что он остановился секунд за пять...
странность противоречит моей гипотезе...
сил.
- наемных убийц подсылать...
пришел насчет совсем другого.
Наумович. - С Волошиным.
людей опасаюсь.
очень, вот вам и кажется. Только что ж? Дедушка старый, ему все равно.
проржавевшая, согнувшаяся в три погибели воля. И я сказал:
над этим "е" поставить.
старика. Решили отправиться к бесу в гости вдвоем, завтра же, сразу после
работы. Не знаю, как спал в ту ночь Моисей Наумович. А я вряд ли провел ту
ночь намного веселее, чем "черные полушубки" на мосту через Большой
Овраг...
в "Черемушки", когда уже совсем стемнело. Тихо было в "Черемушках", ни
голосов не было слышно, ни звонких скрипов снега под ногами прохожих, а
собаки здесь словно никогда и не водились. Тишину компенсировал свет.
Необычайно, непривычно ярко сияли уличные фонари, ослепительными, жуткими,
как выстрелы, вспышками неисправных дневных ламп прерывисто озарялись
пустые витрины магазинов, жужжали от напряжения уцелевшие лампочки над
подъездами. И никого мы не видели по дороге, только раз я заметил в
проулке машину с погашенными фарами и возле нее едва различимую темную
фигуру. Мимолетно подумалось, что за домом Волошина наблюдают.
лестнице. Поднимались медленно, через каждые пять-шесть ступенек
останавливались, чтобы дать передохнуть Моисею Наумовичу, которого сразу
начала мучить одышка. Лицо у него, хоть и с мороза, было серое. И я снова
со страхом подумал о всяких возможных и невозможных неожиданностях,
которые сейчас нас поджидали. Мы поднялись на предпоследнюю площадку и
остановились.
сверху вниз и приветливо ухмылялась всем своим блиноподобным ликом. Я
догадался, что это тетка Дуся, о которой рассказывала наша Грипа: кто же
еще на ночь глядя мог торчать перед дверью квартиры колдуна и беса? И я
произнес:
Ким Сергеевич уже ждут вас, проходите, пожалуйста...
Удивляться? Еще чего. Пугаться? Куда уж дальше. Восхищаться? Это бы и
можно было, наверное, но у меня, по крайней мере, Ким не вызывал этой
счастливой эмоции. Не Кио. Не Мессинг. Бес, губитель, невнятная
смертельная угроза. И вообще, если на пороге бесовского логова начинать с
удавления, или страха, или тем более с восхищения, то кончать уже нужно
будет целованием стоп. Или там копыт. Вон на шабашах, по слухам, беса
целуют в задницу. Нет, это не для нас.
последний пролет.
звонка.
лестнице.
занавесочки, цветные репродукции в рамочках, под ногами половички... И так
же почти не задела моего сознания бледная Люся в домашнем халатике,
сидевшая на кровати, и совсем почти не заметил я крошечную девчушку у нее
на коленях, обнимавшую мать за шею тонкими белыми руками...
кончилось. Все внимание мое сошлось на бывшем моем школьном друге Киме
Волошине. Господи, когда я в последний раз видел его? - думалось мне. Два,
три года? Пять лет назад? Сейчас он казался мне непомерно громадным. Он
сидел у стола, зеркально лысый, с черной бархатной повязкой через лицо, в
застегнутом доверху фиолетовом архаике. Разглядывал нас воспаленным глазом
и кривил в неприятной усмешке узкие сухие губы.
Чаю-водки тоже не предлагаю. По той же причине...
посиди у Дуси, я потом позову.
склонив голову, словно прислушиваясь. Лицо его сморщилось, и он проговорил
с ужасным сарказмом:
обижусь, осерчаю... Вы, как возвращаться будете, скажите им, чтобы
убирались. Они рядом, за углом... Скажите, срок даю до полуночи. Дольше
мне не удержаться.
раздавлю. Хотя, если подумать, что мне сорок грехов?..
бежал? Ошибаешься, Мойша, брешешь. Не более я бежал из твоего ада, чем
младенец при родах бежит из материнской утробы. Подробнее объяснить не
умею, так что понимай как хочешь. Теперь второе твое дело, Мойша. Проникся
ты сочувствием к своим ташлинским компатриотам и пришел упросить меня
покинуть город и удалиться в иные края... А куда мне удаляться - об этом
ты подумал? Хочешь просто пересадить скорпиона со своей шкуры на кого Бог
пошлет? На хохлов? На прибалтов? На эвенков каких-нибудь? Конечно, лучше
бы скорпиона туда, за бугор, так поступают советские люди, ага? Ты ведь
правильно понял, Мойша, я везде сам собою останусь, измениться не могу!
"Мститель из Эльдорадо"? Там один герой, мексиканский атаман, говорит:
"Как увижу китайца, удержаться не могу, сразу ему уши отрезаю..." Помнишь?
понял. Я ему об ушах, а он мне о мести... Ладно, проехали.
там, месть - не об этом же речь! Ким, нельзя же становиться врагом всем
людям! Уходи, где тебя не знают, затаись, замри! Горе тебе, если все
против тебя ополчатся! Горе и тебе, и людям! Подумай о жене, о дочке...
Отрекись от силы, которой ты владеешь! Ты же был славным парнем, Ким...
Вспомни о бедной Нине своей, она бы никогда тебе не простила!
сине-багровой кровью.
встать между нами.
язык, худо будет!
со мной, как с собачками на Пугачевке? Или как с Барашкиным? Или как с
девочкой соседской? Так угощайся, мой злодей, не стесняйся, мой славный!..
зазвенело, перед глазами поплыли красные пятна, противная слабость
поползла от ног по всему телу. И вдруг Моисей Наумович сорвался с места.