некуда с дочерьми всех хозяев гостиниц, где дни
останавливались.
почему он повар.
поваром, чем коллекционером Партра, -- добавила она, ущипнув
Шика за ухо.
болит грудь.
себе представить, что она больна.
тонкую операцию осуществили пробравшиеся через крышу к самому
витражу отважные поклонники. Их оказалось довольно много,
задние напирали, и передним приходилось энергично цепляться за
край отверстия.
замечательная...
образцы блевотины. Настоящий успех выпал на долю самого
красивого непереваренного яблока с красным вином. Теперь уже
ничего не было слышно и позади бархатных кулис, где находились
Ализа, Изида и Шик.
здесь?
Николас...
рухнул в зал, и это позволило Изиде не вдаваться в подробности.
Поднялась густая пыль. Среди обломков штукатурки копошились,
пошатывались и рушились белесые фигуры, задыхающиеся под
нависшим над обломками тяжелым облаком. Партр перестал читать и
смеялся от всего сердца, хлопая себя по ляжкам, он был
счастлив, что ангажировал на это приключение столько народа. Он
вдохнул здоровенный глоток пыли и закашлялся, как безумный.
того выбился яркий зеленый блик, скатился на пол и исчез в щели
паркета. За ним последовал второй, а затем и третий, и Шик
вырубил ток как раз в тот момент, когда из мотора едва не
выскочила какая-то гнусная многоножка.
не проходит, пыль забила микрофон.
из графина и собирался уходить, поскольку только что прочел
последний лист своего текста. Шик решился.
Ступайте вперед, я вас догоню.
определенно плохо проникали внутрь. Казалось, что желтые
керамические плитки потускнели и подернулись легкой дымкой, а
лучи, вместо того чтобы отскакивать металлическими капельками,
расплющивались о землю и стекали в скудные и вялые лужицы.
Стены в солнечных яблоках блестели уже не так равномерно, как
прежде.
изменениями -- все, за исключением серой с черными усами; ее
удрученный вид поразил Николаса. Он решил, что она сожалеет о
внезапном возвращении, о знакомствах, которые могла бы завести
по дороге.
было лучше. Не знаю, в чем дело.
головой и недоуменно развела лапками.
ничего не меняется. Наверно, виновата атмосфера -- она теперь
разъедает их, что ли...
головой, а затем отправился дальше. Мышь скрестила лапки на
груди и с отсутствующим видом принялась жевать, но тут же
поспешно сплюнула, почувствовав вкус кошачьего чуингама.
Продавец перепутал.
все?
выглядела она счастливой -- оттого, вероятно, что опять
оказалась дома.
обошелся без Гуффе.
Колен.
поздно?
Шиком и Ализой, и сходить на каток, и пройтись по магазинам, и
устроить танцульки, -- сказала Хлоя, -- а еще купить себе
зеленое приручальное кольцо.
кухней.
представляешь, как это облегчит нам жизнь. К тому же ты сразу
будешь наготове.
Колен, -- а ты, Хлоя, позвони пока друзьям. Это будет чудесная
вылазка.
телефонную трубку и заухала, подражая крику неясыти, чтобы
уведомить, что хочет говорить с Шиком.
посуда пустилась в путь, направляясь к раковине по большой
пневматической трубе, скрывавшейся под ковром. Он вышел из
комнаты и опять очутился в коридоре.
плиток. Там, где она уже счистила накипь, плитка блестела как
новая.
Замечательно.
своих пальчиков, ободранные и окровавленные.
оставь это. В конце концов, здесь еще много солнца. Пошли, я
сделаю тебе перевязку...
свои бедные искалеченные лапки, запыхавшаяся, с полузакрытыми
глазками.
дублезвонами и вполголоса напевал. Его больше не мучила тревога
последних дней, и он ощущал в груди сердце в форме апельсина.
Сундук был из белого мрамора, инкрустированного слоновой
костью, с ручками из черно-зеленого аметиста. Ватерпас
показывал шестьдесят тысяч дублезвонов.
улыбаться. Ватерпас, ранее блокированный неизвестно чем, после
двух или трех колебаний остановился на тридцати пяти тысячах.
Он погрузил руку в сундук и быстро удостоверился в точности
последней цифры. Проделав в уме быстрый расчет, констатировал
ее правдоподобность. Из ста тысяч он отдал двадцать пять Шику,
чтобы тот женился на Ализе, пятнадцать тысяч за автомобиль,
пять тысяч за церемонию... остальное разошлось само собой. Это
его немного успокоило.
показался ему странно изменившимся.