Чтение 18–й страницы книги ~Город наверху~

комнату и, перед тем как одеться, застелил койку. Он подошел к столику и
нашел там записку: "Для Крони. По таблетке три раза в день". Проглотил
таблетку, не запивая. И тут ноги его стали слабыми, и он опустился на
койку, сжимая в руке записку.

Он зажмурился, ударил ребром ладони по ноге. Снова прочел: "Для Крони.
По таблетке три раза в день".

Крони не умел читать. Ни на каком языке. Ни на своем, ни на верхнем.

Он появился здесь два дня назад. И все попытки общения за прошедшие два
дня ограничились примитивными действиями. Он бил себя в грудь и говорил:
"Крони". Такаси бил себя в грудь и говорил: "Такаси". И оба смеялись и
повторяли эти имена, потому что имена уже обещали на будущее какой-то
сдвиг в отчаянном и обидном непонимании.

"Гера?" - спрашивал Крони и показывал на Наташу.

"Наташа", - отвечал Такаси.

Круминьш обводил руками город и спрашивал что-то. Крони показывал в
сторону леса, к пещерам. Потом Крони обводил руками вокруг, и Круминьш
показывал на потолок, по которому крутилось, показываясь порой из-за сизых
пятен, освещая землю, текучее Озеро Легкой Лавы.

"Какой потолок?" - подумал Крони с легким чувством снисхождения к себе
вчерашнему. Потолок бывает в пещерах. А над палатками - небо, бесконечное
небо, по которому плывут облака и которое тянется в звездный мир,
приславший сюда археологов, потому что на планете никого нет в живых.

Информация, перешедшая к Крони и принадлежавшая ранее Гюнтеру, не
подавляла то, что было известно Крони ранее, она добавилась к его знаниям
и опыту, и убежденность мозга в том, что новые знания и язык, которым он
владеет, свойственны ему искони, помешали Крони осознать свое перерождение
сразу. Он говорил с Анитой, не чувствуя, что говорит на чужом языке, он
прочел записку и послушно выпил таблетку, не поняв сначала, что не умеет
читать. Он рассуждал о характере Станчо, забыв, что до той минуты не
выделял Станчо из других членов экспедиции и это звукосочетание ничего ему
не говорило.

Надо идти завтракать. А то они будут волноваться. Крони натянул еще
вчера ушитый Кирочкой комбинезон и сунул записку в карман. Ему жаль было
расставаться со свидетельством причастности к миру, перед которым
бессильны и Мокрица, и все директора, и - как его звали? - квартальный
Ратни, грязная жаба с лицом голодного паука.

Он вошел в столовую и сразу догадался, что они уже обо всем знают.

- Доброе утро, - сказал он. - Куда садиться?

- На свое место, - ответил Круминьш, не поднимая глаз от тарелки,
потому что ему хотелось смеяться.

- Макароны будешь? - спросил Петерсон, обладавший удивительным
свойством переходить на "ты" на второй час знакомства.

- Буду, - сказал Крони.

- Как спалось? - спросил Такаси.

- Хорошо, спасибо.

Петерсон подвинул к Крони тарелку с макаронами, молоко, сок.

- Можно подумать, что я именинник, - сказал Крони. - Все молчат и
слушают.

Он резко подвинул к себе стакан с соком, сок выплеснулся из стакана и
брызнул на брюки.

- Доннерветтер! - вырвалось у Крони.

И хохот, как наводнение, захлестнул столовую.

И когда стало потише, Анита сказала рассудительно:

- Гюнтер переборщил со словарным запасом.

- Надо было лучше фильтровать, - сказал Станчо.

- Правильно, - согласился Такаси. - Умоляю тебя, Крони, не произноси
слов, которые тебе приходят в голову в моменты стресса. Родители не
обращали должного внимания на воспитание Гюнтера.

- Не обижай моих родителей, - сказал Гюнтер почти серьезно. - Они
пытались сделать все, что могли, и даже послали меня в школу.

- Наташа, - сказал Крони, - передай мне, пожалуйста, соль.

- Почему вы так смотрели на меня? - спросила Наташа, когда они после
завтрака вышли из палатки. - Как будто вы со мной знакомы.

- Я знаю одну девушку, там, у нас. Она очень на вас похожа.

- Она вам нравится?

- Она не может мне нравиться. Она чистая, а я - вонючий трубарь.

- Кто?

- Трубарь, который чинит трубы в туннелях.

- Крони, - сказал Круминьш. - Если вы готовы к разговору, мы вас ждем.

Крони кивнул.

- Я тоже останусь, - сказала Наташа.

- Неволить никого не буду, - сказал Круминьш. - Только подумайте, что
работать нам осталось несколько дней. А может, и того меньше. Зарядят
дожди, и все. Я сам постараюсь успеть на раскоп.

Все выслушали его, не возражая, как упрямые школьники, давно решившие
уйти в кино со скучного урока. И остались. Уехала только Анита, ценившая
каждую минуту археологического счастья, и Петерсон, который вышел на
совершенно неповрежденную жилую комнату и не хотел рисковать, откладывая
работу на день.

- Вернемся в столовую? - спросил трубарь.

Пресс-конференция выглядела буднично, совсем не так, как положено
встречаться представителям столь далеких цивилизаций. Единственная
трудность заключалась в том, что Крони не знал, как начать. И потому
сказал:

- Я, если позволите, расскажу вам о вонючем трубаре, о Чтении и
путешествии к Огненной Бездне, о том, что узнал от Спелов и как пошел
искать Город Наверху и светлую пещеру с голубым потолком. А потом вы
расскажете о том, что мне самому еще неясно...

Гюнтер, Макс Белый и Крони вернулись от входа в подземелье на три часа
позже, чем обещали. Виноват был гравитолет, который сломался, и Станчо
пришлось выручать их на обычном вездеходе.

Правда, искатель работал надежно - должно же хоть что-то работать
надежно, - и им удалось проследить расположение верхних, покинутых,
уровней подземного города.

Когда ехали обратно, Гюнтер говорил:

- Нам бы раньше его засечь. Ведь совсем рядом. Пять километров. Но меня
смущает другое. Здесь зона активного вулканизма. И выражение "жить как на
вулкане" имеет к городу прямое отношение.

Крони молчал. Он понимал, что с каждым часом приближается тот момент,
когда он скажет им "до свидания" и протиснется в узкую дыру под скалой,
откуда начинается спуск к городу. Он должен был вернуться, а это было так
близко к смерти, с которой он был не в ладах и раньше. Теперь же она
казалась зловещей гадиной, во снах принимавшей образ ласково говорящего
Мокрицы или старухи у квартального бассейна, которой он отдал кусок мыла.
Крони начинало казаться, что он не сможет дышать тем воздухом, что его
будет рвать, выворачивать наизнанку от тех запахов, и он начинал
испытывать недоброжелательность к Гюнтеру, сидевшему за рулем вездехода,
за то, что тот поделился с ним своим разумом. Крони было жалко себя. Мозг,
накормленный новыми знаниями, протестовал против того, что ему предстояло,
и из жалости к себе возникало ощущение одиночества, отстраненности,
подобное тому, что может испытывать человек, всходящий на эшафот и не
желающий разыскивать в толпе лица избежавших ареста товарищей,
единомышленников, потому что они останутся живы.

Город остался справа, они под(r)езжали к лагерю той же дорогой, которой
четыре дня назад брел Крони. Солнце распласталось над лесом и было
багровым.

- Завтра будет ветер, - сказал Гюнтер.

- Да, - сказал Макс.

- Мне теперь есть с кем говорить по-немецки, - сказал Гюнтер, подгоняя
вездеход к ряду машин, стоявших у большой палатки мастерской. - Мою
сентиментальность не выразишь на терра-лингве. Это язык для бездушного
Макса.

Крони разыскал Круминьша в лаборатории у Такаси.

- Вилис, - сказал Крони. - Я хочу с вами поговорить.

- Ты будешь говорить здесь? - спросил Круминьш.

Такаси составлял консервант и был похож на мясника в блестящем фартуке
и длинных, с раструбами, перчатках.

- Да. У меня нет секретов, - сказал Крони. - Мне надо вернуться в
город.

Круминьш молчал. Крони было бы приятнее, если бы он сказал что-нибудь
вроде: "Тебе надо отдохнуть, набраться сил, не спеши". Ничего такого
Круминьш не сказал. Он смотрел на Крони, чуть склонив голову, всем своим
видом изображая внимание.

- Я вернусь в город и скажу людям, что наверху можно жить. Что их
проклятый мир не ограничивается каменными стенами и мокрыми туннелями. Я
выведу людей наверх, чего бы то мне ни стоило.

Круминьш ответил не сразу. Как будто ждал продолжения. Потом спросил:

- И к кому вы пойдете, Крони?

- К людям. Я скажу...

- Вы, очевидно, имеете более конкретный план, - сказал Круминьш. - Я
надеюсь, что вы его имеете.

- Я не задумывался, - сказал Крони, охваченный идиотским чувством
ученика, не выучившего урока и стоящего перед доской с непонятными
уравнениями, а учитель следит за тобой со снисходительной жалостью. Это
было чужое воспоминание, потому что трубарь никогда не ходил в школу.

- Я думал о том, как вам, Крони, действовать в дальнейшем, - сказал
Круминьш. - Конечно, вы правы. Надо найти какой-то по возможности
безболезненный путь, чтобы вернуть планету вашим людям. Но вы понимаете,