кончился, и для нас вновь наступала пауза. Мы еще не понимали, что эти
несколько дней решили судьбу Крыма на ближайшие полгода. Волны красного
потопа, захлестнувшие то, что еще недавно было Россией, остановились у
Турецкого Вала.
генералу Туркулу она чрезвычайно понравилась. Поскольку Туркул старше по
званию и должности, фразу оставлю в неприкосновенности.
судьбу Крыма решил все же не Уйшуньский бой, а бои в конце апреля, в
которых отличилась, само собой, легендарная Дроздовская дивизия. Мы долго
спорили, но остались при своих.
читал господам юнкерам лекцию о Японской войне, и наивные молодые люди
долго интересовались, не защищал ли я Порт-Артур. Пришлось их
разочаровать: в те годы я еще просиживал парту в Первой Харьвской мужской
гимназии, что на углу Московской улицы и Гимназической набережной, и,
между прочим, состоял в нелегальном социал-демократическом кружке.
Господи, на сколько же лет я выгляжу?
концов мне это изрядно надоело, и когда с этим же вопросом обратился
генерал Ноги, я позволил себе невинную шутку. Состроив постную мину, я
закашлялся и стал жаловаться на то, что мерзну по ночам, поелику во время
обыска у меня конфисковали мой любимый шотландский плэд. Генерал Ноги
вполне искренне возмутился и заявил, что никакого плэда у меня в палатке
не было. Тут же челюсть у него отвисла, он наконец понял мою простенькую
хитрость. Но слово, как известно, не воробей, к тому же этот разговор
слыхала чуть ли не дюжина офицеров. Ей-Богу, на какой-то миг я даже
пожалел этого галлиполийского чекиста. Впрочем, так ему и надо. Теперь он
прячется в своем домике, а Голое Поле гудит, словно улей.
легким ранением - алексеевец подстрелил марковца. Я не выдержал и
предложил Туркулу поставить вопрос перед Фельдфебелем. Туркул долго мялся,
но в конце концов посоветовал мне бросить это дело, тем более, сообщил он
мне по секрету, скоро нас будут отсюда эвакуировать. Я поинтересовался, не
в Занзибар ли часом. Туркул не мог сказать ничего утешительного, но все же
надеется, что куда-нибудь поближе.
вот-вот займет своими войсками Истанбул, дабы не пустить туда Кемаля. Так
что, вновь Олегов щит на вратах Цареграда? Как бы за такой слушок турки не
всыпали бы нам перцу.
вестовой пригласил меня в штаб сводного полка имени Дроздовского.
Признаться, первая моя мысль была не из приятных, - не связано ли все это
с господином Ноги? Так или иначе, но я собрался, поправил на кителе
крестик с Терновым венцом и направил свои стопы к "дроздам".
генерала-дроздовца - сам Туркул и однорукий Володя Манштейн. Из остальных
я узнал лишь полковника Колтышева, заместителя Туркула. В общем, передо
мной был цвет Дроздовской дивизии. Эти совсем еще молодые офицеры
навредили господам большевикам, пожалуй, поболее, чем иной корпус. Одним
словом, гвардия. Малиновые погоны.
или, ежели хотите, военно-исторической комиссии Дроздовской дивизии.
Туркул пригласил меня, памятуя о моих записках, для того, чтобы я послушал
о крымской эпопее дроздовцев, так сказать, из первых уст.
смогут в скором времени прочесть немало интересного. Надеюсь, у них хватит
хотя бы в общих чертах отличить правду о страшных годах Смуты от
охотничьих рассказов, которых мне, правда, покуда в устном виде,
приходилось слышать более чем достаточно.
документов дивизии. Уже начали записывать воспоминания, и прежде всего
тех, кто находится сейчас здесь, в Голом Поле. При этом, забыв чины, они
обложили Туркула за то, что тот не сохранил дивизионный архив. Туркул в
ответ пытался что-то объяснить по поводу пропавшей полевой сумки с
документами, и начиналось нечто вообще невразумительное, но тут Володя
Манштейн гаркнул - и все стихло.
дальнейшем излагать события их крымской эпопеи. Разговоры о плане быстро
першли в воспоминания, длившееся не менее трех часов. Правда, до Крыма
"дрозды" так и не доплыли, - говорили, в основном, о Новороссийске.
Скажу лишь, что там было, пожалуй, пострашнее, чем у нас зимой 20-го и
даже позже, в ноябре, когда мы катились к Севастополю. Все-таки Барон,
отдадим ему должное, сумел вывести полтораста тысяч из обреченного Крыма.
В Новороссийске все было иначе. Я не буду цитировать тех эпитетов,
которыми был награжден Антон Иванович Деникин, - бумага испепелится, но
понимаю этих офицеров в малиновых погонах.
стратегом. Но потерять за одну кампанию все - все, что у нас было...
Бросить на новороссийских пирсах не обозы, не штатскую шваль, и даже не
военные припасы, - бросить целые корпуса. Я слушал рассказ дроздовцев о
жуткой погрузке в кромешной мгле, о гибели их товарищей, об утонувших и
застрелившихся, думал о тех, кого вообще не пустили в порт и бросили
умирать среди кавказских предгорий. Только у грузинской границы красные
взяли целехоньким тридцатитысячный корпус. С десятой частью этих сил Яков
Александрович смог удержать Крым в январе 20-го...
сойти на берег. Так и проторчал на феодосийском рейде, покуда не подписал
отречения и не убрался прочь. А вот сейчас - ничего, бодр и крепок, статьи
пописывает и нас, сирых, уму-разуму учит. А виноват во всем, само собой,
Яков Александрович.
эпопеи у меня нет охоты писать. В севастопольских интригах не участвовал,
у Барона чай с ромом не пил, а посему буду излагать то, что видел своими
глазами. Там, у Мурза-Каяш и Уйшуни политические сплетни интересовали нас
мало. И такие глобальные события, как приезд и отъезд Барона, визит
одесского героя господина Шиллинга или та же миссия полковника Ноги,
который еще не был тогда генералом, до нас, окопников, просто не доходили.
Мы удивились только один раз, позже, когда узнали о назначении главкомом
Русской Армии Барона. Его знали плохо и, честно говоря, надеялись, что
главкомом будет все же Яков Александрович.
реформы для всей Руси Великой. А вот у Якова Александровича такого плана
не было. Равно как и портфеля, между прочим, - он ходил, как и все
офицеры, с полевой сумкой. Помог нам план Барона, как же. Тачанки
господина Каретника поставили на нем окончательную резолюцию в ноябре, на
песчаном пляже Литовского полуострова.
Уйшуни. Я написал в эти дни чуть ли не десять листов, радуясь нашей
призрачной победе и свободному времени. А между прочим, победа стоила нам
дороже, чем казалось на первый взгляд, а свободное время привело к тому,
что в отряде начало твориться всякое.
по-разному. Одни, как например, поручик Голуб, попросту заваливаются спать
и мирно пребывают в объятиях фронтового Морфея что называется, до упора. Я
бы сам последовал примеру поручика, но не все в отряде отдыхали так тихо,
вдобавок, штабс-капитан Дьяков на следующее утро отправился в Карасубазар
узнать, где его семья, и мне пришлось заниматься делами всего отряда. К
сожалению, Уйшунь - не наш безлюдный хутор. К сожалению, поскольку здесь
был самогон, который можно было запросто купить, и мирные обыватели,
которых можно было так же запросто грабить.
бутылок "огненной воды", которую тут же отправил в лазарет для
использования в дезинфекционных целях. На этом я счел свою миссию
выполненной и уже собирался было поспать, когда сообразил, что в
лазарете-то я караула не поставил...
заботливо укрытый шинелью, пара пустых бутылок аккуратно стояла рядом, а
за большим ящиком, в котором летом обычно хранят огурцы, сидели поручик
Успенский и еще трое, которых я поначалу принял на юнкеров, и резались в
преферанс. В углу примостился прапорщик Немно в компании с гитарой и
военнопленной сестрой милосердия. Прапорщик лихо наигрывал что-то истинно
цыганское, а Ольга тихо млела. Н-да, господа сорокинцы гуляют. Пир
победителей.
насаждал на своей легендарной батарее не менее легендарный дроздовец
полковник Туцевич. Но ежели загуляют взводные, то чрез день-два отряд
станет неуправляемым. Посему я первым делом попросил удалиться всех, кроме
господ офицеров.
отправились восвояси. Я уже собрался начать задушевную беседу, но
сообразил, что в лазарете есть еще один посторонний. Тот самый, что сидел
за ящиком и кого я принял за юнкера. Я всмотрелся, и тут же почувствовал
Зыков Виталий
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Корнев Павел