убирайтесь прочь! Все! И вас, сударь, это касается в первую очередь, -
вновь обратился он к Филиппу. - Вы не сын мне больше. Я отрекся от вас.
ему прямо в глаза. - Но имейте в виду: я не принимаю вашего отречения. Я
не могу позволить вам взять еще один грех на душу, и что бы вы ни
говорили, я буду оставаться вашим сыном. Я буду чтить и уважать вас, как
своего отца... насколько это будет в моих силах. Может быть, сегодня мы
видимся в последний раз, поэтому я скажу вам все, что думаю. Вы никогда не
любили меня, порой вы меня ненавидели, обвиняя в преступлении, которое я
не совершал и никак не мог совершить. Видя во мне не человека, а скорее
символ, олицетворение всех обрушившихся на вас несчастий, вы лишь терпели
меня - единственно потому, что в глазах общества я считался вашим сыном.
Вы не утруждали себя быть справедливым со мной, нередко вы причиняли мне
боль и страдания, но в моем сердце нет ни ненависти к вам, ни озлобления -
одна только печаль. Печаль о том, что вы не смогли одолеть в себе
ненависть, порождённую горем, не нашли в себе силы противиться соблазнам
Искусителя, который бродит среди нас, аки лев рыкающий. Печаль о том, что
я потерял отца, едва лишь родившись, что вы всю жизнь грубо отталкивали
меня в ответ на мои попытки сблизиться с вами... Бог вам судья, отец, и я
буду молить Всевышнего, чтобы он даровал вам прощение. - На какое-то
мгновение Филипп умолк, переводя дыхание. Кроме всего прочего, его немного
смущал пристальный, изучающий взгляд спутника падре Антонио, молодого
прелата в черном, который ни на секунду не отводил от него глаз. - От
претензий на наследство я не отказываюсь и не откажусь никогда. Не буду
лукавить: я сам не знаю доподлинно, чего во мне больше - жажды власти или
заботы о чести и достоинстве нашего рода. Полагаю, что и того и другого
поровну... Да, вот еще что. Завтра, в крайнем случае, послезавтра я
женюсь. И как ваш сын я смиренно прошу, если не отцовского благословения,
так хотя бы согласия вашего на мой брак.
Так вот чем было куплено ваше участие в этой авантюре!
Шатофьера.
двух дочерей, старшей из которых еще не исполнилось восьми лет.
искривились в презрительной усмешке:
оборванцев... - Тут к нему пришло понимание ситуации, и он грозно взглянул
на Филиппа: - Вы это серьезно, сударь?!
нет, в любом случае, я женюсь.
мезальянсом весь наш род, уронить его достоинство в глазах света! Нет,
определенно, вы сошли с ума! Если у вас осталась еще хоть толика
здравомыслия, хоть капля уважения ко мне, к памяти наших предков, вы
должны оставить свою затею.
предстоящий брак, как таковой, что способен уронить достоинство нашего
рода, оскорбить память предков. И коль скоро речь зашла о предках, то
должен напомнить вам, что основатель нашей династии был
незаконнорожденный, мало того - он был зачат в прелюбодеянии. К тому же,
насколько мне известно, Карл Бастард был не единственным бастардом в нашем
роду, а бастарды в глазах того самого света, на мнение которого вы
ссылаетесь, ничем не лучше мезальянса, на который я иду.
устремленном на Филиппа, промелькнуло что-то похожее на затаенную боль -
но только на одно мгновение.
которую он был способен, продолжал Филипп. - Но я не вижу в этом ничего
постыдного - ни для меня, ни для вас, ни для всей нашей семьи. Я женюсь на
Луизе де Шеверни, и вы не в силах воспрепятствовать этому.
нам больше не о чем разговаривать. Я знать вас не хочу.
прыгающей походкой пошел прочь от уже дважды отвергнутого им сына. Слуги с
факелами и личные телохранители последовали за своим господином, однако
дворяне из свиты герцога и оба преподобных отца остались на мосту в
обществе Филиппа и его друзей.
заговорить первым. Филипп стоял неподвижно, в унылой задумчивости глядя
себе под ноги, как вдруг кто-то положил руку ему на плечо. Он вздрогнул от
неожиданности, поднял глаза и увидел перед собой молодого прелата.
акцентом, выдававшим в нем уроженца Рима. - Я Марк де Филиппо, недавно
назначенный младшим викарием тулузской архиепархии.
познакомиться, преподобный отец.
личного имени[15], что зачастую указывало на незаконнорожденность,
заставили Филиппа попристальнее приглядеться к молодому прелату. У него
были темные волосы и слегка смуглая кожа - но линия рта, форма носа,
очертания подбородка, разрез широко расставленных небесно-голубых глаз и
другие детали помельче определенно выдавали семейную схожесть.
промолвил потрясенный Филипп. - Я слышал, что еще до первого брака у него
был роман...
подтвердил викарий. - Впрочем, давайте поговорим об этом позже и в другом
месте.
направляюсь в замок моего друга, Эрнана де Шатофьера. Это в двух часах
езды отсюда, и, если вы не возражаете, мы можем поехать вместе.
выполнил необходимые формальности, представился господину герцогу, как и
надлежало, поскольку я буду курировать ортезскую епархию. - Он сделал
короткую паузу. - Не скажу, что это была приятная для меня процедура, и я
вовсе не горю желанием остаться здесь на ночь, тем более после всего
происшедшего.
немного помолчал, глядя викарию в глаза, потом добавил: - Сколько себя
помню, я всегда мечтал иметь брата, которого не стыдился бы, и сейчас...
Сейчас я в смятении. У меня появилась надежда...
убежден в этом.
встретил свою первую любовь, обрел единокровного брата и был изгнан из
отчего дома. Тот день был очень богат на события, и именно в тот день
закончилось детство Филиппа.
после описанных в предыдущей главе событий, сквозь толпу на Главной
площади Тараскона уверенно прокладывал себе дорогу, мало заботясь о том,
что при своем быстром продвижении он то и дело сбивает с ног зазевавшихся
горожан, роскошно одетый всадник на здоровенном вороном коне. Это был
коренастый, геркулесового телосложения великан лет двадцати пяти -
тридцати с виду, хотя на самом деле ему еще не исполнилось и двадцати
одного года. Его богатый наряд, гордая и величественная осанка,
непринужденность, бесцеремонность и даже пренебрежительность, с которыми
он относился к собравшемуся на площади простонародью, безошибочно
свидетельствовали о знатности происхождения, а широкий белый плащ с черным
восьмиконечным крестом тамплиеров указывал на принадлежность его
обладателя к рыцарскому ордену Храма Сионского.
по-видимому, его спутник. Одет он был довольно скромно, но со вкусом.
Взгляд его выражал некоторую настороженность; он явно опасался, что толпа,
пропустив гиганта, вновь сомкнется перед ним, и поэтому держал наготове
шпагу, что немного придавало ему уверенности в себе.
внутренней крепостной стены, за которой находился герцогский дворец.
осведомился старый слуга, который тотчас, будто из-под земли, возник перед
ними.
в ножны, спешился и его спутник. Их лошадей по знаку слуги подхватили за
поводья конюхи.
Смит Кордвейнер
Прозоров Александр
Лондон Джек
Перумов Ник
Акунин Борис
Андреев Николай