минуты зачатия, но там она от неба, от судьбы, от Бога: я не хотел, чтобы
моя смерть, а соответственно, конечно, и жизнь, зависела от киклопа. На
кого бы он ни работал, это вызывало во мне протест. Я хотел выбросить
киклопа из памяти, меня приводила в бешенство сама мысль о том, что именно
киклоп может позвонить мне в любой момент.
неторопливость. "Все, чем занят сегодня мир, это шизофрения, коллективная
шизофрения". Я не хуже Юлая знал: шизофрения не лечится временем.
настигала, в этом всегда просматривается элемент некоей неопределенности,
а где неопределенность, там и надежда. Сейчас никакой надежды я не ощущал;
моя смерть была кем-то определена, она не зависела ни от меня, ни даже от
стечения обстоятельств, она зависела лишь от того, как завтра взглянет на
мое ремесло киклоп Юлай.
лампочки помаргивали не зря. Стоило мне уснуть, стоило мне смежить веки,
успокоить дыхание, как автоматически включалась вся система от пункта
связи до моей комнатушки; сонный, я впитывал яд, сочиненный киклопом. Он
сдирал с меня волевую защиту, проникал в самые дальние уголки
подсознания...
заставило героев пересмотреть свои взгляды... Он вычитал что-то в белесом
полярном небе, что-то такое, что повлияло даже на его собственную душу...
не дочитал рукопись.
я впал в какой-то столбняк. Тем не менее, часов в шесть утра я уже торчал
за стойкой портового бара, весьма затрапезного, кстати.
морским чудищем, - никто ни на кого не обращал внимания. Не тот костюм,
наверное, но, помаргивая зло и сонно, я выглядел здесь своим. По крайней
мере, заглянув мне в глаза, бармен хмыкнул и сразу налил полстакана
какой-то гадости.
странно, хорошо выбритый, он заходил справа и слева, но никак не мог
понять, что мне надо.
пронзительные плоские глазки дрогнули. Иногда, сам знаешь, заваляется
такая игрушка - хранить опасно, хвост за ней, а выбросить жалко. Так вот,
могу предложить... Я выгреб из кармана наличные, не все, конечно, но
большую часть; это все будет твоим. А мне нужно что-нибудь стреляющее. И
не громоздкое. Я знаю, в таких местах всегда болтаются ничейные игрушки с
плоскими хвостами. Зачем это тебе? Выгоднее сбыть такую игрушку, правда?
мне не понравилась, но я видел: он все прекрасно понял. Теперь надо было,
чтобы он поверил.
друга за волосы. Зачем матросам длинные волосы? Спасать друг друга?..
известности. Эти газеты, радио... По мне, чем быстрее мы выкинем друг
друга из памяти, тем лучше для нас обоих. Я заберу игрушку и исчезну, а ты
получишь денежки. Все тихо, мирно. Я в этом отношении вообще человек
идеальный. Увидели меня и тут же забыли, я только рад этому.
Он сгреб со стойки купюры, жадность победила в нем осторожность.
Сунешь мне игрушку в машину, я для этого приостановлюсь. И пусть обойма
будет набита. Терпеть не могу, когда меня обманывают.
наушниками я купил в "Рекорд Хантер". Кафетерий был еще закрыт, правда, и
в карманах у меня ничего практически не оставалось; зато я имел все, что
могло мне понадобиться в ближайшие три-четыре часа. На обратном пути,
возле портового бара, мне сунули в окно пистолет - бельгийскую штучку,
аккуратно перевязанную широким морским платком. След за этой штучкой
тянулся, наверное, очень грязный, иначе хозяин не отдал бы ее, в сущности,
за пустяк.
можно разбудить в болоте.
заранее. Не знаю, какие слова он для меня приготовил, но то, что он
з_н_а_е_т_ эти слова, доказывать мне не надо. Он не станет стрелять в
меня, он не унизится до слежки, до наемных убийц, он просто произнесет в
трубку несколько слов. Остальное я сделаю сам.
- не был уверен, что вернусь. Пистолет холодил живот, я сунул его за пояс;
надев наушники, проверил плейер.
могли!
во всю силу!.. - вопил Гарри Шледер. - Мое имя смрадно более, чем имя
жены, сказавшей неправду мужу!.."
это я сам просил выбрать для меня что-нибудь погромче. Этот Шледер, он
ведь просто поет, старается петь. Он не отнимает молоко у грудных детей и
не убивает птиц бога...
ним сейчас шли в паре, и я болел за его луженую глотку.
ржавые остовы, обломанные мачты. Разбитые черные корпуса парили, но тумана
не было. Океан просматривался до самого горизонта, черный и тихий, слабо
отсвечивающий под мостками, под бортами давно отживших судов, и совсем
темнел вдали под черной горой туч, сносимых ветром к востоку.
довольно далеко от берега.
вопили чайки, то стон, то скрип перебивал неясные, даже загадочные шорохи.
Кривые обломанные мачты, нежилые надстройки, запах смерти, запах
одиночества...
лодку.
знал Юлай, не должны дойти до моих ушей. Теперь я был рад, что мне выдали
именно запись Гарри Шледера, а не кого-нибудь из этих ребят с высокими
бархатными голосами...
всех встреч, вечеринок, поездок. Если слова-ключи известны кому-то, кроме
Юлая, я сделаю все, чтобы обо мне забыли. Протянул же Беллингер
одиннадцать лет! Главное, не дать им повод для раздумий.
тут ничего не найдешь, а днем можно наткнуться на какого-нибудь бродягу.
шефа я должен увидеть. Должен.
стук мотора.
нацепил наушники и включил плейер на полную мощность. Никто услышать меня