Чтение 18–й страницы книги ~Леопард с вершины Килиманджаро~

Откуда я знал, почему его не было.

-- Теперь это есть везде, -- сказал Лакост, -- но разве их спасло бы
это?

Я кивнул:

-- Ангар находился на глубине пятидесяти метров. Они не успели бы выйти
из корабля, как излучение достигло бы смертельной плотности, а металл,
деформируясь, расплющил бы звездолет, как он и сделал это со всем ангаром.

-- Но ведь излучение проникло вглубь не мгновенно?

-- Достаточно быстро. Меня спасло еще и то, что металл, уплотняясь, сам
становился изолирующим слоем. Да еще защитное поле после каждого
горизонтального уровня -- его включал мой "гном".

-- Это же смертельно для тех, кто оставался наверху! -- воскликнул
Лакост.

-- Киберы принимают свои решения мгновенно. Боюсь, что мой непрошенный
спаситель рассчитал, что те четверо мертвы, еще раньше, чем они перестали
дышать. И тогда все заботы были перенесены на одного меня.

-- "Непрошенный спаситель", -- передразнил меня Джабжа, -- вы хоть
сохранили того "гнома"?

-- В нем появилось какое-то наведенное излучение, он передал меня
другому роботу, а сам остался в верхнем слое.

-- Его сделали хорошие люди, Рамон.

-- Я знаю, Джошуа.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Я вдруг понял, что сделал для меня
этот человек.

-- Все-таки остается загадкой, каким образом металл приобрел
квазиалмазное кристаллическое строение, до сих пор не известное... --
говорил Туан.

-- В вашем "гноме" есть что-то от Леопарда... -- говорил Лакост.

Илль молчала, сложив ладони лодочкой и уткнувшись в них носом. Но я
видел, что она не просто слушает меня, а старается, как и все, найти тот
несуществующий путь спасения тех, четверых, который стал бы моим обвинением,
если бы нашелся. Я был уверен, что искали они честно и ни один не промолчал
бы, если бы нашел этот путь.

-- Одиннадцать лет иметь над головой эту жуткую толщу, -- задумчиво
сказал Джабжа, -- и тех, четверых... Как вы справились с этим, Рамон?

-- Заставил себя не думать. Я знал, что вырвусь. Работал. Монтировал
роботов. Если бы за мной не прилетели, я все равно вышел бы на поверхность и
послал весточку на Землю.

-- Вам можно позавидовать.

-- Не совсем, -- сказал я. -- Как только я вернулся сюда, все началось
еще хуже.

-- Сознание вины?

-- Да.

-- На вашем месте я ничего не мог бы сделать, -- твердо сказал Джабжа.

-- Я -- тоже, -- сказал Лакост.

Туан закусил губу и наклонил голову. Он был слишком молод, чтобы так
быстро сдаться. Я знал, что он еще будет приставать к Лакосту и Джабже. Он
был слишком хороший парень, чтобы этого не сделать.

Теперь молчали все, и это молчание было как отдача последних почестей
тем, кто сегодня умер, чтобы больше не воскресать в моей совести. Память --
дело другое. Чем светлее память, тем дольше для нее то, что для памяти
называем мы вечностью.

Вечная память.

-- А знаете, -- сказал вдруг Туан, -- лет четыреста тому назад вам
поставили бы памятник. Раньше такой человек считался героем.

Мы дружно рассмеялись и поднялись из-за стола.

-- Тогда они и были героями, -- сказал Джабжа, положив руку на плечо
Туана. -- А теперь все такие. Разве ты на месте Рамона сошел бы с ума? Или
повесился бы? Ты продолжал бы оставаться Человеком. Это давным-давно
перестало быть героизмом, а превратилось в долг.

-- Тоска, -- сказал Туан.

Мы снова рассмеялись.

-- Дурак, -- мрачно резюмировала Илль.

Внезапно раздался протяжный, мелодичный звон. Одновременно все стены
вспыхнули голубоватым огнем.

-- Не волнуйтесь, -- сказал мне Джабжа. -- Это не аварийный. Это
обыкновенный вызов. Кто-нибудь сломал лыжи или уронил альпеншток.

Он вместе с Туаном исчез в левой двери. Через несколько минут вернулся
позеленевший Туан.

-- Семьдесят четвертый квадрат? -- осведомился Лакост таким безмятежным
тоном, что я понял, что тут кроется какое-то издевательство.

Туан молча пошел к выходу, надевая шапочку с очками.

-- Мой глубочайший поклон прекрасным дамам! -- крикнул ему вдогонку
Лакост.

Туан хлопнул дверью.

Вошел Джабжа.

-- Нехорошо, мальчики, -- сказал он, обращаясь главным образом к Илль.
-- Неужели его нельзя было заменить? Ведь там самой молодой -- восемьдесят
лет. И они вызывают его каждый раз, когда он неосторожно подходит к фону.
Ну, ладно, искупи свою черствость заботой о госте. Спокойной ночи.

Джабжа и Лакост удалились.

-- В чем дело? -- спросил я.

-- Туан мечтает встретить в горах прекрасную незнакомку. А по нему
вздыхают все престарелые красотки, посещающие заповедник. Эта группа
вызывает его четвертый раз. Да, красота -- тяжелое бремя.

-- И все-таки он у вас хороший...

Илль посмотрела на меня удивленно. Потом медленно ответила:

-- Да, он у меня хороший.

С ударением на "у меня".

-- А теперь пойдемте, я ведь здесь еще и что-то вроде горничной и
должна с приветливой улыбкой указать вам ваши аппартаменты.

-- Жаль, что сейчас не дают на чай. Ваш талант в роли горничной
пропадает даром в буквальном смысле слова.

-- А что бы вы мне дали?

-- Две серебряные монетки. Каждая по часу.

-- Как мало!

-- Тогда одну золотую. Золотая -- это один день.

-- Это значит, двадцать четыре серебряных... Все равно мало.

-- Вы маленькая вымогательница. Из вас не вышло бы хорошей горничной.

-- А вы предлагаете мне пышный хвост от неубитого медведя. Ведь вы же
не знаете, сколько еще золотых монет бренчит в вашей сумке.

-- А вы знаете? Она кивнула.

-- И что же, вам принесло это радость?

Она пожала плечами так беззаботно, что сердце мое сжалось. Я болтал
здесь с этой девчонкой, а там, в Егерхауэне, спала та, которая носила белое
с золотом, но все золото, что было на ней, не могло прибавить ей и одной
монетки стоимостью в один день.

-- Сколько вам лет? -- спросил я Илль.

Она с упреком поглядела на меня:

-- Настоящая женщина скрывает не только то, сколько лет ей исполнилось,
но даже и сколько ей остается.

-- А все-таки?

Она тихонечко вздохнула, как там, на скале.

-- Восемнадцать.

-- А сколько еще осталось?

-- Мне восемнадцать лет. А вы меня спрашиваете о том, что будет, у-у! И
если я отвечу, то кто будет более бестактен -- вы, когда спрашиваете, или я,
когда отвечаю?

У нее было какое-то чутье. Она правильно сделала, что не ответила. Мне
было бы слишком больно за Сану.

-- Извините меня. Я и так задержал вас.

-- А я не очень дорожу своими монетками. К тому же вы обокрали меня не
больше чем на десять медяшек. Идите-ка спать.

-- А вы?

-- Я останусь здесь. Я должна быть наготове, пока Туан в отлете.

-- Ну и я останусь здесь. Все равно до утра не больше трех часов. Вы не
возражаете?

-- В нашей Хижине закон -- не мешать друг другу делать глупости.

-- Благодарю.

Я растянулся перед потухающим огнем, взбил медвежью голову, как пуховую
подушку, и тотчас же начал засыпать.

"Камин"... -- приплыло откуда-то издалека, -- это называется "камин"...

Потом надо мною наклонилась Сана и быстро-быстро зашептала: "Не надо...
Не вспоминай об этом..."

Я повернулся несколько раз, и когда это лицо исчезло, я сразу же заснул

-- легко и спокойно,

И так же легко проснулся, когда меня разбудил Джабжа.

Глава VI

-- Илль улетела? -- спросил я.

-- Зачем? Прилетел Туан, они отправились спать. Если будет вызов,
полечу я или Лакост.

-- А форма?

-- Трик? Хорош бы я был в нем. Обойдусь так. Кстати, Илль говорила, что
тебе надо быть дома к завтраку.

-- Действительно. А здесь мне больше не дадут?

-- Знаешь что? Пошли на кухню.