почувствовал, стоило лишь ему выверить направление и врубить разгонку.
Капсула начала набирать скорость. Да еще как набирать! Ивану, человеку
привычному, космолетчику экстракласса, пришлось залезать в гидрокамеру. Но
это и ничего, до выхода в Осевое измерение он как раз собирался
хорошенечко выспаться. А в Осевое не войдешь, пока к световухе не
приблизишься. То есть, время было.
приносила успеха. Это было выверено досконально. Все те бредни, о коих
писали столетия назад романисты, не нашли в жизни даже отблеска
воплощения, несмотря на то, что существовали и подпространства, и
надпространства, и нульпространства, и сверхпространства... Переместиться
можно было в любом из этих пространств, техника даже XXIII-го столетня
позволяла сделать это. Но вот куда? Ориентиров во всех этих пространствах
не было, испытателей-смельчаков выбрасывало невесть где, а чаще всего, и
вообще не выбрасывало - участь их была неизвестна. Сквозь все эти под- и
надпространства можно было лишь вернуться в исходную точку, туда, где ты
был когда-то. Но попасть в место новое, как попасть на лайнере в
определенный космопорт - нет уж! дудки! Пространство не подчинялось воле
сочинителей, оно жило по своим законам! И во всем этом неизмеримо
огромном, бесконечно-конечном Пространстве существовал одинединственный,
известный землянам, путь - Осевое измерение. Оно было столбовой дорогой
многопространственного Пространства. Только идя по этой дороге, можно было
выйти к намеченному пункту. Человечество заплатило страшную цену на
подступах к этой столбовой дороге и на ней самой-неизмеримые материальные,
энергетические ресурсы были затрачены на прокладывание дорожек к этой
Дороге, каждый шаг - и шажок окроплены человеческой кровью: давно не было
на Земле войн, но шла все одна, беспрестанная Война - война с
Пространством. И всегда побеждало Пространство, не принимая ни правил
ведения войны, ни ультиматумов. Всегда человечеству приходилось
подлаживаться, подстраиваться, приспосабливаться под нечтое Высшее, А
потому и войною это в полном смысле слова нельзя было назвать, ибо не
может слон воевать с муравьем, а амеба с океаном. Гордыня человеческая
бросала на убой десятки тысяч самых смелых, умных, способных, и если
нескольким удавалось выжить на путях своих, они вели следом все новых и
новых - не покоряя Пространства, а учась жить в Нем!
полусумасшедшими. Они рассказывали ужасающие вещи.
"прогулки" по столбовой дороге Пространства. Их уважали, пытались любить,
лелеять, но им не верили, их боялись, от них шарахались. Матери заказывали
своим детям стезю космолетчиков. Профессия эта становилась не только не
престижной, но и малопривлекательной, пугающей, грузной. Лишь самые
отчаянные, презрев общественное мнение, отвергнув насмешки, укоры,
обвинения в неприспособленности и неспособности к чему-то иному, шли в
испытатели. А через какое-то время часть их возвращалась-трясущимися,
облезшими, поседевшими, в гнойных, струпьях и язвах, с безумными
стариковскими глазами и парализованными конечностями. Но их места занимали
другие - среди шестнадцати миллиардов жителей Земли всегда находилась
тысяча-две одержимых и неистовых. Невидимую стену пробивали вполне
осязаемыми, реальными людскими головами-на войне как на войне!
пугали детей испытателями. Все налаживалось. Но желающих пройтись этой
дорогой по собственной воле находилось совсем немного. Кому хотелось
копошиться в своей памяти?! Кому хотелось участвовать в жутком мороке?!
Нет, мало таких было, если уж и шли, так по работе или ради очень важного,
неотложного дела. Не было лучшего испытания для космолетчика, для
профессионала, чем пройтись по Осевому. Если человек ломался, не
выдерживал - не могли его спасти ни восемь лет Предполетной Школы, ни стаж
работы в обычном измерении, ни поддержка начальства - один путь ему
оставался, менять профессию и устраиваться где-то на Земле или ближайших
планетах, спутниках.
проклиная все на свете, ругаясь последними словами, изнемогая в
предсмертном ужасе, давал себе слово, страшную, и ненарушимую клятву, что
никогда и ни за что не сунется больше в Осевое, хоть режь его живьем на
куски, хоть жги каленым железом! И всякий раз он нарушал собственную
клятву, забывая о леденящих кровь кошмарах, о наваждениях, призраках,
голосах, муках, обо всем! Он не мог жить без Дальнего Поиска. А в дальний
Поиск на антигравитаторах не уйдешь!
психотропными, завалился в гидрокамеру, чтобы проспать до самого выхода -
мозг должен был быть свежим, чистым, незамутненным, сновидения должны
очистить его от накопившегося мусора, иначе - гибель! иначе вся эта дрянь
выползет наружу и задушит его! иначе ему не выбраться из Осевого? "Ах,
если бы можно было и в этом проклятом пространстве столбовой дороги спать,
оставаться бесчувственным мешком из плоти! Но нет, по непонятным законам,
существовавшим в непонятном измерении, человек или бодрствовал в нем или
его просто выворачивало наизнанку в самом прямом смысле. Никто не знал,
что испытывали спящие в Осевом - рассказать об этом было некому. Явь же
была чудовищна!
аппаратуру: видео, звуковую, мнемографическую и все прочие... Но Осевое не
оставляло после себя ничего! Из мозга человека можно было вытащить и
заснять всю его жизнь, бытие во чреве матери, можно было размотать по
ниточке мнемограммы его предков - вплоть до первобытных Адама и Евы. Это
обходилось в немалую копеечку и делалось в редчайших случаях. Но это было
возможно, доступно! Из памяти человека, побывавшего в Осевом невозможно
было добыть абсолютно ничего, хотя сам он сохранял обрывочные
воспоминания, какие-то тени воспоминаний. Загадка была неразрешимой,
бились над ней безуспешно! Существовал даже какой-то сверхсекретный проект
Дальнего Поиска в самом Осевом измерении. И существовал уже не одно
десятилетие. Но никто толком ничего не знал, И хотя Иван догадывался, что
двое или трое из его однокашников работали в Осевом, выяснить ничегошеньки
не удавалось - лишь только речь заходила об изучении самой Дороги,
начинали сыпаться бессмысленные шуточки или на него пялили якобы
непонимающие глаза. Нерукотворная Дорога оставалась немым и холодным
сфинксом.
игл-шлангов вонзились в вены рук, ног, шеи. Три минуты ушло на очищение
крови и всего организма от остатков снотворного, психотропных веществ и
прочего, расслабляющего, усыпляющего. Ровно столько же понадобилось, чтобы
накачать его до предела стимуляторами, подготовить к предстоящей схватке с
неведомым. На седьмой минуте Иван почувствовал себя невероятно здоровым,
бодрым, даже могучим, словно он не спал долго и беспробудно. Мышцы
налились поистине богатырской силой, голова прояснилась, натяжение
пружин-нервов ослабло... Ивану все это было не впервой! Но всегда приходил
ему на ум сказочный Илья Муромец, просидевшем сиднем на печи тридцать лет
и три года, но в единочасье воспрявший к жизни от глотка из ковшика калик
перехожих. Правда, в данном случае "глоток" был внутривенным, да ведь это
дела не меняло!
Пора было выбираться из гидрокамеры. Он включил отлив, и камера начала
пустеть, жидкость закачивалась в специальные резервуары, она еще
пригодится. Потом скафандр со всех сторон обдуло теплым, почти горячими
воздушными струями, высушило внешнюю поверхность. Иван откинул шлем назад.
Вдохнул. Приподнялся с кресла-лежанки, оторвал руки от подлокотников -
иглы-шланги тут же с легким шуршанием втянулись в кресло, на поверхности
скафандра не осталось даже следов от их пребывания внутри.
и как всегда в таких случаях никто не знал, что за "бой" ему предстоит,
чего ждать! Осевое было непредсказуемым! Иван спрыгнул с лежанки. До -
перехода оставалось двадцать девять минут.
себя не стоит - от Осевого материальной защиты не существует - и положил
шлем в изголовье. Вышел из гидрокамеры.
к световухе, оставалось совсем немного до переходного барьера. Табло
высвечивало меняющиеся цифры - последние показывали, что скорость капсулы
достигла двухсот девяносто трех тысяч километров в секунду. В баках
оставалось топлива чуть больше, чем требовалось. Иван мысленно
поблагодарил Толика. Но его уже начинали мучать страхи, предчувствия.
Нервы постепенно натягивались.
сразу стало светлее. На предсветовых скоростях чернота Пространства
исчезала, само оно становилось освещенное, ярче, пока не вспыхивало
ослепительнейшим светом мириадов солнц. И это было знакомым Ивану.
левое крыло гравищита, но и в этом месте запас прочности был
семидесятикратным. Иван включил капсулу на полную прозрачность - и сразу
оказался будто летящим без какой бы то ни было поддержки и защиты в
сияющей бездне. Впереди уже высвечивалась малиновая точка-кружок. Там был
барьер!
У барьера никакая автоматика не срабатывала, там можно было надеяться
только на себя - промедлишь долю секунды, исчезнешь навсегда, нажмешь
раньше - барьер отступит, вход в Осевое закроется, и начинай все сначала!
Оставалось двенадцать минут. Иван вытащил из подлокотника черный
поблескивающий тюбик. Откусил зубами крышечку, выдавил содержимое тюбика в
рот. Все его чувства сразу же обострились, глаза стали зорче, нюх и слух
тоньше, мышцы вздулись крутыми буграми, тело сделалось не просто сказочно