епископ, ни сеньор, к которому вез послание жонглер Тино Миланец, ни все
остальные. Ансельм прав - следовало опасаться сеньора д'Эконсбефа и пустых
дорог. А дорога действительно была пуста.
широкую тропу, повеяло прохладой, и крики птиц внезапно стали казаться
зловещими. На нашем пути мы уже много раз шли лесными тропами, и леса были
погуще и повыше, но именно здесь я почувствовал давнее, уже забытое ощущение
опасности. Похоже, все остальные ощущали что-то подобное. Я ничуть не удивился,
когда на привале Пьер, казалось, безвозвратно нырнувший в омут спряжения
неправильных глаголов, вдруг, хмуро оглянувшись, предложил надеть кольчуги. Я
хотел возразить, но внезапно согласился.
тело, как перчатка. Меня так и подмывало узнать, где их взял наш добрейший
аббат. Слухи о том, что в подземельях Сен-Дени имеется настоящий арсенал, уже не
казались мне невероятными. И то, иметь таких соседей, как граф де Корбей...
Воинствующей. Впрочем, кольчуги - полдела, а из прочего у нас имелись лишь
посохи: поменьше и потоньше - у брата Ансельма и размером с оглоблю - у брата
Петра. Для того чтобы пугнуть пару разбойников - в самый раз, но для чего-либо
более серьезного - явно недостаточно. И тут я поймал себя на том, что вновь
рассуждаю как воин. О чем это я? Мы - монахи, мы мирные братья из Сен-Дени...
темнеть, надеясь выйти на открытое пространство. Но лес все тянулся, становясь
гуще и непролазней. Тропинка сузилась, по ней стало трудно идти даже вдвоем.
Поэтому, увидев небольшую поляну, я махнул рукой, велев остановиться на ночлег.
Ансельм уже начал собирать хворост, но Пьер, став внезапно очень серьезным,
жестом остановил его.
особых обстоятельств заговорить на "ланг д'уи", но нормандец все-таки не зря
потратил время, штудируя "Светильник".
коснулся пояса. Я прикинул, что у него там может быть, с запоздалым сожалением
подумав, что был слишком строг, разговаривая с ним об оружии. Или он все-таки
меня не послушался?
примеру.
справа, сзади.
заметно пожала плечами, и в руках ее появился узкий стилет. Я вздохнул - на нее,
как и на Ансельма, надежды мало.
послышался треск ломаемых веток, и со всех сторон на поляну вывалила толпа
оборванных бородатых детин, сжимавших в руках внушительного вида дубины.
Впрочем, у двоих или троих я заметил мечи. Вот это уже похуже.
иноков. Затем послышался хохот, вперед выступил широкоплечий парень в новом, но
явно с чужого плеча, кафтане и шапке с пером:
ногах стоят. Я - Роберто де Гарай, и этот лес - мой. Хотите жить - отдавайте
золото!
Ну, да мы вас научим, что бедность есть благо. Кажется, так вы объясняете в
своих проповедях?
стоял всего в трех шагах. У него был меч - очень хороший меч. Тем временем Пьер
не спеша поднял "посох" и крутанул его над головой. Над поляной пронесся ветер.
Роберто де Гарай нахмурился:
богоугодное дело - мы раздадим его нищим и вдовам, которых вы ограбили.
вперед. Рука лежала на поясе.
грудь. - Я - благородный разбойник! Я защищаю народ от всякой знатной сволочи и
от жадных попов. Я... Ладно, кидай кошель, поп!
оглянулся и шепнул:
дернулась, и вокруг шеи благородного разбойника обвился тонкий кожаный ремень.
Рывок - и де Гарай уже лежал на траве, а брат Ансельм стоял над ним, держа в
руке кинжал - тот самый, с белокрылым аистом.
разбойников. Начало оказалось неплохим, и я покрепче сжал в руке посох. Детина,
которого я облюбовал, успел поднять меч, но удар по запястью заставил его
выронить оружие. Миг - и в моей руке оказалась еще теплая рукоять. Сердце
дрогнуло - меч! Я поднырнул под взметнувшуюся над моей головой дубину и ударил
что есть силы... плашмя. Следующий удар попал по чьей-то лапе, затем я взмахнул
оружием над самой головой какого-то верзилы, заставляя его присесть, и тут же
двинул его башмаком в зубы.
головам. Между тем брат Ансельм стоял над поверженным де Гараем, со свистом
вращая в воздухе кнутом. Я заметил, что еще один разбойник с мечом подбирается к
нему сбоку, и поспешил оказаться между ними. Меч у негодяя оказался подлиннее
моего, но пользовался он им приблизительно так же, как дубиной. Увидев меня, он
решил как следует размахнуться. Мысленно похвалив его за столь своевременное
желание, я двумя быстрыми ударами - под коленку и по руке - заставил его с
визгом покатиться по земле, выронив оружие, которым тут же завладел Ансельм.
трофеи - два меча, полдюжины дубин и своего храброго вожака. Кое-кому досталось
крепче, им пришлось не убегать, а уползать, но преследовать мы никого не стали.
Наконец шум стих, и я, тяжело вздохнув, бросил меч на землю.
немалое удовольствие - и с сожалением положил меч. Кинжал он умудрился спрятать
еще раньше.
Восславим Господа и Святого Бенедикта за то, что удержали наши грешные руки от
убийства.
простоявшая на месте со своим игрушечным стилетом. - Я... я просто не успела...
не успел...
за обычную оговорку, на которые и сам был мастер. - Всего и делов-то! И вы, отец
Гильом, напрасно рисковать! Напрасно меч брать.
держал в руках оружие и думал, что этого уже не случится никогда. Конечно, для
Андре де Ту такая стычка - просто крысиная возня, разминка перед ужином, но для
брата Гильома это слишком. Даже очень слишком...
проговорил Ансельм, сворачивая кнут, - и овец, и волов; и деньги у меновщиков
рассыпал..."
доблесть для бенедиктинца. К тому же вы все-таки взяли с собой кинжал.
грешное пристрастие к оружию, но все-таки не запретили брать его.
чистильщиком корыт в свинарнике. В Клерво просто обожают молодых нахалов,
начитавшихся Ареопагита.
не давал ему", - невозмутимо отреагировал итальянец. - Интересно бы побеседовать
с отцом Бернаром...
хмыкнул. Между тем Пьер уже принялся как ни в чем не бывало собирать хворост.
башмаком. - Я знать этих мужиков! А хорошо вы, отец Гильом, мечом махать...
махнуть... размахнуть...
испуганный писк.
мечом, нужно каждый день тренироваться - и побольше, чем мы молимся! Встать с
рассветом, пробежаться, облиться водой - и за дело. Если бы на нас напали не эти
обормоты, меня уложили бы с ходу... И не бейте пленного - это не полагается.
правилам и обычаям, - вставил Ансельм. - Остальные же суть воры и разбойники, на
которых закон не распространяется. Так, кажется, в кодексе Феодосия?
слушавшая нашу беседу.
предложением, дернулся и приподнял. голову - большее не позволяли сделать
веревки, которыми опутал его Ансельм.