вопросил епископ у второго охранника. - Не состоит ли мой долг в том,
чтобы пролить на эти заблудшие души свет веры? - Охранник скорчил рожу,
долженствующую обозначать радость и дружелюбие. - А сходи-ка, брат Луи,
за бутылочкой хорошего вина. Моего вина, с моего виноградника.
Антуану.
епископа появилась улыбка: будто скалу ущельем раскололо. - А,
одиннадцать проклятых! - в сердцах воскликнул старик. - Антуан, граф
Лионский!
замерзания"? - живо поинтересовался Жерар.
мысль? Поливать стекла спиртом?
ответил Антуан.
жизни...
спросил Антуан. - Я старый человек, и с возрастом приобрел некоторую
нетерпеливость.
позавтракать, мы ехали всю ночь напролет, а дорога не позволяла даже
разогреть чай. А еще я с удовольствием выпью с вами вина. Но что делать
дальше - пока не знаю.
я. - На чем я... прокололся?
сложил руки столбом, пробормотал что-то, и продолжил: - Я подумал, что
если счесть эти пейсы накладными, а форму носа измененной гримом, как
делал вор Жерар Беспутный, то выйдет почти что портрет вора Ильмара.
продолжать путь. Молча выложил перед Антуаном деньги. По-моему,
перепуганные возницы вернули полную плату, даже не вычитая за
преодоленный участок пути.
подносами хозяин и его немолодая, дородная жена. Смазливую подавальщицу,
вечно носившую юбку выше коленей, видно спрятали от греха подальше... ну
и зря, наверное. Не тот был человек Жерар Светоносный, некогда вор Жерар
Беспутный, чтобы разражаться гневом при виде виляющей попки и лукавого
взгляда.
странного епископа Державы, то тем сильнее и сильнее загоралась в моей
душе надежда. Безумная. Невозможная.
Поглядел - с легким удивлением. И спросил:
в такой ездить... ох, доводилось, с братом Руудом, несчастным паладином,
что так и не смог свой подвиг совершить.
Жерар - напротив нас. Мягко ехала карета, на дорогих железных рессорах,
на каучуковых шинах. Горела карбидная лампа под цветным абажуром,
бросала блики на кожаную обивку. Окна были шторами задернуты,
переговорная труба, к кучерам ведущая, плотно деревянной пробкой
закрыта.
смирению епископу разъезжать в таком дорогом экипаже, - сказал Жерар.
Разве что в Урбис, или в Версаль, так по этикету положено.
богатство, не приехать к Владетелю в простой карете, или вовсе пешком от
Собора до Версаля не пройтись? - дерзко спросил я.
шутом. Сумасшедшим епископом, что лицемерно от комфорта отказывается, -
ответил Жерар. - А шуты что угодно говорить вправе, вот только пользы от
того немного. Как я живу, чем в повседневной жизни пользуюсь, это все
знают. Но если я зван на бал, то не приду туда в рваном рубище или в
грязной власянице, подчеркивая свое смирение. Если у меня есть крыша над
головой - я не стану мокнуть под дождем. И не стану кормить плоть водой
и хлебом, если любой умелый мастеровой имеет кусок мяса в супе. Аскеза
еще никогда и никого не привела к просветлению.
людей, истязающих себе веригами, не мывшихся и не стригших ногтей -
будто Искупитель нечистоплотность проповедовал, столпников и
молчальников, живших в скитах и бичевавших себя дни и ночи напролет.
Знал умелых мастеров исихии, что способны трое суток подряд творить
молитву. Где их чудеса?
прославился чудесными исцелениями, которые творил именем Сестры и
Искупителя. Я склонил голову, соглашаясь, и Антуан тоже промолчал.
Все, что у меня есть - виноградник, доставшийся от родителей. Я отдал
его в управление бедной, но честной семье, которая теперь уже не такая
бедная... и, боюсь, не такая уж и честная. Я получаю с него столько
вина, сколько нужно мне самому и тем, кого я хочу угостить. И не считаю
эту плату грехом. Денег я не беру. Моя одежда - церковная, положенная
мне по сану. Когда я умру, меня похоронит Церковь. Так кто прав - я, не
отвергающий радости жизни, но не берущий ничего сверх необходимого, или
юродивый, что бродит по городам, покрытый соплями и язвами, разнося
заразу, но крича повсюду о своей близости к Богу? Да любого аскета
придется вначале скребком скоблить, прежде чем к Богу допустить!
но сдержался. Мы ехали вместе уже третий час. Я рассказал Жерару все...
ну, или почти все, что думал о Маркусе и о его спутниках. Но что решил
епископ, и какова будет наша судьба - пока оставалось тайной.
Будто мысли прочитал. - Великий дар Господний, весь наш мир
изменивший... как же так получилось, что мы не достигли еще железного
века, не искоренили нищету и жестокость, разврат и невежество? Господь,
в неизмеримой доброте, дал нам доказательство существования своего,
заботы о нас, позволил людям отличать праведников. Так говорит писание.
Но почему так много людей, владеющих Словом, недостойны этого дара? И
почему столь много добрых, хороших, праведных людей, которым Слово бы
послужило поддержкой в великих делах, не имеют его?
взмахом руки:
мой сан обязывают меня давать ответы. Но иногда я спрашиваю самого себя
- может быть что-то неправильно? Может быть мы, просто, не поняли волю
Господа?
учить!
богатств мирских...
зерном, что упало на землю, пустило корни, проросло, и вот - раскинулось
дерево. Наш мир - дерево, что выросло из этого зерна. Но и на самом
добром дереве бывают дурные плоды. Да, Ильмар, я понимаю тебя. Такие же
слова я говорил иногда сам, объясняя, почему в мире столько зла. Пасынок
Божий принес людям чудесный дар - но люди сами решают, что делать с этим
даром.
мог оказаться другим...
Ангелу Господню, и ушел в Египет сразу, а не стал собирать вещи свои, и
скот свой, и прощаться с родней своей. Если бы Ирод не послал избить
всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его.
Кажется, я уже понял, к чему приводит такая задумчивость епископа...
младенцев?
двора. Смысл я помнил, ясное дело, но не слово в слово. Жерар
поморщился, и заговорил сам. Голос его, до того грубый и простой, вдруг
исполнился силы, словно стоял епископ в соборе, перед тысячами прихожан: