дорожным правилам учили. Я профессионально заломил ему руку за спину, не
особо задумываясь о последствиях, Горох крякнул от боли:
- Пусти, злодей...
- Драться не будете?
- Ладно... Прощу тебя на сегодня. Да пусти же, кому говорят!
После чего мы сели рядком, и я обстоятельно рассказал государю весь парад
последних событий. Он ахал, вскрикивал, перебивал, уточнял детали, а в
самом конце и вовсе завопил в голос:
- Где посол?! Да я ему сейчас все рога поотшибаю, козлу недоверчивому!
- Не надо! - Я успел оттащить его величество от двери. - Это уж точно
лишнее... Не волнуйтесь, мы накроем всю банду, но раньше времени хватать
всех подозреваемых - глупо.
- Так и по хвостам бить - проку мало! - опомнился царь, вновь напуская на
себя вид бывалого милицейского полковника. - Значит, так, твои действия,
участковый... Во-первых, обо всем тотчас докладывать мне! Во-вторых, сам в
змеиное гнездо не лезь, где я другого такого опера найду? В-третьих,
будешь ихнего пахана вязать - меня позови, я с тобой инкогнито, в
стрелецком платье сам на задержание пойду.
- Вам должность не позволяет, - засомневался я, - да и бояре наверняка
такой хай поднимут... Не царское это дело.
- Царское! Очень даже царское! - надулся государь. - Ты думаешь, если я на
троне сижу, так мне в жизни больше ничего не интересно? Я, чай, не бревно
в короне, а человек действенный, мыслящий. А ты со мной все споришь, как с
деспотом каким... Вот женю тебя, дурака, будешь знать!
- Не надо, - поспешно капитулировал я. - Лучше уж я вас с собой на облаву
возьму.
- Ну, то-то... А насчет лесного дедушки, так послушайся моего совета -
сказки это все, ничего ты так не узнаешь.
- Хм... я раньше думал, что и русалки - сказки, и Кощей - ненастоящий, и
упыри - плод воображения. А вдруг он все-таки есть? Яга-то в этом уверена.
- Так я и не говорю, что нет его, - пустился в объяснения царь Горох. -
Как же лесу и без лешего стоять? Я имел в виду, что информацию свою ты там
не добудешь. Потому как представить тебе нечего, улики ни одной нет.
Леший, может, и впрямь в любой вещице колдовскую силу угадает, но только
ведь нет у нас на руках ничего. Всякий мусор после взрыва? Или зуб
выбитый? Так он же человеком утерян был, а не упырем, нечистью охранники
уже после смерти стали... Да и тела ты самолично сжечь повелел. С чем пред
светлые лешевы очи предстанешь?
Тут он меня подцепил... Все, что было в деле, - это неуверенные подозрения
в причастности немецкого пастора к грабежу и убийству. Доказательств - ни
одного! Все улики косвенные, свидетелей вообще нет... Да любой начинающий
адвокат при таком раскладе отмажет самого отпетого преступника в пять
минут!
- То-то и оно, что крыть тебе нечем, - глубокомысленно заключил Горох. -
Тяжела служба милицейская, все понимаю, а помочь не могу. Хочешь, кошелек
верну? Только по-тихому, пока никто не видит...
- Да ладно... не надо. Бояре правы, никакой награды я пока не выслужил.
- Это правильно. - Государь сунул было руку за пазуху, как бы в поисках
кошелька и, удовлетворенно нащупав его, оставил на том же месте. - Чем до
вечера заниматься-то будешь?
- В немецкую слободу пойду, хочу там попристальней оглядеться.
- Дело говоришь. А я, пожалуй, уж ни на какую охоту не поеду. Медведей да
зайцев в зиму бьют, глухарей да уток - по осени, а за мелким сором мне
соколов гонять неохота.
- Тогда честь имею. - Я развернулся на выход.
- Эй, погоди! - задержал меня царь. - Ну-ка... покажи еще разок, как это
ты так лихо руку крутить навострился...
После третьей попытки Горох уяснил механизм приема и, наскоро попрощавшись
со мной, убежал тренироваться на стрельцах. Я отправился восвояси... Во
дворе ожидала моя команда.
С той же стрелецкой охраной мы направились в сторону немецкой слободы.
Митька, как ни в чем не бывало, вертелся вокруг нас с Ягой, донимая меня
вопросами:
- А что царь-то сказал?
- Ничего особенного, уточнил отдельные моменты по ходу следствия.
- И все? Эхма... я-то думал, что он вам кошелек с червонцами обратно
вернет.
- Нет, я отказался.
- Чего?! - едва не взвыл Митька, выпучив глаза.
- Отказался, отказался, - спокойно подтвердил я, - материальное поощрение
мы пока еще не заработали, но...
- А что "но"? - с надеждой протянул герой.
- Но у меня осталась устная царская благодарность!
Митька решил, что я над ним издеваюсь, изобразил глубокую обиду и было
ускорил шаг, но Баба Яга задержала его за рукав и елейным голоском начала
тонкий психологический допрос:
- А что, Митенька, как нонешние купцы с покупателями себя ведут, не грубят
ли?
- Грубят! - мгновенно "включился" в игру наш младший сотрудник. - Еще как
грубят, и обзываются неприлично, и обвешивают безбожно. А с капустой
квашеной вообще что удумали?! Сверху в бочонок сухую да кислую валят, а
сочную да ядреную внизу держат! Тетка Матрена эта не иначе как враг
идейный, потому что с капустой такое творит - не дай бог...
- Ох, ох, и не говори, милый, - участливо подпела бабка. - А я-то, старая,
хотела ткани бархатной на кацавейку прикупить, да боюсь одна идти - еще
недомерят...
- Недомерят! - категорично подтвердил Митька. - Лавочники, они ж,
паразиты, вконец стыд и совесть потеряли. Недомер, недовес, товар
лежалый... Вот тетка Матрена, например, уж на что честное лицо делать
научилась, а сама в капусту так и норовит вместо брусники калину подсыпать!
- Ай-ай-ай... Да как таких людей только земля носит? И ты говоришь, в
тряпичном ряду тоже безобразие творится? Надо беспременно Никите Иванычу
доложить, а то ведь, поди, уже покупатели вовсю жалуются?
- Жалуются! Сам слышал! Вот на днях буквально при мне скандал был... Мужик
какой-то черную ткань у купца Кондрашкина требовал, а тот не завез. Сует
ему под нос синию да коричневую, а черной-то и нет! Я было ближе
протолкался, чтоб поддержать да возмущение солидарное выказать, только
глядь - а и нет никого. Один купец за прилавком озирается... Увидел меня -
креститься начал, я ить тогда с рогами был. Ну да, меня с цели не собьешь,
развернулся я, да напрямую к тетке Матрене. Что ж ты, говорю, ведьма
старая, делаешь? Разве это вкус? Разве у капусты квашеной, да с
брусничкою, такой вкус быть должен?
- Разберусь я с ней, как бог свят разберусь! - от души пообещала Яга. -
Вот ведь времена, прибудешь в лавку - ни товара, ни обслуживания. Я бы на
месте мужика того прямо в отделение так и пошла. Надо бы его найти и
свидетельские показания к делу пристроить. Он из себя-то каков?
На этот раз Митька на удивление долго молчал, чесал в затылке, морщил лоб,
искренне пытаясь вспомнить.
- Нет, не могу сказать, бабуля... Обычный такой. Как все. Только вот... не
наш он.
Баба Яга бросила на меня выразительный взгляд. Я слегка кивнул, что ж -
многое становилось понятым.
В отделении нас ждали. Стрельцы из еремеевской сотни доложили о некоторых
мелких проступках, паре семейных скандалов, поимке одного конокрада и
одной попытке церковного самосуда. Последнее меня заинтересовало, тем
более что с остальным стрельцы разобрались собственными силами.
- Богомаза одного знаменитого от отца Кондрата с братией едва отбить
успели.
- Странно... Отец Кондрат всегда производил впечатление человека
солидного, уравновешенного, он даже голоса никогда не повысит. При мне, по
крайней мере...
- Ну, вообще-то, - замялся стрелец, - батюшка наш порой... себе позволяет.
Редко, конечно, по большим церковным праздникам. Как он говорит: "Питие -
не грех, в меру, в потребное время, во славу Божию!"
- Это уже интересней, - воодушевился я, цитата мне понравилась, - и что же
учудил наш преподобный, находясь в состоянии алкогольного опьянения?
Богомаза приезжего начал доской иконной по башке бить. Два дьякона
вмешались было, а как увидели, чего этот иконописец там намалевал, так и
сами рукава позасучивали... Он кое-как вырвался, да в бега! Отец Кондратий
с дьяками - за ним, кадилами над головой крутят, матерят его всячески, мы,
когда увидали, еле отбить успели...
- Где задержанные?
- А... это... можно разве? Духовных-то особ в отделение особо не потащишь,
проклянут еще...
- Перед законом все равны, - наставительно отметил я. - Пока еще церковь
никто не отделял от государства, это будет сделано гораздо позднее, в
двадцатом веке. Ладно, а пострадавший куда делся?
- А вот его мы в поруб запихали, - облегченно вздохнул стрелец. - Ему там
сейчас самое безопасное место, еды мы оставили, пущай переночует парень, а?
- Ну... вообще-то это у нас камера предварительного заключения, а не
гостиница. Но, с другой стороны, темнеет уже, гнать человека на ночь глядя
- тоже не дело. Ладно, утром сам с ним поговорю.
Я прошел в терем, Яга уже вовсю хлопотала у печи, а Митька скромненько сел
в сенях. Видимо, не хотел слишком уж часто мозолить нам глаза - вдруг я
вспомню, что собирался его уволить? От плотного ужина я принципиально
отказался, больно надо с набитым желудком в седле трястись... Яга
поворчала для порядка, но уступила и, усевшись напротив, начала
неторопливый инструктаж:
- К лешему пойдешь пешим, он коней не жалует. Оружия с собой тоже никакого