-- кто? -- не понял Эрик в надежде выиграть время, -- Артист Халдеев." В
темной глубине клуба всыхнула зажигалка -- кто-то из незанятых в текущей
сцене актеров закурил. "Не пизди! -- твердо возразил милиционер, буравя
Эрика бельмом, -- Уж я-то Борьку Халдея знаю, не одну поллитровку с ним
раздавил!" "Ван Даал и Воодушевленцев, почему бормочете себе под нос? --
вдруг вмешался режиссер, -- Действуйте, Халдеев!... или опять все
позабыли?" Не раздумывая, Эрик ударил милиционера ребром ладони по шее чуть
ниже уха. Тот рухнул на пол -- раздался глухой удар, дощатая сцена заходила
ходуном. Возникла тягостная пауза: Эрик не знал, что ему делать; Невинные
Дети стояли, как ни в чем не бывало; режиссер нетерпеливо барабанил
пальцами по подлокотнику кресла. "А теперь чего ждете?! -- не выдержал,
наконец, последний, -- Переодевайтесь в его одежду!"
сокрушенно покачал головой режиссер, -- Вместо первой репетиции в
вытрезвителе оказались, на вторую -- абсолютно неподготовленным пришли!"
Эрик не отвечал, стаскивая шинель с лежавшего, как мертвое тело,
Воодушевленцева. "Талант, конечно, важен, -- назидательно продолжал
режиссер, -- однако и усердие надо иметь!" Невинные Дети обреченно, как
коровы на дойке, смотрели перед собой, изредка подергивая дряблыми ляжками.
"Я, когда в ГИТИСе учился, может, и не самый талантливый на курсе был,
однако ж через свое усердие все пятерки в дипломе заслужил!" -- режиссер
встал и прошелся взад-вперед перед сценой. В темной глубине клуба млечным
путем горели огоньки сигарет, тянуло табачным дымом. Прыгая на одной ноге,
Эрик одевал милицейские брюки. "Только вот 'лапы' у меня не было! -- в
голосе режиссера зазвучала надрывная нотка, -- А потому распределили меня
сюда, в вонючие Мерзуны ... Господи, сколько мне еще гнить здесь придется?!
-- очки его сползли на кончик носа и затуманились, обтянутые свитером
острые лопатки дергались вверх-вниз, -- Эй вы, там ... а ну, кончайте в
помещении курить!!!" -- заорал он с ненавистью. Эрик зашнуровал ботинки,
переложил респиратор в карман шинели, подобрал с пола правдолюбцевскую
кобуру и нацепил на себя. "Переоделись?" -- "Да." -- "Так чего ж стоите?"
Эрик подобрал с пола листки с пьесой и стал искать нужное место. Раздетый
до белья Воодушевленцев мирно лежал, присыпанный арестантской одеждой.
"Горе мне с вами, Халдеев! -- с горечью воскликнул режиссер и зачитал на
память, -- 'Ван Даал прыгает со сцены -- пробегает, трусливо озираясь,
вдоль прохода -- с подлой ухмылкой выскакивает из зрительного зала' ...
Действуйте, наконец!..." Эрик, не споря, подчинился. Бежать, трусливо
озираясь, в длинной милицейской шинели было неудобно. Чересчур широкие
штаны сползали, кобура на плохо затянутом поясе моталась и хлопала по
животу. Закрывая входную дверь, он услыхал раздраженный голос режиссера:
"Что лежите, Воодушевленцев, ваш же монолог сейчас!"
клуба желто-синий милицейский газик. На улице не было ни души. Эрик бросил
листки с пьесой на снег, сдвинул кобуру на бок, подбежал к газику, рванул
дверцу с водительской стороны (оказалась незаперта) и сел за руль. На
мгновение он замер, собираясь с мыслями, затем по какому-то наитию сунул
руку в карман шинели -- и нащупал связку ключей. (Громко колотилось сердце,
из-под милицейской ушанки по вискам стекал пот.) Эрик выбрал подходящий
ключ, вставил в зажигание и повернул. "Р-р-р!" -- машина резко дернулась и
заглохла. Он чертыхнулся, судорожно вспоминая занятия по шоферскому делу в
летнем военном лагере, спустил ручной тормоз, нажал левой ногой на
сцепление, правой -- слегка на газ и еще раз повернул ключ: "Р-р-р-р-р!"
Мотор взревел, потом заурчал ровно -- можно было ехать. В зеркале заднего
обзора Эрик увидал, как из клуба вывалилась костлявая помощница режиссера и
стала озираться по сторонам. Он отпустил сцепление -- машина дернулась, и
мотор заглох опять. Из клуба выбежало еще три-четыре человека. "Вон он, в
машине!" -- завизжала помощница, указуя костлявым перстом. Эрик снова завел
мотор, как можно плавнее отпустил сцепление и тронулся с места. Позади
раздались неразборчивые крики. Выехав из деревни, он увеличил скорость до
семидесяти километров в час и перевел дух. Отер с лица пот. Газик
подпрыгивал на ухабах. План действий был ясен: отъехать от проклятых
Мерзунов как можно быстрее и дальше, а потом -- по обстоятельствам.
указатель:
довел скорость до восьмидесяти километров в час. Быстрее ехать было
невозможно: машину начинало мотать на ухабах, и Эрик боялся не справиться с
управлением.
деревья по правой стороне замаячила насыпь железной дороги.
станции, сунул ключи в "бардак" и захлопнул двери -- так, чтобы их нельзя
было отпереть снаружи. Через три минуты он поднялся на платформу. Рядом с
вывеской "п/ф 133 км", под показывавшими 11:14 часами располагалась
кассирская будка с зарешеченным окном и наклеенным на стену расписанием.
Эрику продолжало везти -- ближайшая электричка в Москву уходила через шесть
минут (следующая -- в 12:43, предыдущая -- в 9:21). Он пошарил по карманам
и выудил бумажник: там лежало удостоверение майора МВД на имя А.И.Говядина,
водительские права с фотографией (Александр Ильич свирепо прищурил бельмо)
и довольно много талонов (в основном культурно-просветительных, плюс
несколько ресторанных). На что покупать билет?... -- ни одного
транспортного талона в бумажнике не оказалось. С тяжелым сердцем Эрик
подошел к окошку кассы и постучал (зайцем ехать было нельзя: осложнения с
контролерами, в его теперешнем положении, могли оказаться летальными).
Дверца немедленно распахнулась, обнаружив старушечье лицо, обвязанное серым
пуховым платком. "Извините, пожалуйста, -- просительно сказал Эрик, -- не
могли бы вы продать мне билет до Москвы за ресторанные или просветительные
талоны?" "Билет?... -- удивилась кассирша, -- Ты что, милок, удостоверение
потерял?" "Какое удосто... -- начал было Эрик, но осекся, -- Не потерял --
забыл." "Но дома-то оно у тебя есть?" "Конечно! -- горячо заверил он, -- На
комоде лежит!" "Ну, тогда так езжай, милок. -- старушка разговаривала с
ним, как с маленьким, -- Я нашей доблестной милиции на слово верю!" Кляня
себя за идиотизм, Эрик отошел в сторону. "Да и не спросят контролеры с тебя
билет, ежели ты в форме!" -- прокричала ему вдогонку кассирша.
платформе. Вдруг, вспомнив, расстегнул кобуру и достал оттуда пистолет:
согласно сведениям, почерпнутым на занятиях военным делом в
Физико-Техническом Институте, это была подарочная модель пистолета Макарова
(малошумная, скорострельная, с лазерным прицелом), снаряженная полным
магазином -- двенадцать патронов. Вдоль дула извивалась плохоразборчивая
старославянская вязь:
и отошел от края платформы.
двери закрылись -- электричка тронулась.
задней скамье застыла оцепенелая старуха в плюшевом казакине -- слезящиеся
глаза ее были устремлены в бесконечность. "Этот состав обслуживает бригада,
борющаяся за звание 'Путейцев Грядущего!'" -- гласил плакат на стене
справа. "Спартак -- чемпион!" -- гласила надпись, намалеванная синей
краской на стене слева. Под надписью спала, по-рыбьи раззявив рот, девица в
красной меховой шапке поверх отливавшего серебром платка (на ее губах
засохли крупные сгустки ярко-алой помады). Через две скамейки от нее
растянулся оборванный забулдыга с мотавшейся в проходе головой. Эрик встал
в тамбуре -- так, чтобы видеть соседний вагон через окошко в тамбурной
двери.
наросты желтоватого льда). Остановок машинист не объявлял. За окном
мелькали бескрайние поля, полуразвалившиеся деревеньки, линии
высоковольтных передач, гулкие мосты, заснеженные леса и скованные льдом
реки. Новые пассажиры не появлялись, старые оставались на своих местах.
Эрик задумался: через какое время мерзуновцы оповестят милицию? Или уже
оповестили?... Он стал изучать схему Черненковской железной дороги,
висевшую на стене тамбура.
барачные здания, похожие на склады; потом жилые двух-трехэтажные дома --
они подъезжали к городу. За окном пронесся огромный многоцветный плакат:
"Добро пожаловать в Громыкск -- город ткачих и поварих!" Наконец, поезд
остановился, однако двери не открылись и платформы видно не было -- справа
и слева тянулась вязь рельсов. Эрик прижался щекой к стеклу окна и заглянул
вперед -- однако ничего, кроме красного огня светофора, не увидал.
Электричка стояла на месте, было тихо. Впереди что-то происходило. Он
почувствовал укол тревоги -- как волк, завидевший издалека красный флажок