вялость. Головы отяжелели, как после перепоя, руки и ноги затекли, даже языки
ворочались еле-еле. Лучшим лекарством у этих удальцов всегда считалась жирная
пища и крепкая арака, но нынче их переметные сумы были пусты - кто же идет в
набег на богатое кочевье со своими припасами? Надо было срочно искать место,
населенное живыми людьми, желательно гостеприимными и нежадными.
кузницей воняло именно от них), отряд шагом тронулся в неизвестность. В поле
зрения давно не было ни одного знакомого ориентира. Солнце, по которому можно
было определить стороны света, исчезло совершенно, а само небо имело такой вид,
что на него даже не хотелось поднимать глаза.
заветная звезда кочевников Железный Кол не указала им правильного пути. Однако
время шло, а сумерки по-прежнему не сгущались, оставаясь на промежуточной
стадии, одинаково свойственной и раннему утру, и позднему вечеру.
Впрочем, после всего, что довелось увидеть степнякам в течение этого долгого
дня, какие-то там каменные многооконные юрты с серыми волнистыми крышами
впечатляли уже не очень. Поперек железных полос в этом месте проходила
обыкновенная грунтовая дорога, разъезженная глубокими колеями и залитая грязью.
Длинные полосатые жерди, скорее всего служившие заградительными перевесами,
были подняты. Всадников как бы приглашали в неведомую страну.
наподобие китайского мандарина - халат до колен, желтая безрукавка, волосы
сзади собраны в косицу. Только лицо у человека было каким-то странным - белым,
безбородым и безусым, с круглыми вытаращенными глазами.
неразборчивое, и по голосу сразу стало ясно, что это женщина или, в крайнем
случае, скопец.
ворота, но тот, продолжая вопить, побежал прочь. Манера бега не оставляла
никаких сомнений - это женщина.
Флажков она из рук по-прежнему не выпускала, хотя обувь потеряла. Среди потока
слов, которыми она осыпала степняков, чаще всего слышалось "ироды" и
"фулиганы".
которые сбивают с дороги одиноких путников и губят их потом своими зверскими
ласками. От простых женщин эти прислужницы зла отличаются необычным видом
срамного места, которое и является главным орудием их лиходейства.
рассмотрении ничего сверхъестественного в строении ее тела обнаружено не было.
Однако, поскольку такого случая, чтобы голая баба без ущерба для себя смогла
вырваться из толпы лихих воинов, никто припомнить не мог, решили старым обычаем
не пренебрегать.
отличившемуся накануне, но он вдруг неизвестно почему закочевряжился и уступил
свое законное право Чагордаю, который хоть и был давно сед, но до блудодейства
оставался весьма охоч.
привычным делом - грабежом. Что из того, что солнце пропало, что земли и воды
кишат дьявольскими тварями и что в любую минуту чудовища с железными крючьями
вместо лап могут потащить их на неправедный и скорый суд? Жить-то пока все
равно надо! А истинной жизнью для соратников Толгая как раз и был грабеж. Вот
почему слетали с петель двери, звенели разбитые стекла, метелью носился пух от
вспоротых подушек и на улицу из домов летело все, начиная от пустых бутылок и
кончая телевизорами.
определяли по запаху, в крайнем случае - по вкусу. Вскоре появились и
пострадавшие, неосмотрительно продегустировавшие горчицу, аджику, хрен и
сапожную ваксу.
блестящими пуговицами вдоль переднего разреза, такого же цвета малахаи с
длинными ушами и всякое исподнее белье, до которого было немало охотников во
владениях китайского императора. Даже лошадям нашлось редкое лакомство -
отборная пшеница в мешках и ржаные булки, формой напоминавшие кирпичи. Но
наибольший восторг вызвали белые, хрустящие на зубах кубики, куда более
сладкие, чем мед диких пчел.
кострах пару коз и безхвостого пуделя, в суматохе принятого за овцу (ошибка
простительная, поскольку в степи таких чудных собак отродясь не видели). Пищу
запили хмельной бурдой, целая бочка которой была обнаружена в подвале одного
брошенного дома. Насытившись и сразу повеселев, стали сетовать на то, что
жители поселка успели сбежать и не с кем потешить истосковавшуюся без женщин
плоть.
вдруг подкачали, особенно у тех, кто злоупотребил комбикормом, маргарином,
моченым горохом и томатной пастой. На целых полчаса железнодорожный переезд
превратился в огромное отхожее место.
неприятностями, поскольку, фигурально говоря, как раз в это время из-за кулис
(то есть из-за соснового перелеска) на сцену (то есть на несчастный полустанок,
в панике оставленный населением) явилось новое действующее лицо, облаченное уже
не голословной, а вполне реальной властью и вооруженное отнюдь не разноцветными
сигнальными флажками.
двухколесной, ни в какое тягло не запряженной тележке человек (а может, и
демон), голову которого украшала красивая, частично красная, частично серая,
шапка с круглым верхом.
нормальных экипажей, рядом, а одно за другим, неслась со скоростью хорошей
лошади и причем совершенно бесшумно. Зрелище было настолько пугающее, что у
некоторых степняков, уже почуявших было облегчение, понос возобновился с новой
силой.
свою самобегающую тележку к первому подвернувшемуся столбу и проницательным
взором окинул разоренный полустанок. Чуть дольше обычного его внимание
задержалось на голой, зареванной и вывалявшейся в грязи бабе, принявшей на себя
сегодня огромную, но, как выяснилось, вполне посильную нагрузку, на сорванных
дверях буфета, на догорающих кострах и на пасущихся вокруг лохматых лошадках.
поясу, пустил в небо грохочущую молнию и внятно произнес фразу, смысл которой,
конечно же, никто из степняков не понял:
милиции ошибочно принял степняков за цыганский табор. Немало их кочевало по
железной дороге, занимаясь мелким вымогательством, жульничеством и кражами.
Учитывая сложившуюся чрезвычайную обстановку, в высших инстанциях было решено
примерно проучить мародеров.
спокойствия прокурора, человек в красной шапке принялся хладнокровно
расстреливать степняков, не готовых ни к бегству, ни к обороне. На их счастье и
на собственную беду, участковый имел только две табельных обоймы, да и целился
не особенно тщательно, поскольку акция эта носила не карательный, а скорее
превентивный характер. Насмерть он уложил только трех или четырех степняков,
обильно обагривших кровью свое собственное дерьмо. Примерно столько же
подранил.
появлением самобегающей коляски ничуть не меньше, чем ручной молнией, насмерть
поражающей людей), но не в их обычаях было впадать в панику или молить о
пощаде. Еще не подтянув портки, они схватились за луки. Человек в красной шапке
сразу стал похож на густо ощетинившегося иголками дикобраза (только почему-то
он ощетинился не со спины, а с живота и груди).
способные на расстоянии поражать людей молниями, сами оказались уязвимыми для
обыкновенных стрел. Это подтвердила и расправа над самобегающей тележкой.
Покорно рухнув под ударами степняков, она даже не пыталась оказать
сопротивление.
даже, заколдованная, но необычайно богатая страна, обещавшая несметную добычу,
белолицых пленниц и ратную славу. А что еще нужно в этой жизни вольному
степняку?
надеты железнодорожные шинели, плюшевые старушечьи кацавейки и оранжевые жилеты
дорожников. Сам Чагордай красовался в милицейской фуражке.
столицы Поднебесной империи. В этом степняки убедились уже через полчаса,
напоровшись на очередное селение, почти сплошь состоявшее из многоэтажных
каменных домов. На всех окрестных курганах торчали огромные решетчатые крылья.
пленницы, кроме одежды, удалось снять целую пригоршню золотых украшений
необычайно тонкой работы. Табун лошадей можно было купить за такие сокровища!
кровь изрезались как люди, так и лошади, но в конце концов ее наловчились
рубить саблями. На пришельцев высыпали поглазеть многочисленные обитатели этого
уже обреченного селения: гладкие, пестро разряженные бабы, один вид которых
вызывал у похотливых степняков зубовный скрежет, не менее аппетитные детишки,
за которых можно было взять хорошую цену на любом невольничьем рынке, и
мужчины, интересные только тем, что большинство из них носило одежду травяного
цвета. Мужчин предполагалось изрубить и рассеять в самое короткое время.
Корнев Павел
Акунин Борис
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Андреев Николай