Какая крепость устоит против мешка золота?
городов, к которым подступает мое войско, серебро, на которое я это войско
содержу. Мой баш - царская жизнь несчастных, бедных, горемычных торговцев из
Баб-Или, безнаказанная, беспошлинная. И - кровь. Много крови!
этого жирного паука?
почему-то кажется, что мудрый ва-накт Диомед (да продлят боги его дни!) говорит
не о самом главном. Городом больше, городом меньше в его державе, какая
разница? Уверен, что могучий Диомед-воитель победит и на этот раз, но... Но
славный своим разумом ва-накт, конечно же, понимает, что державу строят не
только мечом. Ну, например... У ванакта Диомеда много союзников, без них он
мало чего смог бы достичь. Все эти фракийцы, шардана, туски... А теперь еще и
дарданы, кажется? Что они будут делать, когда кончится война? Вэй, да разве они
перестанут грабить, убивать, насиловать? Разве война с ними вообще когда-нибудь
прекратится?
наверное, смотрела прабабушка моя, Горгона Медуза. Персею легче было, он мог в
щит свой глядеть, глаза отводить...
глупы. А глупые, увы, часто сердят богов. Сейчас жадные глупцы хотят покорить
одну очень большую страну. Мне кажется, что великий ванакт не очень жаждет
воевать с этой страной...
они победят - хорошо. А если нет... Если нет, то у славного ванакта Диомеда
будет на нескольких буйных союзников меньше! Великий ванакт, конечно, посыплет
голову пеплом, узнав, что его друзья не вернулись из этого глупого похода, но
что поделать? Воля богов, с нею не поспоришь!
мною жалкий несчастный старичок, смешной старичок с крашеной бородой...
Веди нас, мол, Дамед-ванака, на Кеми, веди, не то сами пойдем... И ведь пойдут!
гостя. О горе, горе бедному Исин-Мардуку! Разве захочет великий, величайший,
ванакт Диомед, покоритель Азии, выслушать еще один глупый совет ничтожного
вздорного купчишки? Очень глупый совет! Даже не совет, просто... Просто ничего
не знающему Исин-Мардуку кажется, что ванакт Дамед слишком хорошо думает о
людях. Увы, увы! Люди, к сожалению, даже хуже, чем мы оба можем себе
вообразить. Разве понимают они доброту? Разве понимают они милосердие? Увы,
люди понимают лишь железный посох, верят лишь в тяжесть ярма, которое лежит на
их плечах. Города сдаются славному ванакту Дамеду, но что в душах этих людей?
Верность? Любовь? Будь добрый и доверчивый Исин-Мардук моложе, он бы охотно
поверил этому... Дошло до меня, что и Аскалон (не сразу! не сразу!) тоже
захочет открыть ворота непобедимому войску ванакта Диомеда. Но мало ли что
захотят эти неразумные аскалонцы? Ворота! Кому нужны их ворота?..
бороде, к смешным колечкам-завиткам прилипает...
правил?
которой нет конца.
теплые брызги от пенящих морскую плоть весел... Почему я боялся моря? Почему
страшился ступить на дощатую твердь палубы?
когда-то бежавший от страшной гидры. Кто-то другой, не я! Не я, нынешний,
избороздивший это море, Великую Зелень, неровную податливую твердь, от критских
утесов до финикийских гор, от зеленых склонов Киликии до ливийских песков. Нет
дома у Дамеда-ванаки, у Дамеда-бога, наступившего подошвой истертой эмбаты на
выю гордой Азии.
крови...
бескрайняя Великая Зелень! Здесь нечего бояться, здесь незачем спешить. Летит
"Калидон", пенят весла послушную воду, а слева и справа - разноцветные паруса
критских пентеконтер, моих морских гетайров, не отстающих ни на шаг, ни на один
взмах весла. Смеялся Идоменей Критянин, загорелый дочерна моряк, когда мы
распивали с ним бурдюк самосского на рейде Феста. Смеялся, по плечу хлопал:
"Что, уже не боишься моря, Диомед-курет?"
неверная морская твердь, даже если ударит в лицо волна...
таблички, убедился. Отрастил Суппилули-умас, ванакт хеттийский, глаза, все
видит, обо всем знает!
бронзовые хеттийские кинжалы, чужие целят в печень аргивянского ванакта, чужие
выдают его секреты врагу. Чужие - мерзкие человечишки в грязных хитонах с
серебришком за поясом и золотыми перстнями на дрожащих от страха пальцах...
веселой улыбкой на лице, надежные товарищи, крепко жмущие твою руку, искренние,
верные...
пеньте, весла, морскую плоть! А впереди Ливия, пышущие жаром пески, но об этом
не хочется вспоминать, хочется просто стоять у борта, вдыхать сквозь стиснутые
зубы морскую соль...
Зеленого моря.
присмотреться приходится (как к тому же малоизвестному Исин-Мардуку), подумать.
А иногда сразу понимаешь - врет!
кров! О, простелется морская вода драгоценным ковром, куда бы ни понес парус
моего друга и брата ванакта Дамеда!..
понравился. И слуги, глаза прячущие, не понравились. А пуще всего не
понравилась гора сальная - богоравный басилей ливийский Шабак бен Шабак.
Дамеда, покорителя Азии...
тянет. Так тянет, так жилы на шее неохватной напрягает, что скорее помрешь, чем
из его чаши выпьешь!
стены Бахарии Пустынной, нахмурился Мантос-старшой, покачал бородой черной. Не
станем, сказал, Диомед-родич, вино ихнее пить, лучше уж крови их выпить! А пока
свое вино возьмем, в свои чаши наливать станем...
он губами мокрыми моей щеки коснулся...
Кеми Мернептахом Мериамоном, Владыкой Двух Царств, Носителем Двух Венцов! Да не
будет ему ни жизни, ни здоровья, ни силы!
Кеми проклинает. Врет!
глаза прячущие... И девчонка - тоже толстенькая, щекастенькая, в переднике
золотом, в браслетах, в диадеме с каменьями. Я бы и не приметил ее, богоравную
царевну Уастис, сальной горы дочь единственную, - не до того! Но - вот притча!
- все эти бурдюки, жиром залитые, на меня не смотрят (и Шабак-басилей не
смотрит!), а девчонка взгляд не отводит. И такое что-то странное в ее глазах.
Вроде бы ей меня... жалко?
резвость коням нашим!..
через каждое второе слово в верности-дружбе клянется...
моего фалангой сомкнулись, сгрудились. Вот-вот мечи выхватят... А горе сальной
- хоть бы хны! А как у столов танцовщицы в бусах и браслетах
забегали-задергались (тоже, поди, салом намазанные!), захрюкала от удовольствия
гора, подмигивать мне стала, мол, выбирай, гость дорогой, богоравный, ту, на
которой сала побольше!
расстояние глазами меряю до ближайшей двери (прорубимся, ежели что, не
впервой), богоравные да почтенные мужи ливийские гогочут, танцовщиц прямо на
столы опрокидывают...
Посняков Андрей
Корнев Павел
Контровский Владимир
Акунин Борис
Прозоров Александр
Андреев Николай