нужды прятаться, Я совершил бы требуемые обряды и...
воина. - Я знаю, ты слышишь меня. Ты совершил ошибку, Велиом, и притом очень
большую. Я нашел вас и второй раз не упущу. Ты знаешь, что мне надо. Точнее -
кто мне нужен. Отдай его мне, и разойдемся с миром. Ваши жизни мне не нужны.
Ни твоя, ни твоей дочери, ни вашего наймита. Ты понял меня? Я иду к тебе!
двойной меч; поури вновь попятились, но не от страха, а скорее освобождая
место сражающимся. На появившуюся невдалеке конницу Звияра карлики внимания
пока не обращали.
перед собой посох. Дерево вздрогнуло и загудело, отражая удар обрушившегося
клинка; воин крутнулся вокруг себя, нанося удар вторым клинком, - но посох
опустился всего лишь самую малость, и сталь вновь налетела на преграду.
волшебник, отбивая стремительный прямой выпад - прямо в сердце, - Твой сотник
вот-вот будет здесь, а поури мне еще пригодятся.
посоха рванулось вперед, натолкнулось на подставленный клинок, играючи
разломило его пополам, пробило казавшиеся несокрушимыми доспехи и глубоко
вошло в тело.
выдергивая посох из груди раненого.
наземь. Волшебник несколько мгновений смотрел на поверженного, и лицо его не
покидала странная кривая усмешка, словно ничуть и не нужна была ему эта победа.
упрямо и упорно отбиваться мужичье ополчение. Оно было уже обречено, но кто
среди сражавшихся ведал об этом?..
делать нечего. Надо спешить, а то Велиом опять ускользнет.
как волшебство заплело и спутало все ведшие к нему тропинки. Девочка сидела
на покрытой лоскутным ковриком лавке, поджав к подбородку исцарапанные
коленки. На вид ей можно было бы дать лет семь-восемь: самая обыкновенная
девчонка, каких тысячи в землях Княж-города: курносая, слегка конопатая,
волосы выгорели на солнце почти что до белизны. Скуластое лицо не отличалось
красотой, скорее даже наоборот - малоподвижное, какое-то оцепенелое; и жили на
нем только глаза, чудные карие глаза, большие и мягкие.
но - странное дело - у куклы не было нарисовано ни рта, ни носа, ни глаз.
Пожалуй, другие деревенские девчонки удивились бы даже - как же с такой можно
играть? Пугало какое-то, а не кукла.
было лица. Мама и дедушка запретили ей это раз и навсегда. Девочка хорошо
рисовала, ей не составило бы труда сделать это самой - но этот запрет был
одним из тех немногих, нарушать которые она не могла ни при каких
обстоятельствах. Потому что иначе она погубит всех - и маму, и дедушку, и
дядю. И себя саму она тоже погубит, и никто, никто-никто-никто не сможет ей
тогда помочь.
крошечных цветочных фей, поить их разведенным медком, чтобы они потом сплясали
ей свои чарующие танцы под льющуюся музыку сотен крошечных невидимых арф;
нельзя было разговаривать с наядами и дриадами, хозяйками ручьев и деревьев;
нельзя было ни в кого превращаться - когда она была совсем маленькой, ей
очень хотелось стать мышкой, посмотреть, как устроены их норки: мама успела
остановить ее только в самый последний момент, очень испугалась, плакала,
хотела отшлепать дочь; выручил дедушка, он просто показал девочке посредством
совсем несложного волшебства, что ничего интересного в мышином жилище нет и
быть не может.
одного, зато стоившего, пожалуй, всего остального - никогда не играть с
другими ребятами.
умереть - да, да, по их следам идет кошмарное, страшное чудовище, которое
умеет чувствовать колдовство, и стоит девочке хоть на йоту отступить от
правил...
сомневалась, она просто знала, наверное, с самого рождения. Враг настигнет ее,
придет день, и ей придется сражаться.
посвященного магии трактата. И никто не ведал, что ей вовсе не обязательно
листать страницы, для того чтобы узнать, что написано в них. Она умела видеть
сквозь обложки и переплеты, разумеется, когда хотела. Но, конечно, объяснить,
как она это делает, девочка никогда бы не смогла. "Смотрю по-другому", вот и
все.
мать возится на кухне. Кастрюли и котелки гремели, гремели, гремели, маме
совершенно нечего было делать на кухне, однако она все равно перекладывала там
что-то с места на место, поправляла, переставляла и вновь перекладывала...
сидит в своем кресле с закрытыми глазами и не шевелится, словно мертвый.
Девочка знала - он жив, но он колдует. Очень-очень осторожно, чтобы враг не
смог бы увидеть их, - так же, как она видит буквы сквозь толстую кожу обложек.
какая-то беда. Наверное, опять напали враги. Не враг, именно враги, каких
много в этом мире и которых можно победить простым волшебством или даже
обычной сталью; не тот ужасный враг, при одной мысли о котором она просыпалась
почти каждую ночь - с криком и в холодном поту.
десятью, и с сотней, и с тысячью. Он мастер боя, таких, как он, всего двое в
мире - кроме него. Он победит, как победил зимой, и вернется домой, и они
устроят настоящий праздник, все будут петь, мама станет играть на маленьком
клавесине, а они с дядей - танцевать.
тайком выученных заклинаний, которыми она так гордилась. Пытался кому-то
помочь, наверное, дяде, наверное, враги оказались чуть сильнее или чуть
многочисленнее. Ничего страшного, если не слишком долго.
Остановись! Слышишь?!
помыслить не мог, что сообразительная внучка давно и легко может читать их с
мамой молчаливые беседы. "На сей раз сюда притащились поури. Погибли бы все,
и они добрались бы до нас".
твердо. Книги, заменившие ей друзей, повествовали о величайшем долге
волшебника - защищать простых смертных, не владеющих даром чародейства,
защищать даже ценой собственной жизни.