угрюмо взобрался на спину крылатого, калика свистнул, и кони тут же взяли
в галоп.
Калика унесся вперед, но Томас видел только своего коня, земля под ними
уносилась назад все быстрее и быстрее, наконец замелькала так, что слилась
в серо-зеленую полосу. Крылья начали равномерно бить по воздуху, стук
копыт на миг прервался, затем снова копыта застучали быстро и сухо, Томас
ощутил под собой толчок, топот оборвался, только крылья сильно и часто
били справа и слева, могучие мышцы спины потряхивали седло, Томас увидел
как земля уходит вниз, впереди угрожающе быстро вырастала стена
деревьев...
пронесся над самыми вершинками. Копыта поджал, то ли чтобы не задевали за
деревья, то ли чтобы не мешали в полете. Томас чувствовал страх и восторг,
пошевелиться боялся, это не широкая надежная спина Змея, где лежишь как на
крыше сарая, да еще и привяжешься, дабы не сдуло, здесь спереди и сзади
пустота, а по бокам часто как у летящей утки хлопает, оранжевые перья
блестят так, что глаза щуришь как монгол...
управлять не надо, он скачет... или летит, за своим крылатым братом. Иначе
он бы науправлял!
дрожит.-- Чем их кормят?
нешуточная забота.
самом деле идет холод, будто вытащил их из сугроба. Да и встречный ветер,
что сперва лишь приятно холодил, сейчас выстуживает до костей.
шел воздушным галопом, скачки были плавные, длинные, но и проваливался,
правда, глубже, потому что удерживался не на копытах, а на крыльях, отчего
у Томаса всякий раз неприятно дергалось внутри, а желудок карабкался к
горлу, чтобы сразу же, отяжелев, плюхнуться обратно.
как утка и суматошно заработал крыльями. Калика пригнулся, пряча лицо за
роскошной гривой. Томас старался не смотреть на прижатые к брюху копыта
коня калики, было в этом что-то страшноватое, сам робко начал
поторапливать своего скакуна.
нельзя было уследить глазом, только что не жужжали как у мухи, зато калика
несся по прямой как стрела, и Томас прятался за конской шеей, молился
только об одном, чтобы не сбросило встречным ударом ветра.
всажен его сапог, на жутком удалении проплывает зеленый ковер леса, река
видна как узенький ручеек, а впереди открывается страшный необъятный мир,
какого никогда не узришь с поверхности!
ухитрялся врываться и в узенькую щель опущенного забрала, холодил и как
холодное острие мизерикордии колол лицо. Воздух уплотнился как стена, конь
проламывался с усилием. Томас чувствовал, как все силы крылатого зверя
уходят не на то, чтобы не упасть, а чтобы нестись вперед очень быстро.
веяло несокрушимой мощью и чем-то недобрым, Томас не успел понять, когда
заметил словно бы тонкую стену, протянувшуюся от горы. Стена уходила в
неизвестность, но кони мчались и мчались чуть ниже облаков, и постепенно
показалась другая черная гора, двойник первой. Калика направил крылатого
коня через плотину, Томас ахнул.
земли, ни травы -- только люди, плотно стоящие люди. Они как бушующее море
наваливались на плотину, передние вынимали из-под нее корзины с землей. Их
тут же передавали над головами дальше, слышались исступленные крики, рев.
Взамен передавал пустые корзины.
ветер трепал его красные волосы.
никогда не видел таких здоровяков.
осталась далеко внизу и позади, но Томас все еще видел огромное
пространство земли, заполненное людьми. Они задыхались от тесноты, и
страшно было представить, что случится, ежели они сумеют разрушить
плотину.
собака Амирани истончит цепь, Антихрист явится, Гог и Магог приведут
войска, Брахма проснется, Басаврюк выберется из-под земли... Помолчи, я не
слышу, что говорит конь.
умолк. И пусть беседуют, они как раз пара: язычник и безбожный конь.
высматривал внизу. Лес кончился, земля пошла бугристая, вся в холмах,
потом сменилась ровными долинами, но теперь на горизонте встали синие
горы.
ужасом смотрел на горные вершины, что проносились прямо под копытами.
Воздух был чист и немыслимо прозрачен, хотя Томас предпочел бы густой
туман: он мог разглядеть каждый камешек на дне ущелий, каждый выступ, о
который так легко раздробить все кости.
голова примерзла к плечам, и вообще боялся шевельнуться, чтобы не
соскользнуть с седла, такого узкого и как намыленного. Да и стремена
что-то ерзают, подпруги ослабли. Он не раз ужасался, как на поле брани
обезумевший конь волочит вскачь хозяина, застрявшего ногой в стремени, но
какой тот счастливец в сравнении с тем, кого конь так же потащит вниз
головой над облаками!
слева, потом острые каменные пики замелькали по бокам, ушли вверх. Конь
несся между двумя каменными стенами, пугающе отвесными, словно неизвестный
великан рассек их исполинским мечом. Ветер здесь набрасывался то справа,
то слева, Томас судорожно цеплялся за седло.
застучали копыта, оранжевые крылья повернулись против встречного ветра.
Конь бежал, откидываясь назад, едва не садясь на круп, а последние футы
Томас слышал только скрежет и даже запах горящего камня.
пена. Передние копыта стояли в двух дюймах над краем массивной плиты.
Томас невольно заглянул, что там впереди, отпрянул и закрыл глаза. Так и
слезал с седла, жмурясь, старательно отворачивая лицо от бездонной
пропасти.
значением:
сознание от ужаса.
с камешком! Не в ухо, не в нос или в пуп, как некоторые и доселе носят, а
для ношения на персте. Его так и стали называть -- перстень...
Ну повидал, ну побродил, ну знаешь много... Так не тычь же постоянно в
глаза, озвереть можно.
соржались, подбежали к краю пропасти и разом бросились в провал. Сердце
Томаса ухнуло, но вскоре увидел, как с той стороны ущелья взметнулись две
оранжевые стрелы. Гривы и хвосты развевались по ветру, кони походили на
крупные наконечники из золота.
оглядывал скалы, на лице его было задумчивое выражение. Не буду
спрашивать, мстительно подумал Томас. Не дождешься. Ишь, похвастать
знаниями хочется! На что мне лишние знания? Мне Ярославу спасти надо, а не
дознаваться, как и почему первопредок сделал первое в мире кольцо...
дождавшись Томаса,-- да-да, вон даже дырки в скале... Потом Таргитай,
когда забрел в эти края, разбил палицей его оковы, долбанул по башке
ястреба: отклевался, дескать, освободил. А тот, в память о пережитом, одно
звено цепи одел на палец, а в него вставил камешек из этой проклятой
скалы... Ага, вон там видна узенькая тропка вдоль скалы. Смотри, сколько
веков, а не сгинула! Правда, ветры дуют с той стороны, там за это время
гору изгрызли как мыши голову сыра...
в сосульку, он слышал, как внутри звенят, перекатываясь, обледенелые