горячей. Кстати, сколько у тебя дочерей?
- Ты же знаешь,- сказала я, внутренне сжавшись от неожиданности.
- Ну да, две, прекрасные царевны Ариадна и Федра. Рассказать тебе сказку? В
Аргилатори под присмотром одной молчаливой и нелюдимой женщины живет
очаровательная девочка пяти лет. Неизвестно, кто ее отец и мать и где они,
неизвестно, кем ей приходится эта женщина и откуда они приехали в город. Одно
несомненно - это милая крошка ни в чем не нуждается. Описать тебе, как выглядит
она, ее дом, ее угрюмая няня? Сказать, кто был ее отцом? Сама знаешь... Сиди,
паршивка!
Я рванулась - плечи словно палаческими клещами сжали, Я склонилась к его руке,
чтобы вцепиться в нее зубами и с наслаждением почувствовать во рту его кровь, но
Рино наотмашь ударил меня, потом разжал пальцы, и я зарылась лицом в подушки,
задыхаясь от ярости и страха. Рино тут же перевернул меня лицом вверх.
- Пока жив я, жива она.- Его голос проникал под череп, иглами входил под кожу.-
Она жива, пока жив и здорОВ я. Тебе понятно? Понятно, спрашиваю?
- Да,- сказала я. По лицу ползли слезы.- А теперь убирайся, слышишь?
- Потом, у меня еще есть время. - Он с бесцеремонностью, в которой было
обдуманное оскорбление, расстегнул застежку моего хитона. - Могу я немного себя
потешить перед столь важной беседой в тронном зале?
И тогда я заплакала навзрыд, в голос - от унижения и бессилия. Ничего нельзя
было сделать, впервые появился человек, который был сильнее меня.
Слезы текли по щекам, и я прошептала:
- С каким удовольствием я бы тебя задушила собственными руками...
- До чего банальная реплика,- сказал Рино.- Охотно верю. Это-то и делает наше
свидание чрезвычайно романтичным, дорогая моя высокая царица. Перестань хныкать,
стерва...
Сгурос, помощник Горгия, начальника стражи Лабиринта
- Зачем это понадобилось Горгию, я не знал, но приказ есть приказ, и я расставил
тридцать человек на дворцовых лестницах, в коридорах и вокруг тронного зала.
Что-то назревало, воздух стал тяжелым и густым. Всех стражников, даже тех, кому
полагался отдых, собрали в казарме, куда-то ускакал лучший и преданный гонец
Горгия, караулы ведено было удвоить.
А с восходом солнца меня позвал Горгий, объяснил, что я должен делать, услышав
условный сигнал. Он ничего не сказал более, но все было ясно: план рассчитан на
то, чтобы обезвредить отряд телохранителей Пасифаи и защищать дворец так, словно
ему угрожала осада, причем наши люди должны были опираться на поддержку каких-то
других войск, которых в настоящее время в Кноссе не имелось.
Можно было догадываться, что должно произойти,- я достаточно долго пробыл при
дворце и на этой должности. Против кого мы должны драться, я мог сказать с
уверенностью, но не совсем понимал, за кого.
И вдруг все головоломные сложности, загадки отлетели прочь - передо мной стояла
Ариадна. Я невольно потянулся к ней, но она отстранилась:
- Пропусти, я спешу.
Но остановилась все же. Что-то новое я увидел в ней - в повороте головы, во
взгляде, в легкой улыбке, обостренным чутьем я улавливал перемену, но понять ее
не мог.
- Ариадна...
- Считай, что ничего не было,- сказала она.- Понимаешь? Ровным счетом ничего.
- Но почему?
- Поздно,- сказала она.- Не все ли равно, почему, если поздно?
- Ты говорила, что любишь.
Она улыбнулась легко и открыто, но эта улыбка предназначалась не мне:
- Тебе это говорила глупая девочка. Сейчас перед тобой чужая женщина и чужая
жена.
Сердца не было. Я дышал, но сердце лежало в груди твердым неподвижным комом, я
все понимал, и каждое слово по отдельности, и все вместе, а вот сказать ничего
не мог.
- Как же? - только и смог я выговорить.
- Как это и бывает в жизни,- сказала Ариадна новым, незнакомьм, чужим голосом.-
Я встретила настоящего человека.
- А я был папирусным?
- Ты был другим,- сказала Ариадна.- Если подумать, ты был никаким. Что ты успел
сделать за свои двадцать пять лет? Проверял караулы, ругал часовых - почти
сторож у склада товаров. А он воевал, дрался с пиратами, теперь будет сражаться
с этим чудищем.
- Да с кем драться - никакого чудища нет! - Я пожалел об этих словах, но было
уже поздно.
Как раз в это время над дворцом разнесся отвратительный рев.
- Может быть, и рев этот мне чудится?- В ее улыбке была отстраненность и даже,
как мне показалось, брезгливость.- Ты уже сам не понимаешь, что говоришь.
Пропусти. Я не хочу плохо думать о тебе, давай расстанемся спокойно.
Она уходила легкой и стремительной походкой, всегда казавшейся мне
олицетворением нежности, радости и света, я смотрел ей вслед. Что-то неотвратимо
уходило из жизни, может быть, уходила сама жизнь, исковерканная соучастием в
грандиозной подлости, раздавленная серой громадой Лабиринта, и в этот самый
тяжелый свой миг я подумал: кто же все-таки виноват, что именно так все
случилось?
И не нашел ответа.
Рино с острова Крит, толкователь снов
- Вот и настал великий час. Не буду лгать, что я не волновался,- любой на моем
месте волновался бы перед решающим мгновением своего великолепного триумфа, так
что мои руки заставил дрожать отнюдь не гаденький страх за собственную шкуру.
Скорее меня можно было сравнить с полководцем перед сражением, с влюбленным
новобрачным на пороге спальни, с мореходом, узревшим на горизонте никем прежде
не достигнутую землю.
Я оставил Тезея у входа в тронный зал. Отворил тяжелую дверь. Пасифая выполнила
мои указания: на троне сидел Минос, рядом стоял Горгий - при виде его унылой
физиономии мне захотелось расхохотаться,- а больше в зале никого не было.
Сверкала отражавшая лучики утреннего солнца мозаика работы непревзойденных наших
мастеров, изображая деяния богов и героев, тускло поблескивало золото, Минос был
величав и недвижим, как собственная статуя.
Я прошел положенное по церемониалу расстояние, воздев полагающийся мне по чину
дурацкий жезл с золотым набалдашником в виде священного дельфина, остановился,
опустил жезл, держа его, как погонщик волов палку с гвоздем, и вместо слов,
которые мне полагалось произнести, сказал:
- Настало время задуматься о судьбе Минотавра, царь. Последующий миг решал все.
Сначала глаза Миноса полыхнули гневом при виде столь неслыханной дерзости, и он,
схватив золотую палочку, потянулся к серебряному гонгу, но тут же отвел руку -
он был умным человеком и государственным деятелем. Гнев сменился любопытством,
любопытство - легкой рассеянностью во взгляде, свидетельствовавшей о начавшейся
работе мысли. Наконец он сказал с пренебрежением, которое я расценил как
напускное:
- А почему ты полагаешь, что у тебя есть право думать о судьбе Минотавра?
Он не стал тратить время на пустяки- выяснять мое имя, кто я такой и откуда
взялся. Великий человек.
- По моему скромному мнению,- сказал я,- все, кто владеет такой тайной, должны в
определенный момент задуматься над ней сообща. Такова уж эта тайна. Один
способен подать верный совет или ухватить верную мысль, ускользнувшую от
другого.
- Что же от меня ускользнуло?- спросил он совершенно спокойно.
- Веяние времени,- сказал я.- Очень уж ты привык к Минотавру, тебе стало
казаться, что так будет вечно, а меж тем над вечностью не властны даже боги.
Минотавр был хорош в не таком уж давнем прошлом, когда всевозможные чудовища
казались привычной частью нашего мира, попадались на каждом шагу, околачивались
едва ли не перед городскими воротами. Человек жил с ними бок о бок очень долго,
но настало время, когда он начал беспощадно избавляться от них, чтобы не делить
больше с ними власть над миром. Геракл, Персей и их последователи - вся эта
публика поработала на славу. Лернейская гидра, Горгоны, стимфалиды, морские
драконы и прочая нечисть истреблены, лишь отдельные твари остались в живых, но и
они затаились в укромных уголках... "Мир только для человека" - вот девиз
времени. Но что же мы видим? В самом центре преображенного мира преспокойно
благоденствует Минотавр - уродливый пережиток навсегда ушедшего прошлого. Крит
теряет свою репутацию, царь. О нас все громче и громче говорят как о дикарях, не
желающих расстаться с грубыми привычками ушедшей эпохи. Мы и выглядим дикарями -
с Лабиринтом и Минотавром, с данью людьми. Даже самое могучее государство не
решится полностью игнорировать мнение о нем соседей. Ты рискуешь совершить самую
страшную ошибку, какая только может подстерегать государственного мужа,-
остаться глухим к веяниям времени и не перестроиться на новый лад. С Минотавром
нужно покончить.
- С чудовищем Минотавром?- небрежно спросил Минос.
- С Минотавром,- глядя ему в глаза, сказал я.- С тем, кто заключен в Лабиринте.
Горгий смотрел на меня с рассеянной благожелательностью - он ничего еще не
понимал.
- И что же ты предлагаешь? - спросил Минос.
- Сама судьба нам благоприятствует,- сказал я.- На Крит прибыл юноша, чей облик
во всех отношениях соответствует образу благородного героя,- обладает некоторой
славой, получил блестящее образование в Трезене, родственник Геракла. Отблеск
совершенного им славного деяния ляжет и на тебя. Минотавр должен умереть от руки
Тезея, и Крит избавится от всего, что может повредить нашей репутации.
- Царь...- Горгий впервые глянул на меня настороженно и тревожно.
- Подожди.- Минос оборвал его жестом.- Действительно, наши соглядатаи в других
странах доносят, что мнение о нас как об отсталых дикарях ширится.
Но сколько денег я потратил, чтобы это мнение ширилось, тебе не донесли, подумал
я. Об этом знаю я один - да еще Пасифая, передавшая мне золото из сокровищницы.
Так что тебя поносят купленные на твои же деньги крикуны, Минос,- мир полон
парадоксов.
Лондон Джек
Дальский Алекс
Семенова Мария
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Шилова Юлия