Чтение 18–й страницы книги ~Верная возможность~

- дом имел форму буквы "П". Сзади раздался еще один выстрел. Нет, мне
повезло, - сержант вне всякого сомнения стрелял препаршиво.

Следующие два выстрела прозвучали почти что слившись в один. Я на
ходу оглянулся. Милицейский автомобиль уже выехал из-за угла, и шофер
стрелял из-за капота, опершись на него обеими руками. С таким упором можно
и будучи с рождения членом Всероссийского общества слепых попасть, - решил
я и неожиданно увидел справа от себя подъезд.

Я совсем забыл, что в таких домах есть как минимум один проходной
подъезд, обычно, правда, закрытый с противоположной двору стороны на ключ.
Но в данном случае это не могло быть для меня преградой. Собрав все свои
силы, я разбежался и корпусом ударил в дверь. Никакого эффекта - она,
конечно, открывалась наружу.

Неожиданно из подъезда вышел дед с ребенком, раскрыв дверь перед
самым моим носом. Я оторопело посмотрел на него, а он - на меня. Только
идиот мог ломиться в дверь, не проверив, открыта ли она!

Я скользнул в подъезд. Там было темно и неуютно, но все эти вражеские
происки вкупе с отвратительным запахом не смогли нарушить четко
скоординированной работы моего мозга.

Первым делом я вытер лицо подолом рубахи, после чего заправил ее в
штаны. Следующей моей мыслью было - повязать галстук, но последний раз я
таковой использовал, чтобы быть допущенным на прием в честь ганского
посла. Поэтому соблазнительную идею - замаскироваться под заезжего
миллионера - мне пришлось к великому своему сожалению выбросить из головы,
тем более, что незашнурованные кроссовки все равно бы меня выдали.
Зашнуровав их, я вышел во двор.

Сдуру. Я понял это сразу же, как только увидел выворачивающий как раз
в это время из-за угла дома милицейский "жигуль". Пришлось вернуться
обратно в подъезд и снова попытать счастья с другой стороны дома.

И счастье снова улыбнулось мне. С соседней улицы выворачивал
троллейбус. Его улыбающаяся морда с круглыми глазами-фарами так и
призывала меня: "Давай сюда, друг!"

- Даю, друг, - сквозь зубы процедил я и припустил со всех ног.

До остановки было метров сто, но мои отбитые нижние конечности,
казалось, поняв, что сейчас не время своевольничать, на этот раз не
подвели меня. Через несколько секунд я уже находился в чреве уютно
гудящего существа. Как раз вовремя - приближался вой сирен.

Злорадная улыбка наконец-то коснулась моих глаз: плохо работаете,
господа милицейские. Взгляд мой упал на симпатичную девушку в серой
мини-юбке - она с недоверием и испугом разглядывала мой костюм. Я
улыбнулся ей еще шире.

- У вас не найдется лишнего талончика? - Майк Тайсон среди
контролеров нашего города не числился. Но мне сейчас хватило бы и
Маленького Мука.

Чтобы добраться до вокзала, мне понадобилось сменить три троллейбуса
- я опасался хвоста. Зато на вокзале, где помятых морд было больше, чем
где бы-то ни было, я мог ничего не опасаться.

Конечно, можно было нарваться на облаву, но вероятность подобного
события в нашем городе приближалась к вероятности наблюдения в нем
свистящего на горе рака. И совсем не из-за того, что город располагался на
равнине.

Прибыв в сей край обетованный, я напрямую прошагал в туалет, где
устроившись в кабинке и заперев за собой дверцу, прежде всего принялся
изучать газету.

Под идиотским заголовком красовалась моя фотография. На ней был
изображен человек, который в жизни своей и мухи не обидел, а в момент,
запечатленный на снимке, как раз провожал в последний путь таракана, долго
и счастливо прожившего у него на кухне и трагически скончавшегося от
регулярного переедания.

Под фотографией помещалась сноска, предлагавшая читать о подробностях
на второй странице. Все остальное пространство на первой полосе занимала
леночкина статья о боеголовках, проиллюстрированная двумя фотографиями
полковника Хмелько - в военной форме и в гражданском, - сегодняшняя.

Кроме событий, свидетелем и непосредственным участником которых я был
сегодня утром на площади перед "потаскухой" (о моем участии, правда,
сказано ничего не было), в леночкином опусе излагались интервью, взятые ею
по телефону у заместителя генерального директора завода и его главного
инженера. Самого "генерала" ей найти не удалось.

И заместитель и главный в один голос утверждали, что все слухи о
боеголовках - чистый вымысел и являются измышлениями определенных кругов,
поставивших своей целью поссорить братские славянские республики. Но меня
гораздо более, чем эти ярые проявления интернационализма, заинтересовали
сами фамилии сих ответственных лиц. Главного звали Рамиз Фаталиевич
Фаталиев, а зама - ...Лев Алексеевич Борисов.

Я хлопнул себя рукой по голове и издал неприличное восклицание, в
ответ на которое в соседней кабинке беспокойно зашевелились и зашуршали
бумагой. Как же я мог забыть, - ну, конечно же, с этим таинственным
прелюбодейцем я несколько раз сталкивался, когда вкалывал на "потаскухе".
Да и его пристрастие к молодым крепеньким девочкам и свежему лесному
воздуху было прекрасно известно всем работавшим на заводе.

На второй странице под пошлой шапкой "Мое оружие - факт" была
напечатана статья, которую я надиктовал прошедшей ночью, сопровождавшаяся
комментарием Поддубного, где он пояснял, что данный материал был доставлен
в редакцию сегодня утром в запечатанном виде неизвестной женщиной, которая
после этого немедленно скрылась, и что о моем местонахождении сотрудникам
газеты ничего неизвестно, а как только будет известно, так сразу же будет
сообщено куда следует.

Я вздохнул. Хорошо еще не написали, что женщина была в маске и на
ходулях.

На третьей странице красовалась фотография Фронта с выпученными
глазами и признанием на шее. Текст последнего читался просто замечательно,
и я мысленно похвалил Потайчука - выражать свои чувства вслух в этом
богоугодном заведении я больше не решался.

Снимок был окружен едкой статьей, в которой Валерка вовсю живописал
побоище в лесном домике и мордовал правоохранительные органы, у которых
под носом происходят мафиозные разборки, в то время как они гоняются за
бедным журналистом, попавшим в сети той же самой мафии.

"...Конечно, выставить роту ОМОНа, чтобы она поупражнялась в стрельбе
по попавшему в беду парню, гораздо легче, чем поддерживать порядок в
городе и держать в узде распоясавшуюся организованную преступность. А
может, просто кто платит, тот и музыку заказывает?" - такими словами
заканчивался последний абзац статьи.

На четвертой странице размещался прекрасный фотоотчет о положении на
гошиной даче на момент прибытия на нее Потайчука. К нему был "подвязан"
снимок в жопу пьяного начальника городской милиции, неизвестно как и
откуда добытый.

Полковник был снят в голом виде, с одной лишь простынкой, накинутой
на мощные чресла - видимо, после баньки. В целом эта фотография
великолепно вписывалась в изобразительный ряд - гора бандитских трупов и
мирно отдыхающий после напряженного трудового дня милицейский чин. Мол, в
Багдаде все спокойно.

Обрадовавшись за родной печатный орган, я, презрев все моральные
устои, а также правила поведения российских граждан в общественных местах,
захлопал в ладоши. Затем, оставив газету для дальнейшего ее использования
другими посетителями заведения, я покинул кабинку и, подойдя к
рукомойнику, принялся приводить себя в порядок.

Из зеркала над раковиной на меня глянула чья-то страшная рожа. На
голове запеклась кровь, лицо расцарапано, одежда явно с чужого плеча.
Окинув этого типа критическим взглядом, я решил удалить с него следы крови
и больше ничего не трогать. Теперь мою фотографию могли распространять
хоть по спутниковой связи - ни один человек не сможет распознать меня в
этом бомжеватом мордовороте. Даже любимые женщины, чтоб им провалиться.

Выполнив намеченное, я осмотрел левое плечо, пораженное сержантской
пулей, и с удовлетворением обнаружил, что с него всего лишь содрана кожа.
Зато пиджак в этом месте был порван, что придавало моему внешнему виду
некоторый на мой взгляд, э-э-э, шарм. Женский идеал должен оставаться
женским идеалом даже в такой ситуации!

Выкурив сигарету, я покинул вокзальный гальюн и стал искать
телефон-автомат поуединеннее. Мой ищущий взгляд был истолкован
неправильно, и ко мне тут же приклеилась какая-то грязная неопределенного
возраста бомжиха.

- Давай, - она подмигнула мне. - Давай, я - за стаканчик.

- Ай ам америкэн тоурист, - отшил я ее. - Ай фак фор хард керринси
онли, мать твою.

Последнее выражение она поняла без перевода. Но вообще было даже
чуть-чуть приятно - женщины еще не потеряли ко мне интереса, а значит есть
чего ради бороться за свою жизнь.

По вестибюлю расхаживал вооруженный милиционер, который, однако,
никакого интереса к моей персоне не проявлял, как, впрочем, и ко всей
остальной теплой компании нищих, калек, попрошаек, цыган и прочих
полукриминальных элементов, сновавших по вокзалу. Наверняка и я бы вел
себя точно так же, когда бы мне ежесуточно отстегивали столько же, сколько
этому стражу порядка.

Телефон отыскался в углу комнаты матери и ребенка, прямо перед входом
в милицейский пост, по соседству с лотком торговца порнографической
прессой. Я набрал редакционный номер и гнусавым голосом попросил
Потайчука. Трубку, как мне показалось, сняла Леночка, но точной
уверенности в этом у меня все-таки не было.

- Да, - раздался через минуту раздраженный валеркин голос.