Чтение 18–й страницы книги ~Отель "У Погибшего Альпиниста"~

припомнить, кто находился в столовой между половиной девятого и половиной
десятого?

Дю Барнстокр взялся за лоб длинными белыми пальцами.

- М-м-м... - произнес он. - Это будет посложнее. Я ведь был занят
игрой... Ну, естественно, Мозес, хозяин... Время от времени карту брала
госпожа Мозес... Это у нас за столиком. Брюн и Олаф танцевали, а потом...
нет, пардон, еще до этого... танцевали госпожа Мозес и Брюн... Но вы
понимаете, мой дорогой инспектор, я совершенно не в состоянии установить,
когда это было - в половине девятого, в девять... О! Часы пробили девять,
и я, помнится, оглядел зал и подумал, как мало народу осталось. Играла
музыка, и зал был пуст, танцевали только Брюн с Олафом... Вы знаете, это,
пожалуй, единственное ясное впечатление, которое осталось у меня в памяти,
- закончил он с сожалением.

- Так, - сказал я. - А хозяин и господин Мозес хоть раз выходили
из-за стола?

- Нет, - сказал он уверенно. - Оба они оказались чрезвычайно
азартными партнерами.

- То есть в девять часов в зале было только трое игроков, Брюн и
Олаф?

- Именно так. Это я помню совершенно отчетливо.

- Хорошо, - сказал я. - Теперь вернемся к вам. Итак, после того как
все разошлись, вы посидели еще некоторое время за карточным столиком,
упражняясь в карточных фокусах...

- Упражняясь в фокусах?.. А, вполне возможно. Иногда в задумчивости
я, знаете ли... даю волю своим пальцам, это происходит неосознанно. Да.
Затем я решил выкурить сигару и направился сюда, к себе в номер. Я выкурил
сигару, сел в это кресло и, признаться, вздремнул. Проснулся я словно бы
от какого-то толчка - я вдруг вспомнил, что в десять часов обещал реванш
бедному Олафу. Я взглянул на часы. Точного времени не помню, но было самое
начало одиннадцатого, и я с облегчением понял, что опоздаю ненамного. Я
наскоро привел себя в порядок перед зеркалом, взял пачку ассигнаций,
сигары и вышел в коридор. В коридоре, инспектор, было пусто, это я помню.
Я постучал в дверь к Олафу - никто не отозвался. Я постучал вторично, и
снова без всякого успеха. Я понял, что господин Олаф сам забыл о реванше и
занят какими-нибудь более интересными делами. Однако в таких вопросах я
страшно щепетилен. Я написал известную вам записку и приколол ее к двери.
Затем я честно прождал до одиннадцати, читая вот эту книгу, и в
одиннадцать лег спать. И вот что интересно, инспектор. Незадолго до того,
как вы с хозяином принялись шуметь и стучать в коридоре, меня разбудил
стук в мою дверь. Я открыл, но никого не оказалось. Я лег снова и больше
уже не смог заснуть.

- Угу, - сказал я. - Понятно. Значит, с того момента, как вы
прикололи записку, и до одиннадцати часов, когда вы легли спать, не
произошло больше ничего существенного... не было никакого шума, движения?

- Нет, - сказал дю Барнстокр. - Ничего.

- А где вы были? Здесь или в спальне?

- Здесь, сидел в этом кресле.

- Угу, - сказал я. - И последний вопрос. Вчера до обеда вы не
разговаривали с Хинкусом?

- С Хинкусом?.. А, это такой маленький, жалкий... Постойте, мой милый
друг... Да, конечно! Мы же все стояли возле душа, помните? Господин Хинкус
был раздражен ожиданием, и я успокоил его каким-то фокусом... Ах да,
леденцы! Он очень забавно растерялся тогда. Обожаю такие мистификации.

- А после этого вы с ним не разговаривали?

Дю Барнстокр задумчиво сложил губы куриной гузкой.

- Нет, - сказал он. - Насколько мне помнится - нет.

- И не поднимались на крышу?

- На крышу? Нет. Нет-нет. На крышу я не поднимался.

Я встал.

- Благодарю вас, господин дю Барнстокр. Вы оказали следствию помощь.
Я надеюсь, вы понимаете, насколько неуместны были бы сейчас новые
мистификации. (Он молча замахал на меня руками.) Ну, вот и хорошо. Я очень
советую вам принять таблетку снотворного и лечь спать. На мой взгляд, это
лучшее, что вы можете сейчас сделать.

- Я попытаюсь, - с готовностью сказал дю Барнстокр.

Я пожелал ему спокойной ночи и вышел. Я направился разбудить чадо, но
тут я увидел, как в конце коридора быстро и бесшумно захлопнулась
приоткрытая дверь номера Симонэ. Я немедленно повернул туда.

Я вошел, не постучавшись, и сразу понял, что поступил правильно.
Через открытую дверь спальни я увидел, как великий физик, прыгая на одной
ноге, сдирает с себя брюки. Это было тем более глупо, что в обеих комнатах
номера горел свет.

- Не трудитесь, Симонэ, - произнес я угрюмо. - Все равно вы не
успеете развязать галстук.

Симонэ обессиленно опустился на кровать. Челюсть у него тряслась,
глаза вылезли из орбит. Я вошел в спальню и остановился перед ним, засунув
руки в карманы. Некоторое время мы молчали. Я не сказал больше ни слова, я
просто смотрел на него, давая ему время осознать, что он пропал. А он под
моим взглядом все более сникал, голова его все глубже уходила в плечи,
волнистый унылый нос становился все более унылым. Наконец он не выдержал.

- Я буду говорить только в присутствии своего адвоката, - объявил он
надтреснутым голосом.

- Бросьте, Симонэ, - сказал я с отвращением. - А еще физик. Какие вам
тут, в задницу, адвокаты?

Он вдруг схватил меня за полу пиджака и, заглядывая мне в глаза снизу
вверх, просипел:

- Думайте, что хотите, Петер, но я вам клянусь: я не убивал ее.

Наступила моя очередь присесть. Я нащупал за собой стул и сел.

- Подумайте сами, зачем это мне? - страстно продолжал Симонэ. - Ведь
должны же быть мотивы... Никто же не убивает просто так... Конечно,
существуют садисты, но они ведь сумасшедшие... Тем более такое зверство,
такой кошмар... Клянусь вам! Она была уже совсем холодная, когда я обнял
ее!

На несколько секунд я закрыл глаза. Так. В доме был еще один труп. На
этот раз - женщина.

- Вы же отлично знаете, - горячечно бормотал Симонэ, - преступлений
просто так не бывает. Правда, Андре Жид писал... Но это все так, игра
интеллекта... Нужен мотив... Вы же меня знаете, Петер! Посмотрите на меня:
разве я похож на убийцу?

- Стоп, - сказал я. - Заткнитесь на минуту. Подумайте хорошенько и
расскажите все по порядку.

Он не стал думать.

- Пожалуйста, - с готовностью сказал он. - Но вы должны поверить мне,
Петер. Все, что я расскажу, будет истинная правда, и только правда. Дело
было так. Еще во время этого проклятого бала... Да она и раньше давала мне
понять, только я не решался... А в этот раз вы накачали меня бренди, и я
решился. Почему бы нет? Ведь это же не преступление, не правда ли? Н-ну, и
вот часов в одиннадцать, когда все угомонились, я вышел и тихонько
спустился вниз. Вы с хозяином несли какую-то чепуху в каминной, что-то там
о познании природы, обычная ерунда... Я тихонько прошелся мимо каминной -
я был в носках - и прокрался к ее номеру. У старика света не было, у нее -
тоже. Дверь ее, как я и ожидал, была не заперта, это сразу придало мне
бодрости. Темно было - хоть глаз выколи, но я различил ее силуэт. Она
сидела на кушетке прямо напротив двери. Я тихонько ее окликнул, она не
ответила. Тогда, сами понимаете, я сел рядом с ней и, сами понимаете,
обнял... Бр-р-р-р!.. Я даже поцеловать ее не успел! Она была совершенно
мертвая.... твердая, окоченевшая... Лед! Окаменевшая, как дерево! И этот
оскал... Я не помню, как оттуда вылетел. По-моему, я там всю мебель
поломал... Я клянусь вам, Петер, поверьте честному человеку, когда я
дотронулся до нее, она была уже совершенно мертвая, холодная и
окоченевшая... И потом, я не зверь...

- Наденьте брюки, - сказал я с тихим отчаянием. - Приведите себя в
порядок и следуйте за мной.

- Куда? - спросил он с ужасом.

- В тюрьму! - гаркнул я. - В карцер! В башню пыток, идиот!

- Сейчас, - сказал он. - Сию минуту. Я просто не понял вас, Петер.

Мы спустились в холл навстречу вопрошающему взгляду хозяина. Хозяин
сидел за журнальным столиком, положив перед собой тяжелый многозарядный
винчестер. Я знаком предложил ему оставаться на месте и свернул в коридор
на половину Мозесов. Лель, лежавший на пороге комнаты незнакомца,
проворчал нам что-то неприязненное. Симонэ семенил за мною следом, время
от времени судорожно вздыхая.

Я решительно толкнул дверь госпожи Мозес и остолбенел. В комнате
горел розовый торшер, а на диване прямо напротив двери в позе мадам
Рекамье возлежала в шелковой пижаме очаровательная госпожа Мозес и читала
книгу. Увидев меня, она удивленно подняла брови, но, впрочем, тут же очень
мило улыбнулась. Симонэ за моей спиной издал странный звук - что-то вроде
"а-ап!".

- Прошу прощения, - еле ворочая языком, проговорил я и со всей
возможной стремительностью закрыл двери. Затем я повернулся к Симонэ и
неторопливо, с наслаждением взял его за галстук.

- Клянусь! - одними губами произнес Симонэ. Он был на грани обморока.

Я отпустил его.

- Вы ошиблись, Симонэ, - сухо сказал я. - Вернемся в ваш номер.

Прежним порядком мы проследовали в обратном направлении. Впрочем, по
дороге я передумал и повел его в свой номер. Я вдруг сообразил, что номер
мой не заперт, а там у меня вещественное доказательство. И кстати, не
мешает показать это самое доказательство великому физику.

Войдя, Симонэ бросился в мое кресло, на секунду закрыл лицо руками, а
затем принялся стучать себя по черепу кулаками, как развеселившийся