то ли кустов, то ли деревьев в подобия свернувшихся на солнце ящеров.
Кое-где еще цвел олеандр, крупные розовые и красные цветы отчетливо
выделялись на фоне грубоватой кожистой зелени кустарника. Устремляли в
небеса вершины тополя и кипарисы; разлапистые и приземистые, застыли
можжевеловые деревья, пахло огуречной травой, мускатным шалфеем и ирисами.
степям они были нежно-голубыми, с аккуратной желтой прожилкой, или просто
голубые - исчезающей голубизны, почти сливающейся с белым цветом. Высокие
и упругие, они гордо поднимали к нему изящные бородатые головки. Но у
подножия гор ирисы становились ниже. Здесь лепестки у них были широкие и
темно-синие, совсем как глаза Гильгамеша. Такие ирисы росли островками во
влажных впадинах рядом с первыми соснами горных склонов. Их тонкий,
изысканный аромат Большой жадно втягивал ноздрями.
Гильгамеш срывал лепестки губами и жевал, закатывая глаза. - Но я никогда
еще не спал с такой женщиной! Я даже не знаю, кто она! Кто она? -
изображая любовное безумие, он смотрел на Энкиду, а тот похохатывал.
судорогах сухожилия, корнями сосен. Только там они становились совсем
черными, и запах вместо сладковатой изысканности потчевал мертвенной
сухостью.
беспокоил урукцев.
горы?
соснового леса тени. Тени эти походили на странных бесформенных животных,
подглядывающих за людьми. - Дышат и наблюдают. Впрочем, не беспокойся.
Беспокоиться будем завтра.
холоднее. Степная живность, вытесненная летним жаром к предгорьям и
кишевшая вокруг лагеря урукцев, здесь исчезла. Кругом стояла тяжелая,
подернутая белесыми разводами паутины, тень. Даже небо, пробивавшееся
сквозь разрывы между древесными кронами, казалось более мрачным, темным.
Звук от шагов тонул в массе мха, то влажной, то сухой и колючей, ноги
опутывали побеги папоротника. Сосны стояли где редко, где часто - и тогда
путешественникам приходилось взмахивать топорами, срубая острые ветви,
норовившие расцарапать тело, выколоть глаза. Сосны сменялись другими,
неизвестными людям сортами деревьев, впрочем, здесь все они были на одно
лицо - тусклые, враждебные.
по нему повел урукцев к вершине. Созданный Энки шел первым, положив на
плечо любимую палицу и оживленно поглядывая по сторонам. За ним следовал
подчеркнуто невозмутимый Гильгамеш, а потом - молодцы из Кулаба: нос в
затылок, след в след. Руки урукцев не выпускали оружия, они не
разговаривали и косились на деревья, каждое мгновение ожидая нападения
если не Хувавы, то его подручных. Однако день прошел без каких-либо
происшествий. Горы равнодушно пропускали их; не будь все вокруг настолько
безжизненно, путешественники решили бы, что рассказы о Хуваве - выдумка.
Но даже насекомые не нарушали молчания заколдованных мест.
костры посреди одной из редких в здешних лесах полян. Ночью тьма была
совершенной, даже звезды не могли пробиться сквозь странную холодную
пленку, застилавшую небо. Только жадное полыхание кругом охвативших лагерь
людей костров подбадривало путешественников.
- Я помню: во сне она пахла так же.
решительности, которая проявилась на его лице в последние дни. Впервые
степной человек видел в глазах брата и ту, кошачью, внимательность и
внимание самого Гильгамеша. "Это его Отец, - думал про себя Созданный
Энки. - Сейчас вместе с ним смотрит на костер Лугальбанда. Интересно,
знает ли об этом брат?"
завтра мы встретимся с Ним.
Энкиду насчитал, что за два дня они одолели шесть гряд. Зато когда им
открылась седьмая, путешественники остановились и разом воскликнули: "Ну,
вот!"
смотрела Гора Хуррум. Словно в пику окружавшей ее пустынности, эту гору
переполняла жизнь. Оттуда доносились птичьи трели, вдоль провала бежала
лань, яркое солнце заливало вершины кедров. Когда белые барашки облаков
закрывали лик Уту, по склонам Хуррум текли стайки причудливых теней. Сами
кедры чем-то напоминали можжевеловые деревья - и, одновременно, отличались
от них, как отличается черноголовый от какого-нибудь бормоталы.
Черноголовые созданы для богов - так же и кедры были созданы для богов.
Величественные, царственные, они просторно разбросали свои кроны над
бессмертной горой. В каждом из них угадывалось горделивое упорство,
казалось, будто кедры сами осознают свою значительность. Очевидцы первых
шагов созданного могучим дуновением Энлиля мира, они были прекрасны
древней, нетронутой дикостью. Да и кто осмелился бы тронуть эти неохватные
стволы, эти корявые, могучие, властно раскинутые ветви?
Несколько сосен, вырванных с корнем неизвестной силой, были перекинуты
через пропасть.
Энкиду.
бессмертной горы, Гильгамеш стал спускаться к необычному мосту.
медленно-медленно, как ребенок, который только учится ходить, стал
продвигаться по соснам на другую сторону провала. Урукцы замерли. Они
ожидали подвоха: вот сейчас, думалось им, сосны рассыплются, переломятся и
Созданный Энки полетит в бездну. Но он беспрепятственно перебрался на
другую сторону и махнул рукой остальным: "Идите!"
гору Хуррум. Та не сотряслась, не возопила, но, раздвинув заросли
олеандра, росшие здесь на краю пропасти, люди замерли в изумлении.
оплавленными, базальтовыми плитами дорога. Прямая как стрела, тенистая от
нависающих крон кедров, она поднималась к вершине горы. А там виднелось
еще одно дерево - древо всех деревьев, размером с башню. В дупле,
темнеющем у его корней, мог бы поместиться целый дом.
темнеет у него в глазах, как подкашиваются ноги, он непроизвольно
опустился на колени.
пота. - Наверное, это Он. Он смотрит и вытягивает силы.
Проговорил его он с трудом, словно здешние кедры терпели только
почтительно-уступающее "Он". Зато произнеся "Хувава", Большой ощутил, как
в его сердце, в затылке, в глазах собирается сила. Он засмеялся - уже без
всякого усилия. - Столько одолели гор, Энкиду, неужели мы будем столь
жалки, что не взберемся на вершину этой? Перед нами прямая дорога! Нарубим
кедров, прогоним отсюда зло - и, славя Уту, отправимся домой. Не думай о
смерти, тогда тебя не настигнет слабость. Ты не боялся героев Аги Кишского
- чего же бояться деревьев? Сообрази: хозяин этих мест один, нас же двое.
Дотронься до ожерелья, которое подарила матушка. Вспомни, вместе с нами
идут Лугальбанда и Уту. Оглянись, посмотри на молодцов. Они ступили на
гору Хуррум, теперь их уже ничто не остановит! Вот как нас много, а Хувава
один! Один!
с братом они вглядывались в дорогу. Однако та была пуста, голос раздавался
откуда-то со стороны.
жадно тянулись к человеческой плоти, стволы надсадно трещали, словно
деревья хотели вырвать из земли свои корни.
вы по земле, на которой боги разговаривают друг с другом!
прокричал Гильгамеш. - Тогда услышь нас, Уту! Во славу твою, во имя твое
мы пришли сюда. Прими нашу силу так же, как ты принимаешь жертвы в храме
Кулаба. Мы служим тебе, не отворачивайся от тех, кто предан. Помоги нам;
здесь нас хотят одолеть темные, злые ветра. Так дай же нам своей,
солнечной мощи!
кедры. Она скручивала тени в узкий черный жгут, пляшущий как змея перед
Гильгамешем. Чернота постепенно разгоралась бледным, мертвенным сиянием.
Похожее на сиреневые огоньки, прыгающие ночью по гнилушкам, оно было более
интенсивным и непереносимо холодным. Служители Кулаба непроизвольно
Посняков Андрей
Белоусов Валерий
Грабб Джеф
Березин Федор
Круз Андрей
Посняков Андрей