

Они сидели вдвоем в тесной и теплой полутьме, резко пахнущей скверно
выделанной кожей. У Петра в сумке был хлеб и овечий сыр, немного зелени, а
кто-то из паломников принес к палатке кувшин с козьим молоком.

Ели молча. Иоанн явно проголодался, ел жадно, плохо прожевывая, торопясь.
Его утомлял размеренно однообразный процесс Посвящения, повторяющийся изо дня в
день. Его темперамент, отлично ведомый Петру, требовал новых действий, новых
шагов, даже новых слов, ибо - опять-таки Петру было известно - все проповеди
Иоанна на берегу реки Иордан в общем-то сводились к одному: к завтрашнему, к
послезавтрашнему, к скоро-ожидаемому-но-невесть-когда-назначенному явлению
Иисуса. Он, Иоанн, и рад был бы изменить тему, но так его наставил Петр, а при
всех своих предсказуемых или непредсказуемых взбрыках Иоанн был послушным
учеником. Плюс - адресно направленное воздействие паранорма. И пусть - на
паранорма тоже, но заблокировать мысли - это вам не высшая математика, это
просто природный талант и сила, а у Петра еще - умение, опыт и
суперпрофессионализм.

Поэтому он с нетерпением ждал разговора с Иоанном, ждал, когда тот не
выдержит молчания, начнет, невольно раскроется.

Так и вышло.

- Расскажи мне о Машиахе, Равви. - Иоанн все-таки был спокоен, и вопрос
прозвучал непринужденно и вполне естественно: кому, как не Предтече, знать о
том, кто идет следом.

Тем более что Петр никогда не скрывал от ученика ни его, Иоанна, задачи,
ни собственного знания об идущем следом.

- Что знаю я, Йоханан, то знаешь и ты. - Для начала Петр попробовал
уклониться от разговора, выманивал Иоанна, заставлял раскрываться.

Что знает Петр - это Петр сам знает. А вот что знает, вернее, предполагает
Иоанн, то есть Йоханан?

- Каждый раз, ведая мне о нем, ты говорил чуть больше, чуть подробнее.
Выходит, от раза к разу твои знания о Машиахе умножались. На какую величину они
умножились теперь?

Петр усмехнулся: осторожничает ученик, не хочет ломиться напропалую.
Умный.

- Шауль... - Иногда, очень редко, когда разговор предполагал высокую
степень доверия, даже интимности, Петр называл его старым именем, и Иоанн не
возражал, не сопротивлялся.

А сейчас резко перебил:

- Меня зовут Йоханан!

- Хорошо, Йоханан, - послушно согласился Петр. - Ты помнишь все
предсказания Пророков о грядущем явлении Христа...

- Их все помнят, - опять перебил Иоанн. И опять Петр стерпел. Понимал:
вопрос слишком долго зрел. Как нарыв. И наконец - прорвался.

- Но ты знаешь время, когда он придет.

- Ты назвал мне его.

- Более того: я тебя вел к нему. Я готовил тебя ко встрече с Мессией, и,
кроме тебя, никто в мире не может и не должен быть первым на пути его к
Истине.

- Почему я?

- Помнишь день, когда мы впервые встретились?

- Конечно.

- Это было много лет назад, ты был совсем ребенком: тебе моя пряжка
понравилась...

- При чем здесь она?

- Здесь - ни при чем. То твое смешное желание сказало мне o тебе многое. И
главное - то, что ты - паранорм,

- Что это значит?

- Не притворяйся. Ты знаешь греческий. Ты умеешь слышать мысли. Ты умеешь
внушать другим свои мысли. Ты умеешь управлять людьми, и тебе все равно,
сколько их - один или сотня. Ты умеешь видеть сквозь стену и сквозь землю. Ты
умеешь заставить цветок - расти, а зверя - слушаться. Даже сейчас мы говорим с
тобой вслух, потому что ты не хочешь, чтобы я услышал твою боль...

-Ты научил меня всему...

- Спасибо за то, что ты понимаешь это... Я увидел в тебе паранорма и сумел
выпустить его наружу. Разве тебе плохо?

Иоанн молчал, отвернувшись. Он не хотел, не умел врать. Он раскрылся
неожиданно, и Петр буквально вздрогнул от могучего импульса боли, обрушившегося
на него. Она ничем не пахла - эта боль. Она просто передалась Петру, и он
увидел себя - маленького слабого человека, стоящего перед холодной и
беспросветной тьмой

Завтра.

- Когда он придет, я стану тебе не нужен? - тихо спросил Иоанн.

Спросил по-прежнему вслух, хотя блок был снят. Теперь молчал Петр. Он тоже
не умел врать - близким людям.

А ближе Иоанна здесь ему был только Иешуа. Или - наоборот.

Как говорят: оба ближе...

- Хорошо, - сказал Иоанн. В голосе его прорезалась жесткость. - Я понимаю:
у каждого - своя дорога. Я свою пройду до конца. Вероятно, мне придется
умереть?

Петр закрылся наглухо - ни щелочки, ни просвета. Буркнул:

- Не сходи с ума. Ты пойдешь дальше, но - следом. Это же твои слова,
вспомни: там, у реки...

- Нет, не мои. Когда-то давно я подслушал их у тебя... Скажи: почему он, а
не я? Правда, что он - лучше?

Странно, но Петр не мог точно ответить. Он и сам не знал" почему должен
считать, что кто-то из его учеников лучше, а кто-то слабее, кто-то нужнее, а
кто-то бесполезнее, кто-то - на века, а кто-то - на время, отпущенное даже не
для жизни - для выполнения конкретной и ограниченной во времени задачи. Как на
войне...

История виновата? Та, что была всегда, с которой рождались и умирали сотни
поколений, и в то же время - та, которую он, Петр, должен начать и подарить
этим грядущим поколениям?.. Легко все валить на нее. Привычно. А для него никто
не лучше - ни Иоанн, ни Иешуа. Они оба - его рук дело. Ну, не рук - опыта,
знаний, желания, воли. Но - его. И впервые за годы своей невероятной профессии
Петр встал перед вопросом, который тоже пришел в его жизнь из давней Истории,
но которым он до сих пор ни разу не задавался: почему цель оправдывает
средства?

В данном конкретном случае цель шла сейчас из далекого Назарета сюда, в
теплую долину реки Иордан, цель шла, чтобы начать отсюда свой бесконечный Путь
во времени, чтобы совершить - как Клэр говорила? - самую великую в истории
человечества революцию - куда там Французской или Октябрьской! А средство
сидело в душной козьей палатке и не понимало, почему его Путь - конечен.

Петр протянул руку и коснулся кончиками пальцев губ Иоанна.

- Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

Иоанн не отстранился, сидел каменно. Сказал:

- Не было этого.

- И не будет, - сказал Петр. - Ты не хуже, и он не лучше. Вы оба - мои
ученики. Вы оба мне одинаково дороги. И я никогда не оставлю ни одного из вас.
Мы вместе начали великое дело, и, если мне не изменяет интуиция, конец его еще
очень далек.

В общем-то он ни в чем не соврал Иоанну, если иметь в виду
двухтысячелетнюю историю христианства. Но вот ведь какая странная штука: он
сейчас вообще не думал о христианстве. Он думал только о двух мальчиках,
которых встретил двадцать лет назад: одного - случайно, другого -
спланированно. Он думал о них, о весьма странном для себя чувстве буквально
отеческой любви к ним, давно выросшим и сформировавшимся, чувстве, которого он,
профессионал бросков, никогда ни к кому не испытывал и права испытывать не
имел, думал о нем и абсолютно непрофессионально верил в абсолютно
непрофессиональную правдивость своего странного обещания.

Как там у любимого им Даля: и на старуху бывает проруха. И Мастера могут
иной раз выдавать желаемое за действительное.

ОТСТУПЛЕНИЕ - 4

Из бесед Мастера-3 Петра Анохина (далее - М.) с экспертом-историком Службы
Соответствия Клэр Роджерс (далее - Э.)

М. Мы остановились на монотеизме евреев, который вы считаете величайшей