Аттики, и промолчит благоразумное пелопоннесское эхо.
безымянному юродивому остаться на территории священного округа, как скажет
усталый Геракл, остановившись у только что въехавшей в ворота колесницы:
виноват. Он даже не знал, что его любимец, Адмет [Адмет, басилей Фер,
аргонавт - любимец Аполлона, который не раз спасал Адмету жизнь; за семь
лет до описываемых событий Адмет предлагал друзьям, родителям и челяди
умереть вместо него (т.е. быть искупительной жертвой); согласилась лишь
жена Адмета Алкестида, которую потом Геракл отбил у бога смерти Таната;
позднее замалчивали, почему любимец Аполлона Адмет при всех его
добродетелях не собирался умирать сам за себя, предлагая эту честь другим]
из Фер - Одержимый.
рядом с ним мужчина спрыгнет наземь и подойдет к Гераклу.
одного брата на другого, да и пошла себе прочь - так и не услыхав, как
тихо выдохнул Ификл:
спасать. Спасать тебя от тебя.
несчастнейшим из смертных; или не пойду вовсе.
изумление, словно нечто такое мимоходом отразилось в древних водах, чего
до сих пор не видели они. А если и видели - то все равно не поверили
возникшему отражению.
теней начинает понемногу отступать перед этими зловещими сполохами;
поворот, еще один - и призрачные языки неживого пламени, отливающие
чернотой в самой сердцевине своей, бросаются навстречу двум путникам -
чтобы испуганно отшатнуться и исчезнуть в стенах, светящихся тревожным
багрянцем, как если бы они были сложены из чуть подернувшихся пеплом
углей; а путники идут дальше, все глубже спускаясь в запретные для
смертных недра Эреба.
проходов, подобных ветвящейся сети сосудов внутри тела подземного
исполина.
скрытым жаром стены расступаются, образуя подобие зала с теряющимся в
темноте невидимым сводом. В центре зала стоит некогда гладко обтесанный,
но теперь местами выщербленный неутомимым каменотесом-временем камень -
странной пятиугольной формы и высотой локтя в полтора.
богов - вглядывается в сеть трещин, похожих на тайные знаки, морщит лоб...
видел руку, высекавшую их; никто не постиг их смысла. В Семье шутят, что
здесь записано тайное имя Ананки-Неотвратимости; только я не слышал, чтобы
кто-нибудь смеялся в ответ на эту шутку.
пастух коровьего стада, принадлежащего лично Аиду; в свое время именно
Менет-пастырь донес Трехтелому Гериону, что Геракл похищает коров Гериона,
а потом - Аиду, что Геракл убил Гериона.]
глазами стоит рядом с проводником. Бока коровы мерно вздымаются и опадают;
она равнодушно жует свою жвачку, тупо глядя на путника и пятиугольный
алтарь.
приобретая очертания высокой человеческой фигуры.
есть, а ритон - вот.
блеснувший головной убор или шлем - но, скорее всего, это просто
привиделось.
он выглядит неестественно мощным и материальным) остаются вдвоем.
медвяной смеси и досыпая щепоть ячменной муки; потом он подводит послушную
корову к жертвеннику, куда только что поставил ритон, и достает из-за
пояса кривой нож. - Сейчас я верну тебе память, и мы поговорим...
животное падает на колени, вспышка ножа полыхает во мраке; хриплое,
отчаянное мычание переходит в клекот и бульканье - и густая черная струя
хлещет в подставленный ритон из разверстого горла, а человек свободной
рукой удерживает бьющуюся в последних судорогах жертву, неразборчиво шепча
при этом то ли молитву, то ли ругательства.
из нее выпустили воздух, а человек, замолчав, бережно укладывает мертвую
корову у западной стороны алтаря.
сперва на жертвенник, после - на источающую жар стену.
тут безучастная доселе тень вздрагивает, а на смутном лице широко
распахиваются безумные, жаждущие глаза.
пусть память хотя бы ненадолго вернется к тебе.
несмотря на торопливость, ни капли мрачного напитка не проливается на
каменный пол, и бесплотная тень на глазах становится похожей на человека,
тонкие сильные пальцы вцепляются в запястья приносящего жертву, не давая
отдернуть вожделенный ритон; и путник, поначалу было отступивший на шаг,
бормочет:
хочешь, потому что мне надо знать...
Тиринфа? - тихий шелестящий голос идет ниоткуда и одновременно со всех
сторон.
вглядывается в ожившие глаза тени. Тени ли? Нет, перед ним не человек из
плоти и крови - но уже и не тот призрак, которого привел из глубин Эреба
легконогий поводырь.
стене стоял не я. Я Ификл, а не Алкид. Алкид сейчас в Меонии [Меония -
древнее название Лидии; "меоны" - тамошние племена, коренное население], у
Омфалы Лидийской - люди и боги полагают, что Геракл искупает грех
невольного убийства тебя, Ифит-лучник; я же надеюсь, что он искупает свое
безумие... и искупит его навсегда. Но давай не будем об этом вслух даже
здесь...
Лиссу-Безумие в его взгляде, когда он шагнул ко мне, не понимая, кто перед
ним, и есть ли перед ним хоть кто-то... нет, я не виню твоего брата.
что не успел поведать в Тиринфе? Алкид передал мне начало - я хочу дойти
до конца.
так будет лучше. По крайней мере, для меня.
ты кое-что смог бы выпросить у Аида для меня. Но я этого не хочу. Я хочу
покоя и забвения.